Как подскажет сердце
Шрифт:
— Это очень длинная история. Лучше поберечь ее на потом. Расскажите же мне, что произошло в те далекие годы, — обратился он к родителям. — Как удалось Лютору украсть меня?
Ответила ему Элеонор:
— Мы приехали сюда, в Анжер, на празднование дня Святого Реми. В тот год у герцога был такой богатый урожай, что он устроил большой пир, созвав гостей со всей округи. Мы взяли вас обоих, тебя и Эварарда, в обеденный зал, чтобы показать всем. Мы так гордились своими близняшками. А вы были еще совсем маленькими и такими миленькими. — Роланд покраснел, а Эварард, привыкший к маминым нежностям, рассмеялся. — В тот же вечер моя служанка отнесла вас из
— Его зовут Роланд, любимая, — мягко поправил ее Годдард. — Так называли его большую часть жизни. А имя, которое мы дали ему при рождении, нам придется забыть.
Элеонор упрямо покачала головой:
— Для меня он навсегда останется Раулем.
— Твоя мама — сентиментальная женщина, Роланд, — объяснил Годдард. — Впрочем, ничего удивительного. Боже, что это был за день! Мы оба чуть не умерли от отчаяния, когда вернулись в комнату и обнаружили здесь одного Эварарда, а рядом с колыбелью — безутешную напуганную служанку. Ты исчез. У меня были враги. У кого их нет? Я боялся, что тебя забрал один из них и, может быть, даже убил. Но твоя мама никогда не расставалась с надеждой. Все эти годы она верила в лучшее.
— Этот человек, Лютор, относился к тебе хорошо? — нерешительно спросила Элеонор.
— Хорошо?.. — Роланд нахмурился, его взгляд словно обратился внутрь. Он никогда не сможет рассказать им всего. Кто способен до конца осознать всю горечь его жизни? Что он может поведать этим людям? И как они будут себя чувствовать, если узнают, что едва ли не самые худшие их предположения, самые кошмарные страхи за него действительно сбылись? И потому Роланд начал свой рассказ так:
— Лютор — суровый вояка. За это его уважают в Нормандии. Дворяне ждут годами, чтобы отправить к нему своих сыновей для военной науки, предпочитая его всем остальным соседям. Меня самого начали тренировать, как только я смог поднять меч. Лютор уделял мне особое внимание. Он был… требовательным учителем. Он научил меня не просто держать оружие, но и руководить войсками и всегда заставлял во всем добиваться совершенства. — Роланд улыбнулся, чтобы хоть немного смягчить впечатление от своей повести. — Меня с младых ногтей готовили унаследовать Монтвилль и уметь защищать его от любых посягательств. Поскольку законная жена родила Лютору лишь двух дочерей, имение должно было перейти ко мне. Теперь, когда я узнал, что он мне не отец, думаю, я лишился права наследования.
— Об этом, конечно, не может быть и речи, тем более что там есть дочери, — заметил Годдард. — Но ты…
Роланд почти грубо прервал отца:
— Я смогу взять Монтвилль, даже не имея на то прав. Это не проблема.
Эта короткая фраза поведала о Роланде больше, чем его подробная биография. Он был военным человеком, суровым и закаленным, готовым силой взять все, что хотел. Этим любезным людям нелегко будет понять и принять его.
— Роланд не привык раздумывать над словами, — весело произнесла Брижит, прерывая всеобщее молчание и пытаясь развеять замешательство. — Он не имел в виду, что собирается воевать за Монтвилль. Он только хотел сказать, что мог бы, если бы захотел.
Роланд нахмурился, поскольку не считал, что его слова надо пояснять. В ответ Брижит незаметно ущипнула его и нахмурилась еще сильнее.
— Ты не должен думать, что остался бедняком только потому, что этот человек не твой отец, — сказал Годдард. — Я не знаю ничего о Монтвилле, но у тебя большое имение в Пуату. Тебе подарил его мой сюзерен, граф Пуату,
— Ну хорошо, брат, — развеселился Роланд, — значит, я богач?
Эварард с удовольствием ответил:
— Ты даже богаче меня, потому что твои доходы более двадцати лет никто не трогал, а на свои я жил. И, должен сознаться, жил на широкую ногу.
Роланд рассмеялся:
— Что ж, хорошо. Я настаиваю, чтобы за свои заботы ты взял себе накопившиеся средства и пользовался ими.
— Но я не могу! — запротестовал удивленный Эварард.
— Я так хочу, — потребовал Роланд. — Мне не нужно ничего незаслуженного. И буду очень признателен, если ты и впредь присмотришь за моими землями, пока они мне не понадобятся.
— Разве сейчас они тебе не нужны?
— Сейчас, — ответил Роланд мрачно, — я должен вернуться в Монтвилль.
— Я поеду с тобой в Нормандию, — предложил Эварард.
Но брат упрямо покачал головой:
— Мне надо встретиться с Лютором один на один. А к тебе он наверняка проникнется особой неприязнью. Ведь если бы не твое лицо, я бы никогда не узнал о вашем существовании и о его грехе. Так что для тебя Монтвилль небезопасен.
— А для тебя?
— Наши с Лютором силы равны. Я его не боюсь. Мне самому и сводить с ним счеты.
— Роланд, — нерешительно начал Эварард, — может быть, было бы разумнее не встречаться с ним больше? Как ты будешь жить, если убьешь его?
— Я не смогу жить, если не услышу от него, почему он это сделал, — спокойным голосом, но с тяжелым взглядом ответил Роланд.
Семейство провело всю ночь в беседах. Они переместились в удобную комнату, чтобы впервые за двадцать три года отужинать всем вместе. Роланд тихо и внимательно слушал воспоминания своих родных, а Брижит переживала, не станет ли ему от этих рассказов, частью которых он не был, еще горше и больнее. Он был захвачен всем происшедшим и услышанным, как ребенок, и не мог отвести изумленных синих глаз от своих родных.
Глава 36
«Понимает ли эта девочка, что лишь благодаря ее побегу я нашел свою семью? Ведь если бы не она, Анжер так и остался бы для меня запретным городом. Много лет Лютор не позволял мне даже приближаться к его воротам, прекрасно зная, чем ему это грозит. А я никогда не интересовался причинами столь странного запрета. Но в этот раз ему все равно не удалось бы удержать меня, поскольку речь шла о Брижит».
Всадники выехали на южный склон холма перед Монтвиллем. Три дня пути прошли в молчании, не прерывавшемся почти ни единым словом Роланда. Видя его напряженную задумчивость, Брижит очень беспокоилась о предстоящем выяснении отношений с Лютором.
— Каждый раз, когда ты убегаешь от меня, из этого получается что-нибудь хорошее, — внезапно улыбнулся Роланд.
— Что же хорошего вышло в первый раз?
— Разве не тогда ты стала моей? Брижит покраснела, но немедленно вернулась к своим страхам и спросила:
— Ты собираешься говорить с Лютором наедине?
— Не важно.
— Это очень даже важно, Роланд. Пожалуйста, послушай меня, вам надо побеседовать с глазу на глаз, чтобы никто не узнал о происшедшем. Я понимаю твой гнев, но он не должен взять верх над разумом. Все эти годы Лютор звал тебя сыном. Вас связывают узы времени, которые значат не меньше, чем кровное родство. Помни об этом, когда встретишься с ним.