Как Николай Иванович купил кровать

На свете существует много разных видов кроватей. За всю свою историю человечество изобрело немало способов хорошенько выспаться, отоспаться, проспаться, проспать и даже переспать со вкусом, с чувством, с удобством, а некоторые особо пытливые умы нашли способ как это сделать с пользой. Конечно, были люди, которые спали на полу, на стуле,

на кресле, стоя, вися в воздухе и даже за рулём, но последнее длилось, как правило, недолго. Вообще человеку всегда хочется спать, особенно если он этим давно не занимался, и для подобного времяпрепровождения требуются современным членам продвинутого, как это теперь принято говорить, общества не что иное, как кровати. Они же бывают деревянными, коваными, каркасными, узкими, широкими, двухуровневыми, двуспальными, двухуровневыми и двуспальными, детскими, не совсем детскими, раскладными, складными, креслами и, я не побоюсь этого слова, даже диванами.

Как водится у людей, у Николая Ивановича тоже была кровать. Подобные образцы ещё встречаются порой в старых больницах, музеях и на крупнейших мусорных полигонах. Прабабушкино наследство представляло собой весьма неустойчивую конструкцию четырёх ножек и невероятного количества дощечек, проволочек, пружин, реек, направляющих, болтов и даже гвоздей. При особом желании из кровати можно было сконструировать всё что угодно, включая автомобиль и даже вертолёт, ведь у кровати к ножкам было привинчены колёсики, однако всего три. Возможно, четвёртое колесо было специально отодрано, дабы чудо-койка сама ночью не укатила за тридевять земель, увезя мирно спящего на ней человека в какую-нибудь Швейцарию. Правда норовистая кровать и на трёх колёсах успешно путешествовала по всей комнате и периодически выбиралась в коридор, хотя как она это делала, оставалось загадкой, хотя бы потому, что старые колёсики вообще не крутились.

Вечером, приходя домой с работы, Николай Иванович плотно ужинал, и, поймав трёхколёсную проказницу у стенки, садился на неё, продавливая пружинно-проволочную сетку с матрасом до самого пола, при этом извлекая гамму звуков, похожую на переливы целого духового оркестра впервые взявшего

инструменты в руки. Вполне возможно, что среди предков кровати были гамаки, ибо она принимала форму любого предмета, попадавшего на её поверхности, и очень часто этим предметом становился сам Николай Иванович. И вот, когда приходило время сна, хозяин уникальной акустической системы погружался в неё как в ванну, и, боясь пошевелиться, точно и в самом деле мог что-то расплескать, заставлял себя заснуть, считая овец, пружины под позвоночником, трещины в штукатурке на потолке, разбитые чашки соседей сверху, ну или на худой конец дни до зарплаты, что усыпляло быстрее всего. Но когда он всё же засыпал, его больше ничто не тревожило, в отличие от несчастных соседей Николая Ивановича. Им доставалась роль слушателей восьмичасовой симфонии, главным инструментом которой была дребезжащая кровать, а солировал сам Николай Иванович, обладатель мощного храпа, тембром не выше баритона. Необыкновенный концерт звучал сладкими переливами сопения, кряхтения, рычания, дребезга, лязга, скрежета, а в особенно напряжённых моментах слышался мощный грохот чего-то с силой ударяющегося об пол. Мелодия, увы, не радовала разнообразием мотивов, поэтому данное произведение жильцы нижних, боковых и даже верхних квартир знали наизусть и почитали его народным. И утро в доме, на который к слову строители пожалели когда-то денег и материалов, было всегда добрым, потому что грохот затихал и можно было поспать в тишине ещё пять минут.

Само собой, Николаю Ивановичу все желали крепкого здоровья и успехов на работе, чтобы тот стал успешнее и богаче, и наконец (в лицо, конечно, это говорить стеснялись) купил себе новую кровать, а лучше квартиру. История ещё не знала примера такой доброжелательности, с которой относились соседи к этому господину. А скромный застенчивый Николай Иванович отвечал каждую ночь вопиющей неблагодарностью децибел в сто пятьдесят, а то и больше. Да и как на грех, сон у злосчастного соседа был отличный, и поворочаться в бессознательном состоянии он был мастер.

Конец ознакомительного фрагмента.