Как на Дерибасовской угол Ришельевской
Шрифт:
А старому Капону это как раз плохо лезет в голову, потому что сколько можно быть генералом, когда бабки уже некуда девать? Так Капон настолько устал от этой армейский жизни, что переговорил с маршалом Моргуновым за отставку. Моргунов же не те психи, которых наштамповал за последние месяцы, он понимает: рядовой должен служить из-под палки, а генерал — это совсем другой пациент. Тем более, такой генерал, как Капон, который вместо капитуляции может устроить последний парад под лозунгом «Погибаю, но не сдаюсь», И в конце концов, кто даст гарантию, что у него нет военного предчувствия атаки противника на их веселую жизнь?
Так что Моргунов прерывает свою гуманную деятельность по призывникам, тем более, что ему
И Майка Пилипчук начинает околачиваться на вернисажах, премьерах и прочей ерунде, будто в этом понимает столько, сколько публика, которая слетается на запах советского творчества. И заводит знакомства при помощи своей фигуры и внешности с разными людьми, за которых Капону имеет смысл снова спорить. В том числе она спуталась с самым популярным писателем Одессы Сергеем Гончаренко.
Сергей Гончаренко был таки-да нашим самым популярным писателем, а та полова, которой он поганил бумагу, попадала до людей только вместе с нагрузкой из Флобера или Достоевского. Он мастерски владел манерой соцреализма и регулярно кропал такую херню, что ее наотрез стонали читать в лите.
Гончаренко часто околачивался за границей, откуда постоянно привозил добро у раздутых чемоданах, и записи встреч в тощем, блокноте. А потом по-быстрому шворкал очередной вклад в советскую литературу и тащил его в издательство «Фонарь». Как профессионал высокого класса Гончаренко с одинаковым отвращением катал книжки за мир и дружбу, рабочих и колхозников, а также персональные воспоминания о выдающихся мастерах культуры собственного пошиба.
И вот как-то этот писатель проходит через таможню после того, как три недели околачивался у одной поганой капиталистической стране, которая до того гниет, что от нее до сих пор воняет на наших улицах. Ну и натурально лепит за месяц очередной шедевр литературы имени Черненко с его дефективной контрпропагандой, а потом с ходу волочит рукопись в этот самый «Фонарь».
Так республиканское издательство «Фонарь» только в такой дребедени и нуждается. Потому что все свои тематические планы посвящает исключительно очередному съезду партии. Гончаренко без дежурных комплиментов редакторов и так знает, что его новый шедевр — это как раз то, чего нужно партии и больше никому. Поэтому он не стал дожидаться, пока освободится главный фонарный редактор товарищ Советский, и буром прет мимо его секретарши прямо до кабинета.
А там Советский воспитывает редактора, который притащил ему какую-то дрянь за декабристов. Ну, может и не дрянь, но за декабристов точно. А разве в рукописи написано, что эти самые Волконские недобитки поперлись на Сенатскую площадь под влиянием идей марксизма-ленинизма? Ни хера подобного. Поэтому Советский вытащил свой цитатник и с удовольствием напомнил редактору — Владимир Ильич брякнул в свое время: эти декабристы были страшно далеки от народа. А круг их интересов был до того узким, что колхозы в него не вписывались. И с таким союзником Советский легко погасил порыв редактора напечатать эту книжку. Потому что главный редактор твердо знал — с работы могут снять только, если напечатаешь что-то путное. И наиважнейшей своей задачей считал запрещать все произведения, в которых не было ссылок на Ленина и Брежнева с их съездами. А самым большим подвигом в своей литературной жизни Советский считал те еще похороны, которые он устроил рукописи Жванецкого.
Так Гончаренко сидит и слушает херню, которую лепит из себя Советский словами вождя революции на голову бедного редактора с его декабристами.
Редактор с уже похороненной рукописью вылетает за дверь вместе с ценным указанием накатать отзыв о слабости этого литературного произведения, издание которого навсегда бы опозорило политически грамотный «Фонарь», а Гончаренко кидает свой бестселлер Советскому на стол и тот уже по одному заглавию видит, что это литература повышенного для него спроса. И такую книгу надо издавать массовым тиражом, этак экземпляров тыщи три, со скоростью присвоения Черненко очередной геройской звезды на впалую грудь.
Естественным образом, редактора с рецензентами катают отзыв за новый блистательный вклад Гончаренко в дело воспитания советского человека, а наш писатель с отвращением смотрит на окружающую его жизнь, вспоминая гримасы мира капитала. И только Майка Пилипчук пару раз в неделю делает максимум от нее зависящего, чтобы писатель окончательно не пал духом и понимал: не все в нашей жизни так погано, как ему видится.
Книжка была уже набрана, как оказалось, что рукопись читали не только товарищи из «Фонаря». Тем более, Гончаренко на свою голову опубликовал в газете из нее те куски, где наиболее ярко проявился хищный оскал мира капитала. А после этой статьи продажные писаки из желтой забугорной прессы, которые, оказывается, не только лижут пятки Уолл-стриту, но и читают советскую периодику, стали мазать нашего прогрессивного писателя черной краской.
А что, Гончаренко когда-то писал неправду? Ни разу не писал. В той самой загнивающей стране он с местным ком-партийным товарищем-судовладельцем хорошо поддал в его персональном бассейне, а потом эта пара выползла на улицу. И что они видят? Они видят толпу, которая идет с нарисованными лозунгами. Так наш писатель по-английски понимает только слово «виски» и в упор не может догнать, чего там накарябано на плакатах этих борцов за права. Он спрашивает зарубежного кореша: какого хотят эти люди? А тот ему в меру знания русского языка и пальцев лепит, что они хотят свободы. Так наш прогрессивный писатель становится впереди этой демонстрации и прет воевать за лучшую долю простых людей в мире повальной эксплуатации. О чем честно накатал в своей книжке.
А эти паскуды из-за бугра помещают в своей желтой, как мировой сионизм, прессе не только статью за нашего писателя, но и его фотографию во главе той демонстрации. И поясняют, что даже популярный советский писатель и то посчитал западло не выступить на стороне сексуальных меньшинств, которым не хватает этой самой свободы. Правда, в своих мемуарах он почему-то указывает, что шел впереди заграничного пролетариата, стонущего в тисках эксплуататоров, а не гомиков, педиков и прочих лесбиек, как это видно по снимку и плакатам. И кроме того, Гончаренко зачем-то написал, что в их родном городе еще больше безработных, чем жителей. Если бы не этот злобный выпад буржуазной продажной прессы, наш читатель получил бы очередной литературный шедевр. А так набранную книжку рассыпали, и редактор Советский начал разговаривать с популярным писателем так, будто он был декабристом и пер не впереди демонстрации за свободу, а прямо на Сенатскую площадь со своими узкими интересами. Майка Пилипчук стала единственным человеком, который в меру способностей делал все, чтобы популярный писатель находил утешение если не в литературе, так хотя бы в поговорке «Хороший тухис — это тоже нахис». Хотя у нее самой неожиданно начались неприятности.