Как изгибали сталь
Шрифт:
Ответное заявление сопредельного погранкомиссара нас несколько ошеломило. Началось оно с упоминания факта обстрела иранских дорожных рабочих с участка заставы, которая была передана самой первой, угроз и оскорблений в адрес иранских граждан на другом участке. Наш погранкомиссар, извинившись, предложил не ворошить то, что уже было, и расстаться по-хорошему. Но иранский руководитель думал о совершенно ином.
– Господин погранкомиссар, – сказал он, – я очень внимательно выслушал ваше заявление и мне просто нечего сказать по этому поводу, кроме как пригласить вас на торжественный ужин и прогулку по ночному городу. Прежде чем сделать это, позвольте мне решить служебные вопросы с новым погранкомиссаром. Вас эти вопросы уже не касаются, вы просто мои очень дорогие гости.
Пришло время изумиться господину Джангарову, которому было очень неприятно начинать свою
Пограничный город, в котором проходила встреча, имел одно и то же название, как на иранской, так и на магеланской сторонах. Город разделялся Араксом и соединялся металлическим мостом с воротами по центру, которые закрывались на время окончания работы таможни и контрольно-пропускного пункта.
До середины моста с иранской стороны гирлянда горящих лампочек и разбитые лампочки на сопредельной стороне. Иллюминация и разноцветное освещение на иранской стороне и темнота на сопредельной. Открытые лавочки и магазины, заваленные самым разнообразным товаром и закрытые магазины на сопредельной стороне. Веселые, улыбающиеся граждане, гуляющие по улицам, расположившиеся семьями на красиво ухоженных газонах и понурые, злые лица, слоняющиеся по пыльным улицам на сопредельной стороне. Два мира, две системы.
Думаю, что в разделе «светская хроника» приему, устроенному в нашу честь, было бы отведено не менее половины газетного листа и большую часть газетной площади занимало описание блюд и их вкусовых качеств, а также восточных выражений благодарности, произносившихся то с одной стороны, то с другой.
Угощение началось с традиционного чаепития. Густой черный свежезаваренный чай в хрустальных стаканах. К чаю подавался мелко-мелко наколотый сахар, а также яблоки, персики, хурма, бананы, апельсины, лимоны, гибрид апельсина и лимона, сок которого высасывался или выжимался из специально сделанного отверстия, дыни, арбузы, очищенные гранаты и маленькие огурчики-корнесоны. По совету иранского погранкомиссара, я немного подсолил зерна граната. Вкус изумительный.
После чая есть уже не хотелось. Однако после небольшого отдыха был подан плов, один вид которого вызывал сомнения в возможности его съесть.
Это не тот узбекский плов, который мы представляем при слове «плов». Это отварной белый рис, выложенный на индивидуальное блюдо большой горкой, венчающейся рисом, отваренным в шафране (ярко желтого цвета). К рису подаются шашлыки из баранины и индюшатины, а также жареное баранье мясо на косточках. Большое количество огромных луковиц сладкого лука. Стручки горького перца. Запеченные помидоры. Много специй. И всё это запивается большим количеством кока-колы. Плов едят двумя ложками. Печеные помидоры разминают и смачивают ими рис. Все это посыпается перцем и сушеными гранатами. Вкус потрясающий.
После завершающего чаепития (смотри выше) была устроена прогулка по ночному городу, залитому неоновыми огнями. Всюду чистота. Улыбающиеся люди. Большие семьи выходят на улицы подышать вечерней прохладой. Устраиваются с принесенной из дома или купленной в одной из множества лавочек едой прямо на газонах.
Все хорошо в Иране, но паранджи и хиджабы смазывают ощущение реальности происходящего, как бы в одночасье попал в другой век.
Чары сказок волшебных ВостокаИсчезают в тени паранджи,Будто стихло журчанье потокаПо приказу злодея-раджи.В рубаи нам воспетые пэриВ капюшонах и в черных платках,Может быть, я открыл не те двериИ очнулся в прошедших веках.Эй, проснитесь, на улице солнцеНе одни вы себе на уме,Современными стали японцы,Закопав «бусидо» на холме.Теплое прощание на мосту иранской и советской погранкомиссарских делегаций наблюдалось толпой с темной
С этого момента переставала существовать веками стоявшая российско-иранская граница, являющаяся одним из важнейших условий развития нормальных межгосударственных отношений. Все начинается по-новому и иранской стороне такая перспектива не казалась особенно радужной.
Несмотря на заверения нашего командования о том, что отряд выйдет на территорию России боевой единицей, мы вышли без оружия и без техники. Даже Знамя части было в полиэтиленовом пакете, а под чехлом на древке пионерское знамя из музея отряда.
Горячие головы, недовольные медленными темпами принятия решения о выводе отряда, предложили напасть на пост и захватить боевое Знамя части с орденом. Согласно Уставу, это повлечет расформирование части и вопрос о выводе решится сам собой. Какой-то резон в этом есть, а возможностей для этого предостаточно. Мимо Знамени ежедневно и ежечасно ходили и сновали представители той и другой стороны. Достаточно толкнуть часового, обезоружить его и Знамя в руках.
В нормальной обстановке такого бы не допустили. А в этой обстановке, когда не знаешь, о чем думает улыбающийся тебе сослуживец из числа коренных жителей, возможно все. Были такие, которые днем служили одному командованию, а ночью – другому. Этим было хуже всех. Свои им не доверяют, и мы стараемся не поручать им такие дела, срыв которых принес бы нам большой ущерб, и скомпрометировал бы их как «пособников» россиян.
Скрытно, под видом приведения Знамени в походное положение, заменили Знамя. Знали об этом несколько человек из числа командования. Но охрану Знамени усилили. Наконец, настал тот момент, когда часовой у Знамени поприветствовал меня «под козырек». За четверть века службы это было впервые. Остановившись, я увидел, что у часового нет автомата. Кивком головы спросил: «Где?». Часовой жестом показал: «Сдал».
Что лучше: безоружный отряд со Знаменем или вооруженный отряд без Знамени? Так и так дело позорное. По пути в аэропорт впереди отряда «Знамя» в чехле, а за ним знаменный взвод без оружия. Отпущены на милость победителя со Знаменем.
Стройной колонной мы шли в магеланский аэропорт, где нас ждал прибывший транспортный самолет ИЛ-76.
Вертолеты трещат, вертолеты дрожатИ трясет в вертолетах приборы,Я мешками куда-то в угол зажат,Мы взлетаем, сметая заборы.Вертолет наш по метру ползет в высотуВ облаках над хребтами Кавказа,Здесь орлы не летают лишь мы в пустотуУлетаем по воле приказа.Мы могли бы лететь по другому путиНо Кавказ весь пылает в огне,Это Див над людьми лишь слегка пошутил,Обещая всем счастье цветком на окне.Улетел навсегда наш ковер-вертолет,Пусть живут эти люди, как знают,Может, дети когда-то предъявят им счет,В чайхане похлебав с водкой чаю.Честно говоря, мы уходили из Магелана без всякого сожаления. Как у Михаила Лермонтова: «Была без радостей любовь, разлука будет без печали». Мне кажется, что с таким же чувством выходили мои коллеги и из других бывших советских республик. Баба с возу – кобыле легче.
Глава 8. Каспийский прибой
Отлет из Магелана последней партии военнослужащих нашего отряда был обставлен очень торжественно. Прибывший личный состав лежал в тени самолета, ожидая прибытия товарища (или господина) Гейдарова, который хотел лично попрощаться с командованием и пожелать им счастливой дороги.