Как стать контрабандистом
Шрифт:
– Hyv"a"a ruokahalua! – радостно ответил охранник.
– Kiitos samoin, – усилил я своё спасибо на это идиотское пожелание. У меня и аппетита никакого нет. Хавку беру только чтоб организм поддержать. И добавил на родном, растягивая губы в лёгком подобии улыбки:
– Сгинь, милый, с глаз долой. У меня сейчас такой мутильник, что стравлю ненароком. Не отмоешься потом.
Охранник кивнул головой, довольно улыбнулся и захлопнул кормушку. Весело же некоторым сидеть по другую сторону.
Интересно,
Есть вообще не хотелось, да и обед выглядит как-то вызывающе несъедобно. Я отодрал верхнюю плёнку, принюхался и стал разглядывать содержимое, разложенное по разным углублениям.
Неестественный зеленовато-жёлтый щербатый рис, пожухлые листочки салата и какие-то кусочки, щедро залитые голубоватым соусом с красными прожилками. Что, Finnair уже готовится к банкротству и по дешёвке распродаёт неиспользованные запасы? Или, наконец, царские резервы прокипятили? Разложили из неразложившегося? Я осторожно подцепил вилкой кусочек чего-то похожего на мясо, обтёр, как сумел, соус об край подноса и опасливо засунул неопознанный объект себе в рот. Вкус кошмарный, Стиральная резинка в кисломолочном соусе с явной отдушкой плесени. И уже без всяких церемоний я сделал ладонь «ковшиком» и пальцами собрал в неё все кусочки. Передёргиваясь от брезгливости, сходил и честно попытался промыть их водой.
После заморения червячка я долго прислушивался к странным звукам, которые испуганно издавал мой желудок. И всё ждал, когда меня начнёт неудержимо нести. Неторопливо наготовил многослойных лент туалетной бумаги для долгого сидения. Но нет, желудок только горестно повздыхал, да и угомонился, бедолага. Свыкается, однако.
Одно радует, что хлеба здесь дают много. Как и молока. Скоро начну, как Ленин из хлеба делать чернильницы и молоком тайные прокламации писать. Будут им ноябьские тезисы на долгую недобрую память.
Время тянется не то что медленно, а просто отвратительно медленно. И книги совсем не помогают. Каждую страницу приходится перечитывать по паре-тройке раз, чтобы понять, что там автор задумал. Зато уши у меня медленно, но верно трансформируются и превращаются в локаторы, пытаясь уловить любые посторонние звуки за дверью. Довела, чудь козлодоева, до коренной перестройки организма. Так и до полного сдвига недалеко осталось. Стану эльфом травоядным или ещё кем похуже.
Наконец я не выдержал, решительно сполз с нар и стал делать зарядку. Сто медленных приседаний, два прихлопа, три притопа. Потом снова. Отжиматься не будем. Пол такой, что никакая химчистка потом не спасёт. Я покосился на нары, но одёрнул себя. Это постельное бельё и так от одного взгляда расползается, а тут мужчинка в полном расцвете сил ещё плюхнется с потугами на гимнастику. Буду потом, как морская свинка в лоскутках себе норку вить.
В коридоре зашаркало. Вот и колёсики заскрипели. Кто-кто в теремок к нам ползёт? Небось хавку вертухайчик везёт? Лязгушечки-скрипушечки. Кормушка-кормушка, отворись, покажи, что от щедрот губернских нам местный интендант оставил. Ах, как негусто. Три кусочка колбаски, маргарин и опять много хлеба. Жлоб вы, дяденька-интендант, желаю вашей скромной дачке вырасти только до третьего этажа и покрыться цинковой крышей, вместо черепичной. И протечь весной до самого подвала.
– А чай?
– Сейчас принесу, – ну, слава Богу, с этим хоть поговорить можно.
– Сегодня таможенники будут?
– Не знаю.
– А завтра?
– Не знаю.
– Который сейчас час?
– Четыре ровно.
– А до какого времени разрешаются допросы?
– Не знаю.
– А завтра таможенники будут?
– Я охранник, а не справочное бюро.
Уел, вертухай, так уел. Вот если бы сказал: «я whore, а не синоптик», то я точно бы знал, что наши люди с юмором здесь шорох наводили.
– Не знаете, как себя чувствует моя жена?
– Хорошо.
– Что, головой об стену бьётся или только рыдает?
– Нет, она сейчас ест.
– Какое у неё настроение?
– Хорошее.
Ну и что это может значить? Как я себе представляю, шок у жены должен быть просто невообразимый. Вот так возвращаешься с работы домой, а тут закручивается такой экстрим. Принудительно-ознакомительное посещение тюрьмы. А дома, между прочим, двое детей. Полный беспредел. Хотя очень надеюсь, что дети практично подойдут к отсутствию родителей. Ну, день-два и мы разберёмся в ситуации. Это вам не Басманный районный суд города Москвы, в конце-то концов. Здесь чуть ли не самая старейшая в Европе реальная демократия. Никакого беззакония и ничто просто так не падёт на мою неповинную голову.
– Можно попросить таблетку от головной боли?
– Да, но не больше двух.
– Почему?
– По инструкции.
– А если через час я попрошу ещё две?
– Запрещено. Я не могу выдавать больше двух таблеток на одного человека.
– В день?
– Нет, за свою смену.
– А у охранника из новой смены я могу попросить?
– Да, но он вам не выдаст, так как я сделаю отметку в компьютере.
– А если попрошу завтра снова?
– Будет решать начальник завтрашней смены.
– Тогда можно попросить одну таблетку от головной боли и одну таблетку снотворного, чтобы мне не выйти из вашего лимита? —в голове сразу бравурно зазвучала старая реклама: «Замучила бессонница? Переезжай в Херсон»!
– У вас есть рецепт врача?
– С собой нет, – я сделал скорбное лицо, – Но, понимаете, всю ночь не спал.
– Без письменного разрешения врача я не смогу выдать.
– Хорошо, тогда дайте только две от головной боли.
– Сейчас принесу.
Это «сейчас» растянулось минут на сорок. Я весь извёлся в ожидании. Он их там что, сам синтезировать решил? У меня тут башня лопается и просто откалывается кусками. Да ещё какая-то сволочь всю ночь в камере курила и за собой не проветрила. И остатки пищи никакого благовония не добавляют.
Может здесь выдают персонального тюремного поросёнка на прокорм? А что? Свинья как образцовый санитар камеры. Звучит гордо. Каждый урка растит свою Мурку. И берёт повышенные обязательства: «Я тэбя кормил-поил, я из тебя и шашлик-пэльмен дэлать буду».