Как рушатся замки
Шрифт:
Больше её не беспокоили.
Плотный занавес мглы растворялся под нажимом мороза. К липкому дёгтю неба приклеились звёзды. Они возникали в хаотичном порядке, заполняя высь вязью созвездий. Рожки лун, Примы и Алиуса, смотрели в противоположных направлениях – что поругавшиеся супруги в кровати. Или проклятые влюблённые, которых боги обрекли коротать вечность рядом, но не обладать мочью прикоснуться. Рвись с волшебной цепи, обдирай криком горло – не смилуются, не ослабят поводок. Раз в двадцать два года замки кандалов истирались, и Прима погружалась в объятия Алиуса. Смазанный поцелуй, упоительная нега встречи – у их счастья короткий
Девушка пожевала травинку. Люди обожали грустные легенды. На севере, где небесные светила достигали замка по размерам и ночь держалась девять месяцев из одиннадцати, в сказках ютилась душа. Юг-педант сводил их концовки к морали. Север пускал сюжет по течению, призывая слушателя не вычленять тайные смыслы. Он просил поверить. Старуха-сказительница – сморщенная, словно изюм, карга с клюкой – так и обрубила подковырку: «Не выдумывай! Вы, южане, смотрите подтекстами, когда надобно смотреть сердцем». От её непритворного роптания с девушки сдуло ухмылку. Не нашлось, чем парировать, поэтому она передвинулась за камин, чтобы дослушать пожилую женщину не под прицелом укоризненных очей. Рассказывала она красочно, эмоционально, захватывала в плен низким тембром – не оторваться. Дрова пыхали искрами, придавая ей чего-то колдовского.
В итоге разбредались по комнатам гостиницы затемно под вой метели и привкус ожившего чуда.
— Сержант Родслоу прав. Вы не собраны.
— Я слышала, как Вы подошли, – девушка бегло изучила одежду мужчины на предмет знаков отличия и дополнила, не обнаружив никаких: – сэр.
— Не запомнили звание? А фамилию?
Он сел на бревно, взмахом пригласив присоединиться к нему. Полы серо-синей шинели очутились на снегу, обещая принять непрезентабельный вид; красный отворот обледенел – он постоянно поднимал его в попытках согреться. В уголке губ темнела ранка от треснувшей на морозе кожи. На коленях лежал кивер{?}[головной убор офицерского состава; имеет цилиндрическую или конусообразную форму.].
Девушка помедлила.
— Не запомнила, – признала она. Мужчина усмехнулся. – До последнего не верила, что далеко продвинусь.
— Вы, видимо, оптимистка.
— Откуда узнали? – поддержала его тон она.
— Чутьё, – постучал он по кончику носа, не без довольства отметив, что она всё-таки примостилась сбоку от него.
Позицию он занял выигрышную: приоткрытая воротина загораживала его от курсантов, завал из мишеней, деревяшек, прочего барахла прикрывал от офицеров – ни подобраться, ни уличить в «симпатиях». Негромкая беседа ни о чём в этом гвалте пересуды не спровоцирует: её банально не разберут.
«Ни о чём», – повторила девушка пробежавшую мысль. Незнакомая дотоле неуверенность кольнула под ребром. Не стоило обманываться безмятежностью мужчины. Под флёром дымного аромата тщательно загримировали дух, который она распознавала с ходу. С ним, парнем без погон, водиться губительно. От безделья такой с болтовнёй не привяжется.
— Вы не боитесь?
— Чего? – поинтересовался он. Вопрос получился несколько шепелявым: в его зубах была зажата стянутая перчатка.
— Я мечу в стражу императора, Вы судите испытания, – пояснила она, нарисовав носком сапога полукруг на снегу. – И ни с того ни с сего приходите пообщаться, как со старой подругой. Подозрительно, согласитесь.
Мужчина подул на окоченевшие пальцы, принялся растирать их. На сгибах – ясная ночь ничего не утаивала – застыла кровь.
— Не соглашусь. Я сегодня не судья.
— Вы тащились тысячи лье, чтобы побыть зрителем? Это ещё подозрительнее.
На её гримасу он отреагировал лёгким смехом. Вытянувшись в струнку, девушка высунулась из-за нагромождения инвентаря: забавы забавами, а, заметь кто, прилететь им могло по самое не балуйся. Убеждённость офицера в безобидности их посиделок ей не передавалась.
К облегчению, ни одного из собравшихся не привлекал захламлённый закуток.
— Вашу мнительность не провести, мисс Тэйт, – постулировал непрошенный компаньон. – Мой отряд сопровождает министра Калвага. Он справа от вице-губернатора, если Вам интересно.
— С усами?
— С усами как раз вице-губернатор. Вам не приходилось видеть министра внутренних дел в столице? Он присутствует на каждом публичном мероприятии.
— На праздниках меня волнуют не толстые министры, – сказала девушка, дочерчивая на снегу шестой овал. – Я хожу на них за алкоголем по скидке и едой.
Договорив, она до того громко сомкнула челюсти, что он уставился на неё с издёвкой – не с осуждением, хотя она только что оскорбила высокопоставленного уважаемого человека.
— Вы императора-то со старшим советником не спутаете?
— Император в короне. – Она замялась, уловив его выразительный взгляд. – Нет?
— Осечка за осечкой. Я начинаю волноваться, мисс Тэйт. Вас, случаем, не монсвели{?}[Монсвель – человекоподобное существо с длинными острыми ушами, круглыми глазами без белков и тонкими изящными конечностями. Их также называют Хранителями гор или моннами.] под горой воспитали? Для человека родом из Тэмпля Вы поразительно не осведомлены.
«Зато ты навёл обо мне справки», – говорила её напряжённость.
Занимательный тип. Перед площадкой собралось сорок девять испытуемых. Двадцать пять из них завтра посетят торжественный приём в доме вице-губернатора в честь победы, им вручат легимы – документы под гербовой печатью, удостоверяющие право зваться стражами Парящего Двора, подарят ножны под эспадроны. Отчего он завёл разговор именно с ней? В Академии не училась, родословной не вышла, внешностью на красотку не тянула. Откровенно не за что зацепиться. На минувших экзаменах он заседал в комиссии и не выказывал ни к кому благосклонности: комментировал одинаково справедливо, не стеснялся отпускать подначки, с коллегами выдерживал почтительную дистанцию. В обществе накрахмаленных рубашек и шитых камзолов он, затянутый в чёрное, выделялся, как соловей на ветке с синицами. Не запомнить его было невозможно, однако имя – незатейливая вещь, представьте себе! – воровски улизнуло из головы.
(нет же, нет! оно срослось с ней, поселилось под сердцем, переливалось по венам! оно взывало к ней, продираясь через… она не могла его потерять… не могла… где же? где!..)
По низине прокатился раскатистый голос барабана. С балки под навесом сорвалась летучая мышь. В неуклюжем, неровном побеге от шумных людей она врезалась в шапку снега на столбе, скинув на мужчину. В свечении лун хлопья посыпались на него невесомыми самоцветами – пласт поплотнее нелиричной горкой приземлился на макушку. Офицер смахнул её, обжигаясь колкими кристаллами. Девушка, со свистом выдохнув облачко пара, сунула ему перчатки.