Гонишь прочь воспоминанье,А оно опять снуёт.В ясном воздухе мерцанье,Чёрной бабочки полёт.Этот тёмный мотылёкОпустился прямо в руки,Словно тёплый уголёкПредстоящей вечной муки.
«Луна в воде лежит замком амбарным…»
Луна в воде лежит замком амбарным.Здесь мог бы утонуть безумный мельник.За омутом чернеет частый ельник,Как Пушкина густые бакенбарды.Еловые трепещущие лапыВо тьму неслышно расправляет бор.Всё тишь да блажь. Со стародавних порВо мшарах кувыркаются арапы.
«У самых стен чертополох лиловый…»
У
самых стен чертополох лиловый,Кладбищенский лопух и мелкие цветыПокрыли сплошь упавшие кресты —Красив на солнце твой венец терновый.И кровли нет. Потоком высотыЗатоплен храм, и Спаса взор суровыйТеряется, увидев полдень новый,Четвёртый день творенья маяты.Нет в мире слов, и говорить – о чём?То, что когда-то было кирпичом,Вновь стало камнем, возвратив природеТворенья долг. На месте алтаряРастёт трава, неслышно говоря:«Раз небо есть, то нет нужды во своде».
«И на место тревоги пришло забытьё…»
И на место тревоги пришло забытьё,Словно осени поздняя, странная милость.Так с небес пустота сходит в сердце твоё,Чтоб спокойно шепнуть «ничего не случилось».В мутный воздух так медленно плавится дождь,И ты мыслью дневною, как раньше, владеешьИ по комнате узкой спокойно бредёшь,Как и раньше бродил, но уже не посмеешьПо ступеням сойти на сырую траву,До опушки лесной добежать незаметно,Потому что сквозит за тобой наявуЧей-то пристальный взор сквозь окрещённые ветви.И в бурьяне сухом заплутав в одночасье,Не посмеешь один забрести вдоль реки,Где на мелях округлых в преддверье ненастьяЗажигаются ветром сухие белки.Не посмеешь один заглядеться назад.Мчатся прямо к тебе, не желая ответа,Бледный ветер речной, остывающий садИ холодная ярость забытого лета.
«Порой мы с удивленьем замечали…»
Порой мы с удивленьем замечали —Во время нашей встречи, всякий разТоржественно и дружно замолкалиВсе звуки, окружающие нас.И летний день не шелестел ветвями,Не проносился дрожью по листам,И облака, застывшие над нами,Внимательно прислушивались к нам.
Чтоб в музыку уйти из этих улиц
Анатолий Смирнов
Оттепель
День воскресный и тает зима,кроет улицы снежная слякоть.Ветки, люди, машины, домаи души беззащитная мякоть.Скрыв её за сетчатками глаз,молчаливо по городу кружишь,напрямик рассекая подчас,как слепец, тротуарные лужи.Снег газонов бесцветен и рыхл,стёкла окон в размывах рыданий,и по следу свиданий былыхтолько память толкает меж зданий.Память юности застит зрачки:лик девичий, любовь и остуда,даже имя забылось почти,но живёт ощущение чуда.Память юности тычет иглув ткани чувств воспалённых и мыслей…Как в них был ты порывист и глуп,сам, тот юный, – себе ненавистен!Берег Волги. Над той же рекойтот же ветер, такие же тучи,тот же шорох, а ты уж другойи не факт, что хоть в чём-нибудь лучше.Не скопил ни богатств, ни ума,лишь в желаньях стал мягок и розов…День воскресный, раскисла зиманакануне Никольских морозов.
«Край лесов и болот окаянных…»
Край лесов и болот окаянных,Отвоёванных палом полей.Запах хвои, дурманы туманов,Над болотами – клик журавлей.Прилепились, как гнёзда, деревниНа угорах над вёрткой рекой.В тишине лишь, как стражники, певниПерекликами рушат покой.Да с утра, когда солнца квадригаПерекатит еловый лесок,Под обрывом горбунья ШишигаЗазывает нырнуть в бочажок.Занырни, если жизни не жалко…Лучше ж спрячься за вербным кустомИ смотри, как на стрежне русалкаГубы струй рассекает хвостом.А русальей забавой натешась,Ляг спиной в шерсть травы на лугуИ внимай, как забывчивый ЛешийРассыпает по лесу «агу»,Как сквозь воздух, что вкусен и плотен,Отвечают ему через мигТо Бирюк, то Лаюн, то Болотник,То хозяин лесов Боровик.С их натурой не спорят здесь люди,Что растут с топорами в руках,Белоглазые правнуки чуди,Затерявшейся в мшистых веках.В полдень солнце прожаривает небо,Засыхает в траве ветровей…В край какой не забрёл б за потребой,Помню: сам я от этих кровей.Здесь вспоён духом елей и сосен,Здесь на круге природного снаМне родня и кудесница Осень,И колдуньи Зима да Весна,И лягушка, и ворон на ветке,И пчела, что сбирает нектар,И Ендарь, и мохнатый Медведко,И горячая птица Витар…Как бы Бог ни раскинул дороги,Верю: будет последняя мнеВ этот край по Сити и Мологе,В этот мир по Ухре и Шексне.
«В тиши библиотек толстенные тома…»
В тиши библиотек толстенные тома,Которые прозвали «кирпичами», —Для духа оскуделого тюрьма,Бесцельно водят тусклыми очами.Их не ласкает девичья рука;В них отроки не ловят буйным взглядом,Как предстаёт душе издалекаТо, что, должно быть, бродит где-то рядом.И властный муж, раздумьями объят,Не ищет в них судеб предначертанья;И даже критик, лицемерья брат,Давно забыл их грубые названья…Когда Господь за все мои грехиЛишит меня сочувствия навеки,Пусть лучше пеплом станут все стихи,Чем замолчат в тиши библиотеки!
Подруги
Одна была, как утро в сенокос,свежа, румяна, членами ядрёна,взгляд голубой, а россыпью волоснапоминала свет осенний клёна.Другая же, как зимний день, бледна,стройна, изящна, но за карим взглядомгустела ночь, где звёзды и лунато тень, то тайну стелют по фасадам.Обычный быт, обычный городок:заводы, школы, клубы, рестораны,собаки в парке, ямины дорог,звон колокольный, волжские туманы…С одной бы можно было прочно жить:растить детей, наращивать достаток…С другой же погружаться в миражи,где ни шкафов, ни гаражей, ни грядок…Но молодости чист и честен пыл,а потому верны её решенья:обеих я так искренне любил,что ни одной не сделал предложенья.Для первой – тёмен, для второй же – груб…В снах памяти просвечивают сквозь годыих разный запах кожи, вкусы губи дрожь у них не отнятой свободы.
Книги
В этой тесной «хрущёвке» долгоНа ля-ля не потратишь миги:К потолку – стеллажи да полки,А на них всюду – книги, книги.У окна – стол, в углу – диванчик,В его недрах тряпьё постели.А хозяин-доцент – как мальчик,Хоть виски давно побелели.И на крохотной кухне чудомСтеллажи уместил затейник,А из скудной его посудыБольше всех закопчён кофейник.Был когда-то женат и честноНёс семейных забот вериги,Но семье не хватало места,А доценту – всё книги, книги.Их чтение – жизнь, не леность,Раз познание – жизни око;Вот снимает, как драгоценность,Он прижизненный томик Блока…Не святой и не гениальный,Для студентов – чудак занятный,Но подвижник жизни вербальной,Но хранитель мысли печатной…Сын порой заедет под вечер,Программист, книг не любит с детства,Но ведь папа-доцент не вечен,Миллионное здесь наследство.
«Для чего я слова выбираю…»
Для чего я слова выбираюдень за днём, и любя, и скорбя;то зачёркиваю их, то черкаю?..Я не знаю, поверьте, не знаю, может,просто ищу в них себя.Снова осень и небо суровотопит дали и выси во мгле…Как нужна мне сегодня основа —то последнее Божие слово,по которому я на земле!