Шрифт:
Когда долгое время мир для меня ограничивается стенами квартиры, местом службы и толкотней в трамвае, незаметно начинаю испытывать чувство какой-то утраты. Как будто ушло что-то очень дорогое и важное в жизни, а сам стал намного суше и замкнутей.
Каждый раз, когда появляется это чувство, я беру рюкзак и иду на вокзал. Только
Смыкается за спиной чаща, тропа уводит все дальше и дальше. Я люблю шагать по тропе ветру навстречу. В жаркий день он освежает лицо и доносит аромат трав, цветов и душистый запах сосновой смолки. Из каждой поездки я возвращаюсь помолодевшим. Все, что я увидел, услышал, собрал в пути по крупицам, сливается в единое целое, неповторимое по своей красоте и очарованию.
Зимой рассвет пробивается сквозь ночную мглу медленно и трудно. Вначале чуть-чуть заголубеет юго-восток, а над головой и дальше, в противоположную сторону, небо затянуто черной пеленой с яркими точками созвездий.
Затем начинают вырисовываться волнистые очертания холмов. Все больше светлеет небо, появляется узкая розовая полоска. С каждой минутой она ширится и растет. Наконец, из-за края земли брызжет сноп ярких лучей и вслед выкатывается огромный багровый шар Солнца. Вспыхивают и сверкают присыпанные снегом леса, алеют поля, и нежный румянец оживляет стволы голых берез.
Весной и летом день начинается иначе. Солнце как будто спешит выбраться на небосвод. Не успеет полыхнуть заря, а оно уже выше елок, жаркое и светлое.
Мне приходилось встречать рассвет в горах Северного Урала, где даже летом белеют на вершинах пласты нетающего снега. Как только выплывает Солнце, от его лучей снег загорается алым цветом. Это длится всего несколько минут. Подножия гор тускнеют в беловатой дымке, а снег на их вершинах становится похожим на россыпь сверкающих алмазов. Эти превращения настолько изумительны, что начинаешь понимать, откуда родились легенды о чудесных сокровищах старого Урала.
Каждый раз, когда удается подсмотреть, как просыпается Солнце, целый день после этого я чувствую приподнятое настроение, и работа спорится, как никогда.
Зимнее утро.
Из всех зимних месяцев самый удивительный по краскам — февраль. Не считая зорь, всего два цвета отпустила природа этому месяцу: белый и синий. Но в последнем столько оттенков, сколько не встретишь, и на палитре художника.
Над головой — холодная просинь неба, сгущающаяся к горизонту, темно-синей лентой тянутся леса, отделяя небо от полей. А снежная пелена, покрывающая землю, только на первый взгляд кажется однотонной. Присмотрись внимательно, и ты различишь целую гамму цветов — от белого до голубого, особенно в полдень, когда от деревьев протягиваются по снегу
Иногда при зорях появляются краски, делающие пейзаж неузнаваемым по колориту. То все вокруг — и небо, и облака, и снежная пелена, даже лица людей — становится багрово-ярким или зеленым, то все неожиданно окрасится в нежный фиолетовый цвет.
Может быть, вот такие, необычные для земли краски присущи далеким планетам. Ведь недаром фантасты говорят о преобладании в природе Марса красного цвета, а на Венере — голубого.
Зимние тени.
Лесной проселок вьется в сосняке, того и гляди упрется в сугроб или бурелом и дальше не пустит. Кругом по самые макушки засыпанные снегом виднеются елочки-подростки. А над ними, подпирая небо белыми шапками, высятся мощные лиственницы и мохнатые ели.
На просеке свежий след саней, отпечатки кованых копыт. Слух ловит слабый звон бубенцов. Видно, кто-то неторопливо едет впереди. Пытаюсь догнать, но никак не могу. А звон совсем близко, кажется, за следующим поворотом я увижу лошадь и широкие розвальни с охапкой сена. Срезать бы путь, махнуть через горку напрямую, да целиной не пройдешь — снег. А загадочный звон совсем близко, словно дразнит. Может быть, это Мороз-воевода со Снегурочкой объезжает свое Ледяное царство?
Сани я догнал на просеке. Лохматая лошаденка, бойко помахивая хвостом, тащила обыкновенные дровни. Снегурочки не было, а вместо Мороза, привалившись к передку саней, дремал, закутавшись в драный тулуп, старичок. Не было и бубенцов, а звон все раздавался, тихий и мелодичный.
Я понял, в чем дело. За несколько дней перед этим было тепло. Таяли снежные шапки на ветках, украшая их маленькими сосульками. И вот сейчас, раскачиваясь от ветра, сосульки звенели, словно серебряные бубенчики…
Торная лыжня блуждала по лесу среди густых высоких елей, опустивших под тяжестью снега пушистые ветки. Было морозно и тихо. Так тихо, что, казалось, пролети снежинка — услышишь шорох ее падения.
Неожиданно холодное безмолвие разорвали звуки топора. Я свернул на стук и через несколько минут увидел на просеке двух мальчишек. Ловко орудуя топорами, они подрубали осинки, пригибая их к самому снегу.
— Вы что — озоруете? — строго спросил я.
От неожиданности ребята растерялись, но, разглядев меня, успокоились. Первым оправился от смущения старший. Воткнув топор в пень, шмыгнул покрасневшим носом и тонким, простуженным голоском произнес:
— Работаем мы, а не озоруем! Здесь наше подшефное лесничество. Просека заросла, так мы ее прочищаем. А осина зайцам на корм пойдет. Может, и лоси поедят, у нас их десять штук бродит!
— А давно вы это… шефствуете?
— Третий год. Летом от пожаров охраняем. Старую гарь засадили. Дуплянки развесили. Зимой каждое воскресенье обходы делаем, петли снимаем. Утресь с Пашкой одного зайца выпустили.