Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии.
Шрифт:
Любопытно, как Кейнс делится с Рузвельтом своим мнением о бизнесменах. Они очень отличаются от политиков, их страшит попадание в сферу публичной открытости, их достаточно легко убедить стать «патриотами», их легко сбить столку, они легко пугаются и чрезвычайно расположены изобразить оптимизм, они неуверены в себе, патетически откликаются на доброе слово.
Совет Кейнса думать об экономике, а не о деньгах полностью совпадал с решимостью Рузвельта помочь «обездоленной трети населения». Он предложил «огромному большинству нашего населения вооружиться духом Джефферсона, Джексона и Линкольна, с тем чтобы отнять власть и привилегии у незначительного меньшинства… Мы знаем, что существует горстка бизнесменов, банкиров и предпринимателей, которые будут сражаться до последнего, чтобы сохранить
«Беседуя у камина» с нацией на эту тему, президент Рузвельт сказал, что просит конгресс о дополнительных средствах на строительство домов, на создание дамб от наводнений, на полезные всему обществу дела. Этими средствами должен был распоряжаться Временный национальный экономический комитет. Сработал ли фактор активности государства? Как бы там ни было, но фактом является, что кривая роста снова пошла вверх и индекс Доу-Джонса, отражающий деловую активность, вырос за восемь месяцев с 99 пунктов до 158.
Дело не всегда заканчивалось мирным путем. Противники Рузвельта далеко не всегда с уважением относились к избирательному вердикту нации. Можно было встретить армейских офицеров, отказывающихся поднять тост за своего главнокомандующего. «Еще один Сталин — только значительно хуже». «Мы словно живем в Советской России». Бостонский хозяин книжного магазина заявил, что будет продавать сборники речей президента, «только если они будут завернуты в его кожу». В высших экономических сферах о нем говорили как о человеке, разрушающем американский образ жизни. Был пущен слух, что его улыбка — результат пластической операции, что он не заработал честным трудом в этой жизни ни единого цента. И вообще, он просто нью-йоркский еврей и живет на деньги матери. В журнале «Нью Рипа-блик» М. Чайлдс писал, что «историки будущего с недоумением воззрятся на эту фанатическую ненависть к президенту, которой сегодня (сентябрь 1938 года. — А.У.) охвачены мужчины и женщины правящего класса Америки. Никакое слово, кроме «ненависть», в данном случае не подходит. Эта страсть, это бешенство, доводящее до лишения разума, проникающее в верхнюю сферу американского общества. Эта ненависть стала для них idee fixe».
Несколько непонятно было то, что ненависть исходила от лиц, чьи доходы были восстановлены и чьи банки снова заработали после марта 1934 года. Дивиденды корпораций увеличились за этот период на 40 процентов, стоимость акций многократно возросла. Налоги не были драконовскими (получавший 16 тысяч в год платил в виде налогов одну тысячу долларов). И тем не менее это богатое меньшинство (Чайлдс называет цифру в два процента) рассматривало правительство Рузвельта едва ли не как оккупационное, а президента неизменно именовало Розенфельдом и периодически публично возвещало, что Гитлер был бы лучше.
На одной из пресс-конференций Рузвельт спокойно раздал присутствующим журналистам «конфиденциальное сообщение» Национальной службы печати о том, что президент болен сифилисом. (Один из не^ навистников Рузвельта покончил с собой, не вынеся его избрания на четвертый срок. Приятель самоубийцы после апреля 1945 года выкопал гроб, поскольку «теперь людям с достатком и достоинством снова можно дышать свободно».) По мнению Ф.Л. Алена, эта ненависть «поднималась все выше и выше на протяжении 1934и1935 годов и держалась на постоянно высокой температуре до 1938 года, затем она несколько ослабла, вероятно из-за утомления ненавидящих».
Историк Чайлдс пишет, что Рузвельт не реагировал. С этим трудно согласиться. Скажем, Норману Дэвису он сказал, что, после того как спас капитализм, не намерен спокойно выслушивать оскорбления его вождей. Р. Моли вспоминает, как напрягались мускулы лица президента, когда он слышал злобные инсинуации. И периодически отвечал ударом на удар.
В 1937 году был подписан Акт о справедливых рабочих стандартах: минимум оплаты за час работы — сорок центов; максимальная рабочая неделя — сорок часов; запрет на труд детей моложе шестнадцати лет. Предпринимателям
В 1938 году Рузвельт решил избавиться от консервативного крыла своей партии. Жарким июньским вечером он выступил с очередной «беседой у камина», посвященной на этот раз тем, кто словесно социально радикален, а в реальной жизни дружит с толстосумами. «Никогда у нас не было так много змеиных голов-медянок». Среди политиков, номинально принадлежащих к одной партии, есть либералы, видящие, что новые условия требуют новых социальных приемов, включая активные действия правительства, и те консерваторы, которые верят только в индивидуальную инициативу и филантропию. «Как президент Соединенных Штатов я не прошу избирателей голосовать за демократов или республиканцев или членов другой партии. Равным образом я не принимаю участия в предстоящих первичных выборах. Но как глава демократической партии, облеченный ответственностью за определенно либеральную декларацию принципов, выдвинутую в демократической платформе 1936 года, я полагаю, что имею право высказываться по поводу того, что есть демократические кандидаты, исповедующие эти принципы, и те, кто просто использует мое имя». Битва в пределах своей партии была тяжелым испытанием для Рузвельта. Он снова исколесил страну, на этот раз открыто помогая своим сторонникам и борясь с теми, кого считал предателем дела социального реформирования. Рузвельт призвал партию под знамена Джефферсона и Джексона, призвал сохранить ее реформаторский характер.
Рузвельт произвел пересмотр своего кабинета. Вместо относительно консервативного Ропера на пост министра торговли был назначен Гарри Гопкинс, вместо Каммингса министром юстиции стал Мэрфи. В Верховный суд был назначен многолетний сподвижник Феликс Франкфуртер. Теперь и в кабинете, и в Верховном суде сторонники «Нового курса» укрепили свои позиции. Рузвельт консолидировал либеральные силы. Верные помощники Рузвельта во внутренних преобразованиях — сенаторы У. Бора из Айдахо, Б. Каттинг из Нью-Мексико, Л. Фрейзиер и Дж. Най из Северной Дакоты, X. Джонсон из Калифорнии и Р. Лафолет из Висконсина — были категорическими противниками энергичной мировой дипломатии. Они боялись вторжения на международную арену, их страшило противодействие мощных европейских держав, они опасались резких внутренних потрясений в США вследствие милитаризации страны.
Мечты о будущем
Зимой 1939 года в Америке состоялись две Всемирные выставки. Выставка в Нью-Йорке постаралась представить будущее. Пристегнув ремни, американцы могли пропутешествовать в мир 1960 года. В этом мире посетителей встречали высокие, стройные и загорелые люди, проводящие большую часть времени в развлечениях. (В ландшафте будущего не были видны темнокожие американцы.) Пригородные зоны были буквально иссечены превосходными автодорогами. Автомобили будущего были оснащены кондиционерами и стоили смехотворную сумму — 200 долларов. Искусственно посаженные леса делали все голубым и зеленым. Стандартный поселок строился вокруг одной фабрики и обеспечивал себя продовольствием сам. Главным источником энергии стал жидкий воздух. Мощные телескопы позволяли каждому видеть Луну как соседнюю улицу.
Основные болезни (такие, как рак) здесь были побеждены, и средний возраст составлял семьдесят пять лет. Люди жилив легких «одноразовых» домах, и, когда им этот дом надоедал, они его просто выбрасывали. Большинство населения имело высшее образование.
Каждый поселок имел свой аэропорт, но самолетов не было видно — они спускались в огромные подземные ангары. Города соединялись (и разъединялись) автострадами, пригороды были трех видов: жилые, коммерческие центры и индустриальные зоны. Автомобили заполонили жизнь. Тогда это казалось земным благословением.