Как много в этом звуке…

Пронин Виктор Алексеевич

Но попал он в места, где ничего этого не было — ни девчушек с загорелыми коленками, ни золотистого коньяка, ни развеселого житья. Но Мишка не разочаровался. Он считал, что так всегда бывает, и привык получать совсем не то, чего хотел.

— Домой еду, понял? — Мишка ткнул локтем своего соседа с клеенчатым портфелем. — Три года дома не был, понял?

Сосед с удивлением посмотрел на него и кивнул. Потом сел поудобней, откинул голову и закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен и что он вполне солидарен с Мишкой.

— Жена ждет, — соврал Мишка. — Пишет, соскучилась. — Он снова ткнул соседа. — Слышь? Она не

знает, что я уже в воздухе. Вот будет потеха, а? — Мишка засмеялся. — На острове три года отбарабанил, а спроси меня — какого хрена я там искал, что нашел, что потерял? — и ответить нечего. Хотя если говорить о потере, то три года, конечно, коту под хвост. Не пойму — зачем я туда поехал? Убей — не пойму. Загорелось — и умотал. Жену молодую оставил, ребят… Ведь зачем-то я это сделал, а? Три года как в угаре, как с похмелья, — Мишка внимательно посмотрел на соседа, словно желая убедиться, знает ли тот, что такое — с похмелья. — Как будто сам себя приговорил к сроку и сам себя выслал… Ха! Если бы я один! Спрашиваю ребят — вы откуда? Из Москвы, говорят. А вы? Из Ленинграда, из Киева, из Ярославля… Из каких городов, а! Живи — не хочу! Спрашиваю — какого черта вы здесь? Смеются. Понял? Сами не знают. Если в срок им дали на год и отправили туда же — удавились бы с тоски. А сами приехали — и по три года живут, и по пять, и совсем остаются… Жен к себе вызывают, детей… А дома ребята, троллейбусы, знакомочки… Представляешь, глотки рвут, все доказывают друг другу, что лучше: Москва или Калуга. Понял? Глотки рвут. А был бы остров еще подальше нашего — и туда поехали бы… Да и я тоже. Лишь бы подальше, подальше, подальше! — как заклинание повторил Мишка, глядя в иллюминатор.

— От чего подальше? — улыбнулся сосед.

— Откуда я знаю… Подальше, и все.

— От жены, без которой жить не можешь? Да? От города, который снится каждую ночь? Да?

— Ты не лыбься, — строго сказал Мишка. — Не надо. Ты знаешь, сколько ребят по островам, по всему Северу, по тайге, по местам, что приравняли к Северу, знаешь?

— А как же! От жены бегут, от алиментов, от долгов…

Мишка удивленно посмотрел на соседа, отвернулся, опять посмотрел, отгородился плечом.

— Зануда ты, — сказал просто, даже как-то с сожалением. — Еще не платишь алименты? Нет? Ну ничего, будут алименты, будут.

— С какой это стати? Я от жены не собираюсь на острова удирать.

— Она удерет, — убежденно сказал Мишка. — Понял? Удерет, — повторил он твердо. — Вот приедешь домой, а на столе записочка… Большой привет, написано, большой поклон.

Сосед ничего не ответил. Он обиженно откинулся в кресле и закрыл глаза. Но не задремал, нет. Под веками глаза его тревожно бегали, будто он в этот момент видел что-то нехорошее, беспокойное.

— Прошу застегнуть ваши ремни, — сказала девушка, выглянув из пилотской кабины.

— А почему вы решили, что мой ремень расстегнут? — тут же спросил Мишка, но девушка не слышала его.

Уже в аэропорту Мишка вдруг заметил себя в большом зеркале и понял, что отличается от людей, которые окружали его. И не только ростом, бородой… главное было в другом. За три года у него появилась вызывающая манера вести себя; сам того не замечая, Мишка будто каждую секунду доказывал право на тот или иной свой поступок, заявлял о готовности постоять за себя. Да еще эти громадные ботинки с рубчатой подошвой, сумка с ремнем через

плечо, свитер толщиной чуть ли не в два пальца… Ему уступали дорогу, сторонились.

Мишка насторожился.

В автобусе он сцепился с парнишкой. Тот был на голову ниже, уже в плечах, но смотрел со спокойной насмешливой улыбкой. «Он даже не верит, что я могу двинуть его, — подумал Мишка. — А ведь я запросто могу двинуть. И это даже не испортит мне настроения».

— Напрасно ты так, — сказал он парню.

— Что напрасно? — улыбнулся тот.

— Я ведь не знаю ваших здесь порядков… могу сделать что-то не так…

— О чем, собственно, вы?

— Давай не будем, — сказал Мишка. — И на «вы» не надо. Понял? — он взял парня за руку чуть пониже плеча, сжал так, что тот губу закусил, и отодвинул его в сторону, потеснив сразу несколько человек.

Мишка сошел на первой же остановке, подивился обилию бутылок в гастрономе, взял пару подиковинней и опустил их в сумку. Он слегка растерялся, увидев на улицах такое множество девушек с открытыми плечами, в светлых легких платьях. Они мимоходом взглядывали на Мишку, иногда он слышал за спиной смех, безобидный, в общем-то, смех.

— Скажите, молодой человек, вы откуда? — спросила его большая девушка с копной рыжих волос. Она улыбалась, смотрела на него открыто и вызывающе. И улыбались две ее подруги.

Мишке показалось, что в этот момент остановилась вся улица, все прохожие и даже продавщицы в киосках вытянули шеи, чтобы посмотреть на него, услышать, что он ответит, и в любом случае — рассмеяться. И Мишка ничего не ответил. Покраснел и прошел мимо. Он совсем лишился уверенности, казался себе неуклюжим и чужим здесь, на своей улице. Даже попав три года назад в Оху, он не оробел, как сейчас, хотя там действительно люди на улице внимательно смотрели друг другу в глаза. В чем дело. Мишка понял в первый же день.

— Извините, — сказала ему женщина, которая шла навстречу, — у вас уши белые.

— А у вас вся спина белая, — не растерялся Мишка, но только войдя в гастроном, сообразил, что хотела сказать женщина. Он не на шутку испугался, увидев в зеркале, что уши его в самом деле белые. Они походили на осколки фарфоровой чашки и только у самого основания слабо отсвечивали розовым.

Мишка криво усмехнулся, вспомнив тот случай. Домой он поехал на автобусе, хотя идти было недалеко и он с удовольствием прошелся бы по городу. Не хотел, чтобы на него пялили глаза. Когда автобус приближался к знакомому перекрестку, Мишка подошел к водителю. Остановка была рядом, но ему хотелось показать всем этим пассажирам, всем этим… в общем, показать, что он знает город не хуже их, что он просто вернулся домой.

— Послушай, друг, — громко обратился он к шоферу, — останови у киоска, а? Понимаешь, встать мне там нужно… Жил я там, понимаешь.

Шофер быстро взглянул на него, ничего не ответил, но у киоска остановил машину.

— Спасибо, друг! — опять громко сказал Мишка и победно оглянулся на пассажиров.

У своего дома он совсем разволновался и от этого стал угрюмее. Его озадачил вид окон, за которыми он жил когда-то. Там висели цветастые шторы, в раскрытую форточку был виден большой абажур, шкаф со стеклянными дверцами… Мишка подождал, пока пройдут ребята, потом его задержала пожилая пара, потом пацаны начали шушукаться, глядя на него не то с восторгом, не то с опаской…