Как ни крути – помрешь
Шрифт:
С таким чувством, будто это все не взаправду, я прошептала:
– Твои больницы и приюты!
Никогда бы не догадалась, что тут есть иные мотивы, кроме чистого пиара.
Трент едва заметно улыбнулся, увидев, что я поняла. У Квена был просто больной вид, морщины налезали друг на друга, руки он держал за спиной, в молчаливом протесте глядя в никуда. Трент снова чуть подвинулся вперед:
– Я их нахожу – больных и умирающих, и всегда они благодарят за свое здоровье и за шанс поискать своих родных. Уже пятьдесят лет мы балансируем на
Возникла мысль о Кери, я подавила ее.
– Какое отношение это все имеет к моему отцу? Он быстрым движением кивнул:
– Ваш отец вместе с моим работал над поиском старого образца ДНК эльфов в безвременье, чтобы мы могли его использовать как эталон. Мы можем устранять известные нам дефекты, но чтобы улучшить, чтобы свести смертность новорожденных до уровня, когда мы выживем без медицинской помощи, нам нужен образец ДНК, носитель которого умер еще до наложения проклятия. То, что мы можем взять за образец.
Я не смогла сдержать недоверчивого хмыканья:
– То есть вам нужен образец старше двух тысяч лет?
Он шевельнул плечом – половинка от пожатия. В халате его плечи не казались так широки, и исчезло это неуютное ощущение его неуязвимости.
– Это возможно. Среди эльфов хватало групп, применявших мумификацию. Нам всего-то и нужна одна клетка, хотя бы более или менее целая. Всего одна.
Я глянула на стоически молчащего Квена, снова на Трента. – Пискари едва меня не убил, пытаясь выяснить, не нанял ли ты меня для выхода в безвременье. Этого не будет. Я туда не пойду. – Мне вспомнился Ал, ждущий меня там, на той стороне линий, где мои соглашения с ним ничего не стоят. – Ни за что.
В глазах Трента появилось нечто похожее на извиняющийся взгляд.
– Прощу прощения, я не хотел, чтобы Пискари сосредоточил внимание на вас. Я бы скорее рассказал вам все как есть в прошлом году, когда вы ушли из ОВ, но меня беспокоило… – Он медленно вдохнул и выдохнул. – Я не верил, что вы сохраните тайну нашего существования.
– А сейчас верите? – спросила я, подумав о Дженксе.
– Вообще-то нет, но вынужден.
Вообще-то нет, но вынужден. Что бы такой ответ значил?
– Нас осталось слишком мало, чтобы дать миру знать о нашем существовании, – говорил Трент, глядя на собственные переплетенные пальцы. – Слишком легко было бы любому фанатику перебить нас по одному, а мне хватает хлопот с Пискари, который пытается сделать именно это. Он осознает угрозу, которую мы для него представляли бы, будь нас больше.
Я невольно скривилась и вдвинулась глубже в кожаное кресло. Политика, всегда политика.
– А снять проклятие вы не можете?
С усталым лицом он отвернулся к окну.
– Мы это сделали, когда обнаружили, что произошло. Но повреждение остается, и оно будет только усугубляться, если мы не найдем каждого эльфийского ребенка и не исправим, что сможем.
Я открыла рот – до меня дошло.
– Лагерь. Вот почему ты там был?
Он неловко поерзал в кресле, вдруг занервничав:
– Да.
Я вжалась в подушки, не очень понимая, хочу ли я услышать ответ на свой следующий вопрос:
– А я? Почему там была я?
Напряженная поза Трента сменилась свободной.
– У вас есть некоторый необычный генетический дефект. Он встречается у добрых пяти процентов популяции колдунов – рецессивный ген, вполне безобидный, пока не встретятся два дефектных.
– Шанс – один из четырех? – спросила я.
– Если он есть у обоих родителей. А когда два таких гена встречаются, ребенок умирает, не дожив до года. Мой отец сумел подавить их действие до тех пор, пока вы не выросли настолько, что могли воспринять полный курс лечения.
– Он много такого делал? – спросила я, чувствуя, как живот завязывается узлом.
Я осталась в живых благодаря незаконным генетическим манипуляциям. Раньше я догадывалась, теперь я знала точно. Может, не надо мне об этом думать? Вся раса эльфов только с помощью нелегальной медицины еще не вымерла.
– Нет, – ответил Трент. – По записям видно, что это были очень редкие исключения. Он давал младенцам с вашей патологией умереть, и их родители не знали, что существует лечение. Оно очень дорого.
– Деньги, – бросила я, и Трент сжал зубы.
– Если бы решение принималось по финансовым соображениям, вы бы не дожили до года, – сказал он сдавленно. – Мой отец за спасение вашей жизни не взял ни цента. Он спас вас потому, что был другом вашего отца. Вы и Ли – только вы еще ходите под солнцем из тех, кого он вырвал у смерти, и это было ради дружбы. Ни за кого из вас он и медной монетки не получил. Лично я начинаю думать, что он совершил ошибку.
– Вряд ли после таких слов мне захочется вам помогать, – едко сказала я, но Трент только посмотрел на меня устало.
– Мой отец был хороший человек, – сказал он тихо. – Он не отказал бы вашему отцу в спасении вашей жизни, когда ваш отец свою посвятил вместе с ним спасению нашего рода.
Нахмурившись, я приложила руку к животу – мне не нравилось, что я чувствую. Мой отец не пожертвовал своей жизнью ради моей – что уже было хорошо. Но он и не был тем простым, честным работящим агентом-оперативником ОВ, каким я его считала. Он добровольно помогал отцу Трента в его нелегальной деятельности задолго до того, как я заболела.
– И я тоже не плохой человек, Рэйчел, – продолжал Трент. – Но я устраню любого, кто попытается остановить поток денег на мои исследования. Эти усилия устранить повреждения, внесенные демонами в геном моего народа, весьма недешевы. Но только если мы найдем достаточно старый образец ДН К, мы устраним их полностью. А сейчас мы зашли в полный тупик.
У меня мелькнула мысль о Кери, и в груди похолодело. Вообразить было страшно, что они с Трентом встретятся. Да и ей всего тысяча лет, а не две.