Как любить детей
Шрифт:
Вторая же подобная ей: „Возлюби ближнего своего, как самого себя“.
На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».
А теперь спросим у Учителя земного, Василия Александровича Сухомлинского: «Учитель, какая наибольшая заповедь мира образования?»
Он нам скажет:
«Возлюби Ребёнка.
Возлюби его сильнее, чем самого себя.
Уверуй, что Ребёнок чище, лучше, честнее, талантливее тебя.
Всего себя отдавай детям.
И только тогда ты сможешь именоваться Учителем».
Вот такая любовь к детям.
Я любил детей, но научился их любить от Василия Александровича Сухомлинского.
Жизнь как Любовь. И смерть как Любовь
О Корчаке я был наслышан ещё в 60-х годах, но, к стыду своему, его произведений не читал. К нему меня направил Василий Александрович. В книге, которую он мне прислал, я вычитал следующее:
«Януш Корчак, человек необыкновенной нравственной красоты… Когда я вскоре после войны узнал о героическом подвиге Януша Корчака, его слова стали для меня заветом на всю жизнь. Януш Корчак был воспитателем сиротского дома в варшавском гетто. Гитлеровцы обрекли несчастных детей на гибель в печах Треблинки. Когда Янушу Корчаку предложили выбрать жизнь без детей или смерть с детьми, он без колебаний и сомнений выбрал смерть. „Господин Гольдшмит, — сказал ему гестаповец, — мы знаем вас как хорошего врача, вам не обязательно идти в Треблинку“. — „Я не торгую совестью“, — ответил Януш Корчак. Герой пошёл на смерть вместе с ребятами, успокаивал их, заботясь, чтобы в сердца малышей не проник ужас ожидания смерти. Жизнь Януша Корчака, его подвиг изумительной нравственной силы и чистоты явились для меня вдохновением. Я понял: чтобы стать настоящим воспитателем детей, надо отдать им своё сердце».
Я сразу собрал все (что было возможно) издания книг Корчака и о Корчаке. Из Польши привезли мне фотоальбом о Корчаке и его Доме сирот, несколько книг на польском языке. Всего этого было мало, но тем не менее помогло мне углубиться в понимание Любви к детям. Я с чувством восхищения, иногда со слезами на глазах читал истории о Корчаке и его чудные книги о детях и для детей. Каждое слово Педагога, в котором жил ещё не свершившийся подвиг, я принимал с трепетом как адресованное лично мне. Каждое слово было пропитано духом героя и воодушевляло меня. Я спешил к детям — к маленьким, старшим, общался с ними, проводил уроки и постоянно упражнялся в проявлении любви к ним по Корчаку, по Сухомлинскому. Я тогда многое приобрёл, многому научился. Как студент, конспектировал наставления Корчака и старался по ним жить. Хотя моя природа и моё сознание принимали от него всё безоговорочно, тем не менее, я понял, как трудно ходить по узким тропинкам к сердцу Ребёнка. А узкая тропинка — это Педагогическая, Учительская Любовь.
Вот какие законы расставил на ней Януш Корчак для неопытного молодого воспитателя:
— Будь самим собой, ищи собственный путь.
— Познай себя прежде, чем захочешь познать детей.
— Прежде, чем наметить круг прав и обязанностей, отдай себе отчёт в том, на что ты способен.
— Ты сам — тот Ребёнок, которого должен раньше, чем других, воспитать, научить.
Тут следуют мудрые пояснения. Одна из грубейших ошибок, говорит Корчак, считать, что педагогика является наукой о Ребёнке, а не о человеке. И вот какой изумительной логикой он это доказывает:
«Вспыльчивый Ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного Ребёнка выманили игрушку; у взрослого — подпись на векселе. Легкомысленный Ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, купил конфет; взрослый проиграл в карты всё своё состояние».
Из этого следует вывод, о котором мир до сих пор не знал, и он должен изменить наше сознание, наше отношение к детям и к самому себе:
«Детей нет — есть люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными впечатлениями, иной игрой чувств».
Корчак наставляет:
— Будь самим собой и присматривайся к детям тогда, когда они могут быть самими собой.
— Присматривайся, но не предъявляй требования.
Следует пояснение:
«Тебе не заставить живого, задорного Ребёнка стать сосредоточенным и тихим; недоверчивый и угрюмый не сделается общительным и откровенным; самолюбивый и совестливый не станет кротким и покорным… Если ты не обладаешь внушительной осанкой и здоровыми лёгкими, то напрасно будешь призывать галдящих к порядку».
Опять наставляет:
— Но у тебя добрая улыбка и тёплый взгляд. Не говори ничего: может быть, они сами успокоятся. Дети ищут свой путь.
— Не требуй от себя, чтобы ты уже сразу был степенным, зрелым воспитателем с психологической бухгалтерией в душе и педагогическим кодексом в голове.
И поясняет:
«У тебя есть чудесный союзник — волшебная молодость, а ты призываешь брюзгу — дряхлый опыт».
Вот еще наставление:
— Не то, что должно быть, а то, что может быть.
И пояснение:
«Ты хочешь, чтобы дети тебя любили, а сам, — обязанный добросовестно выполнять предписанную работу, должен втискивать их в душевные формы современной жизни, современного лицемерия, современного насилия. Дети этого не хотят, они защищаются и должны быть на тебя в обиде».
— Не наказывать, не награждать.
— Ты должен быть для них образцом.
Но вот вопрос:
«А куда ты денешь свои пороки, недостатки и смешные стороны? Попробуешь скрыть. Наверное, тебе это удастся; ведь чем старательней ты будешь, тем старательней дети станут притворяться, что не видят, не знают, и потешатся над тобой, только самым тихим шёпотом».
Эти наставления я впитал в себя как школьник, устремлённый к познанию; как монах, устремлённый к совершенствованию; как артист, устремлённый к выражению. Я понял: очень трудно любить детей по Корчаку, по Сухомлинскому, по Песталоцци.
«Трудно тебе, даже очень трудно, согласен! — говорил „мне“ Корчак. — Но трудности есть у каждого, а вот решать их можно по-разному. Ответ будет лишь относительно точен. Ведь жизнь не задачник по арифметике, где ответ всегда один, а способов решения — самое большее два».