Как сражалась революция
Шрифт:
Самое печальное, что главной причиной первых неудач с Сапожковым действительно оказался бюрократизм, и очень скверного порядка, который вскрылся несколько позже. Сапожков был не так неуловим, как живуч. Банды Сапожкова настигались нами, разбивались и затем все же быстро оживали. При проверке выяснилось, что оживали они за счет наших же патронных складов. Напомню, что Сапожков до своего восстания был командиром бригады Красной Армии... Базы, на которых довольствовалась бригада Сапожкова до восстания, не списали с довольствия и после восстания. Он и продолжал довольствоваться, что главным образом и помогало ему
Сила Красной Армии в ее неразрывной связи с народом
Я был буквально ошеломлен и новизной, и широтой, и глубиной организации, и построением борьбы в целом, которые раскрылись мне благодаря ленинским урокам. Неудивительно, что вынесенные мною впечатления от империалистической войны теперь уже не подавляли, а, наоборот, поражали своей односторонностью. Владимир Ильич дал непревзойденный в военной истории пример создания армии как инструмента политики.
Основным костяком Красной Армии был рабочий класс. Большевики явились цементирующим началом в отношении как политической сознательности, так и боевой стойкости частей. Крестьяне из бедняков быстро сливались с рабочим ядром армии, усиливая его численно. Остальное крестьянство крепко обрабатывалось этими кадрами.
Сегодня красноармейские полки проходят интенсивнейшую политическую обработку, а завтра они уже сами заряжают окружающую среду, поднимают ее на борьбу за задачи социалистической революции, вносят развал в ряды белогвардейских частей или войск интервентов. Они проделывают таким образом потрясающий все старые основы переворот на громадных пространствах, после которого все «хотят красных» и все против белых, о чем свидетельствовали наши даже самые ожесточенные враги вроде английского генерала Нокса, военного советника адмирала Колчака, который в 1919 году писал своему правительству: «Можно разбить миллионную армию большевиков, но когда 150 миллионов русских не хотят белых, а хотят красных, то бесцельно помогать белым».
Средства борьбы множатся, нарастают и превращаются в несокрушимую силу. Эта сила могла только побеждать.
В 1918 году
Член Коммунистической партии с апреля 1917 года. Красногвардеец, комиссар, затем начальник дивизии, командующий группами войск на Западном и Юго-Западном фронтах.
Я никогда человеком военным не был да и ничего раньше в военном деле не понимал.
Начал свою «карьеру» с того, что организовал два-три десятка храбрецов и на грузовике преследовал румынских оккупантов у Кишинева.
Затем, вынужденный вместе с другими большевиками отойти из Бессарабии на Днестр, начал организацию красных отрядов. Занимался организацией, мобилизацией и прочими вещами, готовя сборные, сводные полки, батальоны и батареи.
Но это не все, что мне приходилось делать в Тирасполе — центре Тираспольского отряда, или, как его называли, «Особой армии по борьбе с румынской олигархией». Мне пришлось также командовать... китайским батальоном.
Я
Васика
Было это в одну из очень тяжелых ночей. Я был дежурным по отряду, лежал на соломе в хате. То и дело поднимал меня с соломы телефон: звонили то с одной заставы, то с другой. Кто по делу, а кто и без толку, просто так — скучно в ночи слушать редкий снаряд, очередь пулеметную. Под утро меня разбудили в сотый раз. Продрал глаза — передо мной китаец, одетый в какую-то синюю кофту. Произносит одно слово:
— Васики. Я, мой, Васики.
— Что тебе? — спрашиваю.
— Китаиси надо?
— Какие тебе китайцы?..
Он все твердит свое:
— Китаиси надо?
Часа через два тот же китаец вошел в штаб и знаками предложил всем, кто был там, выйти во двор. Вышли, и все стало понятно. Во дворе в строю стояло человек 460 китайцев. По окрику «Васики» они подтянулись.
Оказалось, что оккупанты по подозрению в шпионаже расстреляли трех китайцев из числа работавших на лесной порубке. Остальные пришли к нам.
Голые они были, голодные. Ужасную картину представляли собой.
Людей у нас было мало, оружия много, все равно не вывезешь, придется оставлять... Ну и решили — чем не солдаты? (И будущее показало, что прекрасные солдаты были.) Обули, одели, вооружили. Смотришь — не батальон, а игрушка.
Вот меня и назначили командовать этим батальоном. Направили нас на оборону старой Тираспольской крепости.
Мы учимся воевать
Сподручными у меня были «Васика» и еще один китаец, Сен Фу-ян, именовавший себя капитаном китайской службы. Хороший был солдат. Он-то, собственно, и командовал, а я так — «осуществлял верховное руководство».
Как полагается вообще умным воякам, мы, получив распоряжение занять крепость, двинулись туда в колонне, впереди которой на заамурских лошадях (с большую собаку каждая; злые, но умные лошади) ехал я, Сен Фу-ян и «Васика». Дорога в крепость шла по совершенно открытому месту, и противник нас тщательно обстреливал. Тогда подавалась гортанная команда — и народ по-своему очень недурно применялся к местности...
Итак, первым делом, совершенным батальоном под моим руководством с помощью китайского «капитана», было движение в колонне под огнем по ничем не защищенной местности.
Второе — в крепости мы расквартировали свой штаб в пироксилиновом погребе с многоаршинными стенами (позже принуждены были оттуда выбраться, ибо ни один телефонист не желал тянуть туда провода).
Наше расположение в крепости также было очень неудобно: мы внизу, а неприятель выше. Мы на виду: чуть кого заметят, одиночку или группу,— сейчас огонь.
Посты наши стояли над берегом. Проверял я их довольно часто. Поедешь как-нибудь без «Васики», лошадь сдашь кому-нибудь на заставе, а сам пойдешь пешком. Ну и беды не оберешься. Пробираешься с трудом. Часовой не узнает. Сперва наведет на тебя винтовку и орет благим матом: «Не хади»; потом узнает и расплывается: «Капитана, хади...» Осмотришь все, устанешь, возвращаешься к коню... Опять та же история: «Не хади», опять винтовка наизготове — того и гляди, пальнет... Хотя я был и «капитана», а трудно приходилось на первых порах.