Как перед Богом
Шрифт:
Встретились мы тепло. Дмитрий Дмитриевич сразу встал с койки и говорит: "Гаврила Абрамыч! Ко мне пришел такой знаменитый гость — надо бы выпить за встречу!" Илизаров: "Ни в коем случае!" А сам в сторону, в сторону, чтобы Шостакович от него спиртное не учуял… Здесь нужно сказать, что Дмитрий Дмитриевич любил позволить себе расслабиться, был бы только повод. Нет, он не напивался, как алкоголики — до чертиков, но принять любил!.. Однако Илизаров ни в какую не соглашался, и тогда Шостакович не выдержал: "Жестокий Вы человек, Гаврила Абрамович, жестокий…" И добавил: "Знаете, он заставляет меня на глазах у всех своих пациентов спускаться и подниматься по больничной лестнице на 5-й этаж вот в этом халате! Вы не можете представить, что он со мною делает! Он вывозит меня
Посидели так, поговорили, оставили на гостинец ему разные фрукты и все такое, и я уехал на концерт, а утром улетел. Это была вторая моя личная встреча с гением.
Не помню уже, сколько времени прошло, как звонят мне из Кургана и говорят: "Шостаковичу хуже…" Я срочно организую там концерт и лечу, чтобы хоть как-то его поддержать. Прилетаю, прихожу, а он уже не встает. И не шутит уже, как прежде. Печальная была встреча. Последняя. А потом, мы его хоронили.
Таким он и остался в моей памяти. Когда я слушаю его музыку, у меня перед глазами обязательно возникает его образ.
КОЗЛОВСКИЙ (1900–1993)
ЛЕМЕШЕВ (1902–1977)
ШУЛЬЖЕНКО (1906–1984)
В отличие от сегодняшних начинающих артистов я, когда был молодым, всегда, когда меня приглашали участвовать в престижных концертах, скажем, в Колонном зале Дома Союзов, приходил заранее, становился за кулисами и наблюдал, что и как делают наши выдающиеся мастера. Я учился у них выступать и вести себя на сцене. Впитывал все: как они готовятся, как они выходят…
Помню, как студентом бегал на спектакли в Большой театр с участием Сергея Яковлевича Лемешева. И вот (самому не верилось!) теперь пою с ним в одном концерте. Он был после инфаркта. Первое выступление. Ходит, волнуется.
…За кулисами набрался смелости, подхожу, говорю: "Добрый вечер, Сергей Яковлевич!"
– Здравствуйте, Иосиф. Я слушал Вас. Все хорошо делаете. Молодец. (Господи, кто это мне сказал? Сам Сергей Яковлевич Лемешев…)
Зато везло часто общаться с Козловским на разных неофициальных приемах… Я родоначальник сдвоенных и строенных сольных концертов в нашей стране. А мастера отказывались это понимать: "Как это можно два сольных концерта в один день?" Для них это было неприемлемо. И вот на одном из приемов Иван Семенович берет меня под ручку, отводит в сторону и говорит: "Иосиф, у меня деликатный вопрос… Я слышал разговоры, что Кобзон дошел до того, что поет по два сольных концерта в день?!" (А я к тому времени пел уже и по три, и по четыре!!!)
Говорю: "Иван Семенович, да ну… Мало ли что говорят…"
Он говорит: "Вот и я говорю, что только сумасшедший может себе позволить такое".
Думаю: "Господи! Скажи ему, что я пою уже по четыре — он же с ума сойдет…"
Вот с таких забавных и поучительных историй начиналась моя карьера.
…Л не знаю ни одной известной личности в истории искусства, которая бы не подвергалась гонениям Особенно со стороны бездарных чиновников, рассуждающих примерно так: "Ах… Ты личность? А вот я не подпишу тебе какую-нибудь бумажку, и все! Сразу перестанешь быть личностью! Сразу поймешь, что ты — букашка…"
Вспоминаю, когда впервые мое имя прозвучало по радио. Вы не представляете, что это значило для меня, совсем еще молодого артиста… Господи! Мама сейчас услышит, как скажут: "Поет Иосиф Кобзон". Какое счастье это будет для мамы! А друзья услышат, которые еще вчера курили со мной на улице, они сегодня скажут: "Надо же, наш-то поет уже на всю страну!.." Чувства тогда переполняли меня. И вдруг, в 1964 году, фельетон против меня. Я страшно расстроился. Не знал, что делать? И тут — Клавдия Ивановна Шульженко: "Ой, сынка! Да что ж Вы расстраиваетесь? Вы — счастливый человек. О Вас пишут. А обо мне уже забыли…" И как жизнь в меня вдохнула. Я понял, что главное надо стараться делать свое дело. А остальное приложится. И если ты действительно что- то заслужил, заслуга твоя найдет тебя обязательно! Вот что значил для меня опыт выдающихся мастеров.
Их опыт помогал
Наблюдая за собой, я обратил внимание на одно интересное свойство своего характера: я не могу похвастаться тем, что у меня нет чувства страха. Это абсолютная ерунда. Я боюсь так же, как все. Но, если я уже принял решение, у меня наступает полное отвращение к страху. Так было и тогда, когда решил петь в клетке с тиграми. Так предполагал сценарий, и я решил его осуществить. А потом я все-таки не один на один был с хищниками. Рядом был мой друг и знаменитый дрессировщик Слава Запашный. Хотя, конечно, я знал, что неоднократно любимые звери отправляли на тот свет "любимых дрессировщиков". И все-таки — это были редчайшие случаи. Поэтому с моей стороны это не был безрассудный риск… Хотя "полосатая девушка" — тигрица Джина не переносила меня на дух. И не скрывала этого. Недаром Слава все время находился рядом. Все репетиции и на спектакле. Потом, уже, смеясь, я спросил у Запашного: "А что это Джина так нервничала. Никак не хотела меня воспринимать?"
На что Запашный ответил: "Ну что ты хочешь? Женщина!"
Кто-то посчитает это бравадой. Однако это оттого, что я хочу все испытать сам. И этому я тоже научился у выдающихся наших мастеров.
И еще много есть чему у них поучиться!
ЛИДИЯ РУСЛАНОВА (1900–1973)
В начале 60-х в моде были концерты на стадионах. Так называемые сводные концерты. В них участвовали самые выдающиеся певцы и артисты. Там были и классики из Большого театра (скажем, Лисициан или Огнивцев), и киноактеры (например, Любовь Орлова, Марина Ладынина, Борис Андреев, Иван Переверзев, Олег Стриженов, Зоя Федорова), и певцы (Клавдия Шульженко, Лидия Русланова и, конечно, молодые, среди них был и я). Такие "звездные концерты" вели чаще всего Михаил Гаркави, Борис Брунов и Олег Милявский. После концертов, вечерами, все собирались. У всех было приподнятое настроение. Царило незабываемое веселье.
Обычно собирались по номерам. Все, надо сказать, куролесили до упаду. Что касается меня, то я любил ходить в гости к "барыне". Так я называл легендарную Лидию Андреевну Русланову. Она отправлялась в "свои покои", то есть в свой гостиничный номер, и говорила мне: "Ну что, касатик, идешь?" (Кстати, с ней мы как раз на этих концертах и познакомились. Нет! Вру. Познакомились мы в Колонном зале Дома Союзов.) На этот ее вопрос "идешь?" я всегда отвечал: "Конечно!" Здесь надо сказать, что, приглашая меня, Лидия Андреевна настаивала мне в графинчике водку на травах. Она знала, что в чистом виде пить я ее не могу. Потому что водка была тогда отвратительная. Вкус и запах той водки Лидия Андреевна умела отбивать ягодами и травами. И вот, значит, я приходил к ней. И приходили к ней ее подружки: Клавдия Ивановна Шульженко, Зоя Алексеевна Федорова, Людмила Зыкина, Ольга Воронец и, конечно, блистательная Марина Ладынина. Бывал, в этих компаниях и поэт Михаил Светлов. Это был человек, как говорится, с большим юмором. Помню, когда пришли проведать его в больнице, он спросил: "А чего без пива пришли?" Мы говорим "Какое пиво, Михаил Аркадьевич? Вы же в больнице…" Он говорит: "Зря… Принесли бы пивка, а я вам рак обеспечил". Вообще-то они все отличались своеобразными шутками. Русланова рассказывала, как везли Гаркави Михаила Наумовича на каталке на последнюю операцию, и вдруг он басом: "Лида, смотри! И какой же русский не любит быстрой езды!?" Обратно он не вернулся…