Шрифт:
ГЛАВА 1. Едет!
– Сегодня ты превзошла саму себя, – похвалил рен Фейрех, подбирая остатки подливы куском хлеба.
Отправив его себе в рот, прожевал, жмурясь от удовольствия.
– Эх, были бы ваши Лоханки поближе к столице, – продолжал он сыпать соль на рану. – А так и останешься тут прозябать. Последний раз предлагаю – полный пансион, десять монет в месяц, неделя отпуска…
– Не могу я Лоханки бросить, – буркнула я, забирая пустую тарелку. – Рен Фейрех, если бы вы дали моей таверне звезду…
– Вот и я не могу, –
– Именно, – рассердилась я, чувствуя, как щеки загорелись от прилившей крови. Я терпеть не могла умолять, но от этого мужичка с круглыми щечками зависело мое будущее. – Хромой Единорог – отличное заведение. Если бы вы дали хотя бы одну звезду – я не прошу три – внесли бы в реестр, в Лоханки потянулись гости…
– Условия, – назидательно поднял указательный палец рен Фейрех. – В золотой реестр едален заносятся лучшие таверны исконных городов, то бишь тех, где живет хоть один носитель древней крови. Это не с неба взятое правило. В реестр попадают заведения, в которых, теоретически, мог бы отобедать Владыка. Каждый год он ездит по стране с визитами к исконным вассалам. В ваших Лоханках есть такой?
Он смотрел на меня блестящими глазками, ожидая ответа, но я молчала.
– Может, ваш городничий, который выглядит так, будто его побили пыльным мешком, на самом деле ворожбит? А может, вон та компания лесорубов, – он кивнул на столик в углу, за которым, сосредоточенно перемалывая челюстями мясо, ели четверо мужиков, – никакие не лесорубы, а, допустим, вервольфы? Или ты, милая Кэйтлин Тут, скажем, дракон?
Он мелко засмеялся, так что его рыжая бороденка, испачканная подливой, затряслась, и я нехотя ответила:
– Нет.
– Вот и я говорю, – важно кивнул рен Фейрех. – Нет, милая Кэти. Я не могу дать звезду твоему Единорогу, но снова предлагаю работу. Бросай эти Лоханки! Что ты вцепилась в них, как клещ в пёсье ухо? Тут даже женихов подходящих нет. А годы идут, женский расцвет короток, – его маслянистые глазки пробежались по моей фигуре. – Эх, был бы я холостой…
Я оперлась локтями на стойку, устроив подбородок на сплетенные в замок пальцы, и отвернулась ко входу, где послышались приближающиеся голоса. Кто бы это мог быть? Обеденное время заканчивается, и все, кто хотел, перекусили в славной таверне «Хромой единорог».
– Здесь мой дом, работа, – задумчиво сказала я. – Лоханки – чудесное место.
– Болото, – припечатал рен Фейрех. – Никакого движения. Застой, гниль и скука. Послушай меня, милая Кэти, я желаю тебе только добра…
– Едет! – выкрикнул городничий, вламываясь в таверну, так что тяжелая деревянная дверь с грохотом впечаталась в стену.
– Кто едет? – спросила я, выпрямляясь и чувствуя, как сердце заколотилось быстрее.
– Ссыльный, – выдохнул городничий, подходя к стойке, и я налила ему полную чашку клюквенного морса и придвинула тарелку крендельков. – Гарольд Шпифонтейн собственной персоной! Вы только подумайте! Полсотни лет ни одного ссыльного, даже самого завалящего, а ведь каждый раз это способствовало безудержному росту города, промышленности, культуры…
– Ссыльный? – переспросила я, а мое сердце забилось еще сильнее, точно колокол, которым в Лоханках созывали на службу.
– Рост города? – недоверчиво уточнил рен Фейрех.
– Эти ссыльные аристократы все малость того, – покрутил пальцем у виска городничий. – Одному, лет триста назад, вздумалось устроить в Лоханках соревнование по гребле. Как итог – лесопилка, лодочная мастерская, мелиоративные работы. Другой, последний наш, был любитель театра. И что вы думаете?
– Что?
– Актеры к нам ехать не хотели, так он решил их на месте вырастить. Школу построил. Так что все дети в Лоханках умеют читать и уровень образования у нас ого-го.
Он сжал кулак и потряс им в воздухе перед носом рена Фейреха, а я машинально кивнула, подтверждая слова городничего. Школа в Лоханках была, и неплохая. А уж библиотека… Триста двадцать восемь книг!
– Какое счастье, – выдохнул городничий. – Хоть бы этот Гарольд Шпифонтейн тоже оказался с причудами. Хорошо бы ткацкую фабрику открыть, или, к примеру, организовать охотничий турнир. Тогда бы к нам приехали его друзья, я бы наконец пристроил Мэриан замуж, а ты, Кэти, гребла бы золото лопатой! Ведь все они останавливались бы у тебя. Собственно, я за этим и пришел, – он махом выпил весь морс и, пригладив усы, сгреб горсть крендельков и сунул в карман. – Приютишь его?
– Ссыльного? – возмутилась я. – Преступника? А вдруг он перережет мне горло во сне, или еще чего похуже!
– Стал бы я селить к тебе убийцу, как считаешь? – рассердился городничий. – Я ж тебя люблю как родную дочь!
Я посмотрела на него с иронией, и он исправился:
– Ладно, Мэриан я люблю несравнимо больше, но ты мне тоже дорога. Никто так не готовит пироги с перепелами, и если тебе однажды перережут горло во сне, или еще чего похуже, то я буду очень горевать.
– Верю, – буркнула я.
– Он какую-то дуэль затеял, – пояснил городничий. – И даже не убил того, второго, а только ранил, но Владыка рассердился и сослал его к нам. Не преступник, а одно название.
Я задумчиво протерла стойку, хотя та и так блестела. Конечно, можно взять постояльца. Наверху есть комнаты, которые обычно пустуют, потому что сюда, в Лоханки, ездить особо не зачем.
– Куда еще мне его селить? – продолжил наседать городничий.
– К себе, – предложила я. – Поближе к Мэриан. Вдруг и правда женится.
– Неприлично, – сурово отрезал он, а мы с реном Фейрехом многозначительно переглянулись.
Мэриан не обременяли строгие моральные принципы, и во всех Лоханках только ее папаша об этом не знал.
– И надолго к нам этот рен Гарольд как-его-там? – поинтересовалась я и, забрав пустую чашку у городничего, ополоснула ее под краном.
– Гарольд Шпифонтейн, – исправил городничий. – И не рен, а герен. На месяц всего.
Чашка выскользнула из моих рук и чудом не разбилась, грохнувшись в раковину.