Как перед Богом
Шрифт:
– Называется "вернули". Если бы ты видел, сколько забрали!
Для нее эти картины были поистине духовной пищей, а не тем, чем бывают для очень богатых, но малоинтеллектуальных людей, которые, ничего не смысля, заводят собрания книг, фарфора, живописи и т. д. Русланова во всем, что собирала, разбиралась. Подводила к картине и, как настоящий ценитель, давала пояснения и делала тонкие замечания. Собирательство было у нее не ради моды, а для души. Антиквариат, живопись, драгоценности и ювелирные украшения — все это было плодами ее профессиональных увлечений.
Она до последнего со знанием дела надевала на себя те или иные богатые украшения.
В связи с этим запомнились картинки ее подготовки к выходу на сцену. Она говорила: "Пора засупониваться. (Значит, одеваться.) Давай, касатик, иди к себе, потому что я сейчас в сейф полезу". И показывает себе на грудь. "Сейф" был у нее на груди. Я уходил. Она доставала из этого своего "сейфа" мешочки с драгоценностями и начинала наряжаться. По окончании концерта все происходило в обратом порядке. Я стучал к ней в гримерку: "Лидия Андреевна, Вы готовы?"
– Ой, какой ты скорый! Подожди-подожди, касатик, я еще не рассупонилась. (Это означало, что она еще не переоделась и не отправила свои драгоценности в… "сейф".) А матерщинница была какая! Заслушаешься…
Последние ее дни и похороны были очень печальны. Кстати, это участь большинства знаменитых людей. На этот счет у Беранже есть точные стихи (известные у нас в переводе Маршака "Нищие" — о судьбе когда-то популярной актрисы):
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных.
Несколько только оборванных нищих,
Да пара гнедых, пара гнедых…
Я не могу сказать, что и Лидию Андреевну в последний путь на Новодевичье провожало мало народу, но, конечно, несопоставимо меньше, чем было бы, если бы ее не стало в те годы, когда ехали на ее концерты за тридевять земель.
Похоронили ее в одной могиле с генералом Крюковым — одним из ее любимых мужей.
Дожив до почтенных лет, ни с одним мужем Русланова детей не завела. Наследницей ее богатейшего наследства оказалась приемная дочь, дочь генерала Крюкова. У них были хорошие отношения, но, знаете, могилка Руслановой почему- то не ухожена… Конечно, это могло бы сделать, скажем, государство, но даже у него нет юридического права на владение могилой, и никто, кроме имеющих такое право, не может предпринимать никаких действий к месту захоронения…
Короче, умерла Русланова Лидия Андреевна от второго инфаркта в возрасте 73-х лет. Тяжело ей было жить, потому что была она очень болезненная, очень одинокая и забытая, хотя в годы известности мужей, друзей и поклонников было не сосчитать.
ЛЕОНИД УТЕСОВ (1895–1982)
Впервые с Леонидом Осиповичем Утесовым я встретился в Летнем театре парка "Эрмитаж". Я выступал на открытой эстраде в "раковине", а Леонид Осипович выступал в Летнем театре. Закончив выступление, я побежал к нему на концерт. Это был примерно 1961 год. Мне, как артисту, позволили наблюдать за Утесовым из- за кулис. Когда он завершил концерт со своим джаз-оркестром, сразу выстроилась целая очередь поздравлять его с очередным успехом. Ну и… я тоже встал. Когда я выстоял очередь и смог подойти к Леониду Осиповичу, мне было так интересно смотреть на его припомаженное лицо, а говорить с ним напрямую тем более. От избытка чувств я выдохнул: "Это фантастика — то, что Вы делаете. Спасибо Вам огромное. Мне не просто интересно наблюдать, но и — учиться у Вас…".
– А зачем это Вам? — удивился Утесов.
– Ну, я же тоже артист! — отрекомендовался я.
– Да-а-а? И чем же Вы занимаетесь?
Я пою, Леонид Осипович. Может быть, Вы когда-нибудь меня услышите…
– Может быть, и услышу, — вежливо закончил разговор Утесов.
…Следующая встреча состоялась в 1964 году. В Москве проводился конкурс на лучшую советскую песню и на лучшего исполнителя. Я выступал с композитором Аркадием Ильичем Островским и пел песню "Атомный век". Председателем жюри был Утесов. Нам присудили вторую премию. Первую премию получили Лученок и Вуячич. Я, естественно, был счастлив…
Прошло какое-то время, и я оказался в гостях у Бориса Брунова, с которым дружил всю жизнь. Брунов жил с Утесовым через стенку. Сидим, болтаем. Заходит Леонид Осипович. "О- о-о! Садитесь, Леонид Осипович", — пригласили хозяева Борис Сергеевич и Марья Васильевна. Утесов сел и неожиданно говорит: "А я видел Ваше выступление по телевидению, Иосиф. Молодец! Вы мне понравились". "Большое спасибо, Леонид Осипович. Если бы Вы знали, как мне приятно это слышать!" — с волнением произнес я. Это сейчас Сталин не Сталин, Гагарин не Гагарин, Утесов не Утесов… А тогда все, не только я, никогда не теряли понимания: кто есть кто!
Утесов зашел к Брунову прямо в домашнем халате. Быстро было организовано застолье с выпивкой и чай. Пили, надо сказать, немного. Да это и не нужно было, как бывает нужно, когда хотят поднять собравшимся настроение. И так было жутко весело. Утесов, если его компания располагала, мог выдавать такое, что от смеха становилось не по себе. И вот в тот раз, помню, шепчет мне Маша Брунова: "Иосиф, попроси Леонида Осиповича, чтобы он "рассказал" песню "Из-за острова на стрежень". Я говорю: "Что значит — рассказал?" Она: "Именно рассказал…" Я попросил. "Э-э-э, ладно, Маша, прекрати", — попытался отбиться Леонид Осипович. Однако мы так дружно стали упрашивать, что деваться ему было некуда, и он согласился…
Как же интересно он это "рассказывал", с ума можно было сойти. Мы обхохотались.
– Как думаете Ви, что было би, — начал он с одесским еврейским акцентом, — если би Стенька Разин проснулся би и оказался би Сеней Ройзман?… Вот просипается Сеня Ройзман и говорит: "Голова у мене болит… Голова у мене болит… Ганэф, иди сюда! Шо я вчера делал?
– Пили…
– Пили? А де мы пили?
– Ну как… де мы пили? На корабле мы пили…
– На корабле? А как мы оказались на корабле?
– Ну как? Мы выплыли…
– Откуда мы выплыли?
– Из-за острова…
– Из-за… Эти мои еврейские штучки — "из-за"… Нет, чтобы прямо, мне нужно обязательно из-за… И куда мы плыли?
– На стрежень…
– На стрежень? На стрежень меня потянуло… А шо ти так кричал: "Нас на бабу променял?…" То же мне товарчик! Кричать такое. Слушай, а там, по-моему, какая-то девушка была.
– Да… Была… Шамаханская княжна
– Шамаханская княжна? И шо такое? Шо с ней стало?
– Та вы ее за борт выбросили.
– Я? Выбросил женщину? Что ты говоришь такое? Перестань! Нельзя так! Ой! И так голова болит…"