Как развалили СССР. Крушение Сверхдержавы
Шрифт:
Второе. О сложности ситуации в стране.
Вы видите, как обостряется социальная напряженность, возникают опасные коллизии, усиливаются страсти в общественно-политической жизни, имеют место вспышки экстремизма и насилия. Все это таит в себе большую опасность для общества.
Хотелось бы знать, что вы думаете о путях стабилизации экономической и общественной жизни, предотвращении конфликтов, достижении гражданского мира и согласии в обществе? Что следует делать в этом отношении верховным властям и коллективам предприятий, то есть нам всем?
Третье. Верховный Совет стремится скорректировать курс правительства и особенно экономическую реформу в интересах стимулирования производства и социальной защищенности трудящихся, налаживания экономических связей со странами СНГ. Все это, на мой взгляд, является главным в преодолении кризиса и оздоровлении общей ситуации в стране. Мы благодарны трудящимся,
Четвертое. Мы, руководство Верховного Совета, исходим из того, что главная роль в осуществлении преобразований в стране принадлежит самим трудящимся, их инициативе и творчеству в утверждении новых форм хозяйствования и жизни, предприимчивости в поисках лучших образцов деятельности. Насколько предприимчивость входит в сознание, психологию и деятельность людей?
Пятое. Все ваши суждения по всему комплексу этих вопросов представляют большую ценность для понимания происходящего и определения политики на перспективу, причем с учетом нужд трудящихся.
Как мне представляется, в этом залог расширения социальной базы экономических реформ и гарантия их осуществления.
Шестое. Видимо, под этим углом зрения необходимо по-новому посмотреть на роль профсоюзов и советов трудовых коллективов. Опыт накоплен большой. В этом плане парламент готов в законодательном порядке рассмотреть ваши предложения.
Пожалуйста, высказывайтесь, у меня около двух часов, надеюсь, этого времени нам хватит. Чтобы поговорить откровенно и я мог бы услышать ваши предложения, не избегайте говорить все, что вас волнует и беспокоит, в том числе и в области нашей законодательной деятельности.
Выступления рабочих были грамотными, содержательными, судя по ним, они довольно тщательно следили за всем тем, что происходило в стране, в экономике, политике, включая разного рода нюансы; в общем, это были умные, опытные и рассудительные люди, все говорили по делу, конкретно и содержательно.
Не буду приводить содержание всех выступлений, сошлюсь лишь на высказывания одного из них, слесаря Юлия Лукича Мацовки. Вот что он говорил: «Руслан Имранович! Я – потомственный рабочий, слесарь, токарь, монтажник, работаю более 30 лет, кажется. Знаю и понимаю многое. Раньше было все – и плохое, но больше – хорошего. Но такого беспорядка в стране, какой существует сегодня, – не только на нашем заводе, а в стране, – такого не было никогда. Что я имею в виду? Уже три месяца не выплачивают заработную плату рабочим и инженерам. Поэтому настроение у всех и на работе, и дома – плохое. Люди становятся злыми, ругают власть, всех – правительство, президента, Верховный Совет, позиции людей становятся все более радикальными, вполне возможны стихийные бунты. Вызывает сильнейшее раздражение и недовольство приватизация, навязывание этих самых «ваучеров Чубайса», хотя вначале нам обещали, что мы, рабочие, наш коллектив, имеем право сами выбирать иную форму приватизации, вплоть до превращения завода в народное предприятие. Но наши люди вовсе не желают появления каких-то частных хозяев, капиталистов. В общем, здесь полный беспорядок, нет ясности в том, какими правами обладает рабочий коллектив, наш профсоюз. Вы, Руслан Имранович, говорите одно, мы вас всегда слушаем по телевизору, и нам многое из ваших выступлений подходит, а правительство говорит и делает другое. А президент молчит. Отсюда полное смятение в головах, никто ничего не понимает, но все видят, что дела идут все хуже и хуже. Налоги – очень высокие, цены – абсурдные: лопата или молоток стоят 80 рублей, кружка пива – тоже 80 рублей! Какую экономику можно создать при таких ценах, неужели нельзя привести все это в порядок, какой это рынок? Это хуже базара! Сырье и материалы вывозятся из страны бесконтрольно за бесценок, особенно в Прибалтику, мы все это видим и знаем, никакого государственного контроля за этим нет. Гайдар все время говорит: «Рынок— это выбор». Но нам не дают никакого «выбора», никто не спрашивает нашего мнения ни по какому вопросу! Такого я не припомню со времени, когда стал работать, – где же эта самая «демократия», которую нам все наши руководители обещали? Ее у нас, рабочих, отобрали. Что происходит в стране, Руслан Имранович?..»
Были и другие высказывания, конкретные предложения, но люди хотели прежде всего высказаться, говорили искренне, взволнованно – когда увидели, что я внимательно их слушаю. Эта встреча произвела на меня тяжелое впечатление, ведь ничего утешительного я не мог им обещать. Сказал, что все то, что они говорили, – все записано, текст быстро отпечатают, а я передам содержимое в комитеты и комиссии, чтоб они учли высказанные мнения в готовящихся нами законодательных актах. Сообщил также, что приватизация только начинается, что у нас имеются только самые предварительные результаты, и они неважные – будем вносить серьезные изменения…
Через несколько дней снова ко мне зашел Игорь Клочков, сказал, что «рабочие были очень довольны приемом, чаем и беседой, обратили внимание, что вы были терпеливы и говорили искренне. Теперь, несмотря на все трудности, они ваши союзники, а эти ребята – очень авторитетные на заводе, они всем рассказывают об этой встрече…».
Глава 3
Нравы новых «вождей»
Сомнения в сильном лидерстве Ельцина у меня появились уже с первых минут реакции Ельцина на попытки государственного переворота ГКЧП, а затем его недостойное поведение, связанное с выбором Гайдара в качестве «главного реформатора» еще накануне V съезда и самое главное – с его откровенного сокрытия от меня того заговора, которое он вместе с Бурбулисом, Гайдаром и Шахраем устроил в Беловежской Пуще (Кравчук и Шушкевич – простые марионетки, бездушные авантюристы). Все эти события заставили меня по-новому, более критически, присматриваться к Ельцину. О его недалеком уме, слабой теоретической подготовке, склонности к панике и сверхподозрительности – это я хорошо знал. Но этого было недостаточно.
Относясь совершенно искренне и преданно, непрерывно защищая от атак со стороны могущественных противников, начиная от самого Михаила Горбачева, происков КГБ и СМИ в 1990–1991 годах, – в то время как его «единомышленники» из межрегиональной депутатской группы в Союзном парламенте или деятели «ДемРоссии», как и Бурбулис и Полторанин, пугливо отмалчивались, – я, наверное, мог рассчитывать на ответное искреннее ко мне отношение со стороны Ельцина. И когда этого не происходило, я задавался множеством вопросов. К примеру, не понимал, зачем ему нужны были мелкие хитрости вокруг выбора нового правительства перед началом V съезда? И самое главное – как он мог не посвятить меня в свои планы по «роспуску СССР»? Я бы отговорил его от этой безумной затеи, или, в крайнем случае, можно было бы подготовить другой – более разумный план, – кстати, он уже имелся. И даже был опубликован в январе 1991 года в газете «Мегаполис-экспресс» – я его передавал и Горбачеву, и Ельцину. И, конечно, надо было все это согласовать с Горбачевым. А произошел фактически государственный переворот со стороны заговорщиков. Переворот тайный, коварный, как следствие предварительного заговора трех лидеров союзных республик с целью уничтожить союзное государство. Я считал, что Ельцин не имел морального права действовать таким образом, по крайней мере, не ставя меня в известность о своих планах. При этом для меня было очевидным и то, что он и его приспешники воспользовались тем, что я был очень далеко от места событий – в Сеуле, куда отправился с официальной группой парламентской делегации, согласно плану зарубежных визитов. Вспомнилось, что Ельцин охотно поддержал меня, когда я сообщил, что южнокорейский парламент обратился ко мне с просьбой прибыть в Сеул, как договаривались ранее, если обстоятельства в Москве это позволяют. Позже я и вспомнил реакцию Ельцина – он почему-то обрадованно поддержал это мое намерение. И прибавил: «Вам, Руслан Имранович, немало досталось в последние месяцы, поезжайте, за неделю здесь ничего не произойдет». Это, как позже я понял, были лицемерные слова. Такое предательство в отношении страны, Горбачева и, конечно, меня, совершенное Ельциным, меня потрясло не меньше, хотя, разумеется, не в той мере, как само событие, состоявшееся в результате Беловежских соглашений – исчезновение СССР. Стало окончательно ясно, что этот недалекий беспринципный деятель, в то же время беспредельно хитрый, злобный и коварный человек (эти качества часто компенсируют недостаток интеллекта), не имеет абсолютно никакой морально-нравственной базы, направляющей его волю. И с ним надо быть далее предельно осторожным, и лучше – не зависимым от него. А его «людей» – отсылать подальше и никаких «дел» с ними не иметь и не «согласовывать», помимо тех, которые вытекают чисто из официального служебного характера.
При этом сложилась ситуация, когда ни я, ни Верховный Совет России уже не могли исправить ситуацию – отменить уже принятые решения «тройки» заговорщиков и потребовать их ареста мог только Президент СССР Михаил Горбачев, а он отказался это сделать. Верховный Совет России был вынужден ратифицировать Беловежские соглашения.
Эта новая ситуация в наших взаимоотношениях заставила меня более внимательно прочитать то, что говорил Ельцин в своих публичных выступлениях за период, когда он был избран в мае 1990 года председателем Верховного Совета РСФСР. Привожу некоторые из них ниже.