Как подменили Петра I
Шрифт:
Уже через три года после прихода к власти присущее ему уважительное отношение к мнению своих подданных и их религиозному чувству сменяется каким-то озлобленным глумлением над православием, над собственным народом и над его обычаями. Около Петра быстро собралась «компания», состоящая из иностранцев и тех русских людей, которые оторвались от своих православных и национальных корней. И вслед за этим возникает «всешутейший и всепьянейший собор», на котором осмеянию предается христианская вера, и прежде всего православие. Чего стоит постоянно пьяный «патриарх» Никита Зотов, одетый в церковные ризы, с крестом, сделанным из двух курительных трубок и Священным Писанием, внутри которого были помещены «скляницы» с вином и водкой! Омерзительные попойки этого сборища и еще более омерзительные развлечения, которым они предавались вместе с Петром, едва ли совместимы с религиозным чувством, которое демонстрировал
Во время первого заграничного путешествия Петр, едва успев покинуть пределы России, без стеснения порочит своих подданных, выставляя их невеждами, дикарями и безнравственными людьми. Находясь в Голландии, он показывает какое-то удивительное уважение к голландцам, даже откровенную симпатию к ним, к их законам и привычкам. Но к своим соотечественникам у него лишь ненависть и презрение. Князь Иван Степанович Шаховской и Александр Алексеевич Левонтьев, сопровождавшие Петра в заграничном путешествии, высказали пожелание, чтобы царь более заботился о своем престиже перед иностранцами. Петр так рассвирепел на них за этот вполне оправданный совет, что приказал заковать их в кандалы и хотел тут же казнить, но этому воспротивились голландские административные лица, ссылаясь на свои законы. Тогда Петр велел отослать одного из них в Ост-Индию, а другого в Суринам. Дальнейшая судьба этих царских волонтеров осталась неизвестной.
Здесь же, в Европе, Петр торопится заявить, что намерен одеть русских в европейское платье и заставить их брить бороды. И сразу же по возвращению он твердо и жестко, с какой-то откровенной тупостью или глумлением осуществляет задуманное, собственноручно обрезая бороды у аристократов. Затем бороды стали резать на всем необозримом пространстве России. Кроме бород отрезались и полы длиннополых русских кафтанов и их широкие рукава, для чего при въезде в города ставились специальные заставы. Запрещалось шить русское платье, седла, строить привычные дома, печи и даже делать лодки по русским образцам. Меры грубые, унизительные, характеризующие Петра как недалекого и крайне упрямого человека, не имеющего прочных связей с национальными традициями. Впоследствии многочисленные и не слишком умные почитатели Петра и люди, бесчувственные к национальному унижению, рукоплескали ему за подобные ничтожные «деяния», усматривая в них проявления истинного просветительского духа.
Совершенно неожиданно и необоснованно у него появляется презрение к собственному народу, которое он выразит известной фразой, записанной брауншвейгским резидентом в Санкт-Петербурге Вебером: «Сам царь, вполне понимающий превосходным умом своим недостатки своих подданных, называет их стадом неразумных животных, которых он делает людьми».
Даже Вебер, донесший до нас эти слова, был несколько сдержанней в своих оценках и не испытывал к России подобной враждебности.
В этом презрении Петра к русскому народу и нежелании считаться с его культурными особенностями чувствуется что-то нерусское, какая-то чужеземная неприязнь. И, самое главное, обозначается она в нем совершенно неожиданно, без каких-либо серьезных видимых причин.
7
ГОД 1694-й. СМЕРТЬ МАТЕРИ И ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ НА ВОДАХ
25 января 1694 года, после непродолжительной болезни, скончалась царица Наталья Кирилловна, мать Петра, которую он, казалось бы, горячо любил. Было ей всего 43 года (некоторые историки считают, что и меньше). Застав в этот день мать безнадежно больной, Петр все же не остался у постели умирающей, а уехал в Преображенское. Не появился он и на похоронах матери и не проводил ее в последний путь. Не был он и на заупокойной литургии на третий день, на девятый, двадцатый, не был он и на сороковинах. Некоторые историки, смущенные подобным безразличием к нежно любимой им матери (что следовало из ранних его писем), приписали Петру тайное посещение могилы умершей, где он «в одиночестве оплакивал ее смерть». Но свидетельство современника, на котором основана эта легенда, не слишком достоверно и не вызывает особого доверия. В течение последующих тридцати лет своей жизни Петр ни разу не вспомнил о матери, поэтому можно смело утверждать, что сыновних чувств он к ней не испытывал.
Архангельскому воеводе Ф. М. Апраксину Петр сообщил о своем горе кратко, но выразительно: «Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может купно же и сердце». Выплеснув в нескольких словах свое горе, Петр продолжает: «Яко Ной от беды отдохнув и о невозвратном оставя, о живом пишу». Это «живое» были приказания о строительстве судов в Архангельске.
Судя по слишком литературным оборотам письма и умению немногими словами передать скорбное (но
Развлечения эти начались с Масленицы и продолжились в дни Великого поста, когда царица Наталья Кирилловна медленно угасала.
«Генваря в 12-й день женился шут Яков Федорович сын Тургенев на дьячей жене, а за ним в поезду были бояре и окольничие, и думные, и всех чинов палатные люди; а ехали они на быках, на козлах, на свиньях, на собаках. А в платьях были смешных: в кулях мочальных, в шляпах лычных, в крашенниных кафтанах, опушены кошачьими лапками, в серых разноцветных кафтанах, опушены бельими хвостами, в соломенных сапогах, в мышьих рукавицах, в лубочных шапках. А Тургенев сам ехал с женою в государской лучшей бархотной карете; а за ним шли Трубецкие, Шереметевы, Голицыны, Гагины, промеж Преображенского и Семеновского. И тут был банкет великий три дня.
И генваря в 24-й день он (Тургенев) в ночи умер».
Так описывал царские увеселения тех дней И. А. Желябужский [15] .
Веселые застолья Петра продолжались и в день кончины царицы: оставив 25 января умирающую мать, он выезжает в Немецкую слободу, где присутствует на банкете и танцах в доме Гордона. Известие о смерти матери не остановило этого буйного веселья, но, как кажется, лишь придало ему особую силу: 28 и 29 января он пирует с Лефортом, 2 февраля выезжает в Троицкое вместе с Гордоном, где их хорошо угостили, 6 февраля на свадьбе майора Беккера фон Даллена, 9 февраля у И. А. Матюшкина, по случаю его отъезда на воеводство в Вятку. 11 февраля Лефорт устраивает грандиозный банкет на 250 человек, на котором присутствует и Петр.
15
Относительно того, в каком году происходили эти святочные потехи, есть разночтения. С. М. Соловьев, автор «Истории России с древнейших времен», относит их к 1694 году, Павленко — к 1695-му. Возможно, что Павленко посчитал, что Петр не мог столь кощунственно вести себя во время болезни матери, поэтому и перенес на другой год эти безобразные игрища. Такому вольному обращению с датами способствовали и трудности пересчета со старорусского летоисчисления на новое. Но даже если эта шутовская свадьба и происходила в январе 1695 года, едва ли ее можно назвать уместной и не оскорбительной по отношению к памяти царицы Натальи Кирилловны, так как еще не был окончен траур по ее кончине.
У Петра даже не хватило такта отменить все увеселительные мероприятия в дни траура. Как кажется, смерть царицы лишь придала еще больше веселья Петру.
1 мая Петр выезжает в Архангельск. Там он присутствует на торжественном спуске на воду корабля «Святой Павел», на котором впервые поднимает новый флаг, впоследствии ставший государственным: красно-сине-белое полотнище. Флаг этот есть не что иное, как подражание голландскому, в котором лишь переставлены полосы.
30 мая на яхте «Святой Петр» царь отправляется к Соловецкому монастырю. Но ветер стих, и судно целые сутки простояло в устье Двины. 1 июня подул крепкий ветер и путешествие продолжилось. Но когда достигли Унской губы, в 120 верстах от Архангельска, разразился страшный шторм. Паруса на яхте были убраны, но огромные волны швыряли ее как скорлупку. Опытные поморские мореходы, управляющие судном, не скрывали, что гибель неизбежна. Петр был так напуган, что в ожидании смерти даже приобщился святых таён из рук архиепископа Афанасия. Но крушения все же удалось избежать: лодейный кормщик Антип Тимофеев сумел ввести яхту в Унскую губу.
Оказавшись на берегу, Петр со своими спутниками отправился в близлежащий монастырский храм Преображения Господня и там принес благодарность Всевышнему за свое избавление от смерти. Служителям храма и монахам были сделаны подарки и оказаны другие милости. После того, как буря стихла, Петр 6 июля вышел в море и на следующий день благополучно прибыл к Соловецкому острову, где трое суток, если верить некоторым авторам, провел в посте и молитвах.
В память своего чудесного спасения на водах Петр собственноручно вытесал деревянный крест в пять аршин длиной и три шириной и поставил его на том месте, на котором вышел с яхты на берег в Унской губе. На кресте он ножом вырезал следующую надпись на голландском языке: