Как стать контрабандистом
Шрифт:
Возле вертухайской дежурки бесцельно топтались два очень подозрительных типа. Зато у каждого на шее запаянные в пластик большие картонки с их непрезентабельными физиономиями. Тот, что пониже, с мордочкой хорька-альбиноса, сделал шаг мне навстречу, посверлил меня тусклыми глазками и произнёс похоронным голосом с каким-то невообразимым акцентом:
– Я… Koysti… ваш переводчик… из таможни.
– Здравствуйте, Костя, – как можно сердечнее сказал я, пожимая его вялую потную ладошку. Потом сразу убрал руку за спину и вытер о джинсы. Всё равно
– Извините… не понимаю… повторите.
– У вас хороший русский язык, – что-то откровенность мне сейчас даётся через силу. У парня очень неприятно несёт изо рта. Но надо постараться наладить контакт, а то вдруг обидится и тогда придётся корячиться самому. Хотя тип явно какой-то липкий и отвратный, – Где проходили обучение?
– Закончил курсы… стажировка в Москве.
– Да, я обратил внимание на ваше московское произношение, – тут я от истины совершенно недалёк. Старомосковский говор сохранился, наверное, только далеко за кольцевой в домах престарелых, – Столичный суржик ни с чем не спутаешь.
– Что такое суржик?
– Pidgin.
– А… пиджин… это когда… смешать языки?
– Да. И оставить русский в осадке.
– Извините… не понимаю, – он немного помялся и сказал, указывая на своего спутника, – А вот это офицер нашей таможни. Будет… э-э-э… конвоировать нас до суда.
«Да уж, этот точно не из элиты», – уже с подступающим удовлетворением подумал я, – «Если вместо тех клонов, которые меня сюда конвоировали, такого дристуна прислали, то значит моё дело на мази. Разобрались, значит. Ща домой, рубануть борща под мерзавчик, утешить жинку и у койку… пару суток давить подушку».
– В зале суда… нас будет ждать… государственный адвокат.
– Зачем он вам нужен?
– Он вам положен… по закону.
– А что, меня в чём-то обвиняют?
– Почему вы не знаете?
– А почему я должен? Никакого понятия не имею. Может, вы знаете?
– Нет. Но на суде всё скажут.
– Ну, спасибо, что хоть просветят, с чего я тут вшей кормил, – надеюсь, что с нарочито нехорошей, этакой киношной усмешечкой протянул я, – Бог даст, потом кто-то узнает, что здесь вам не там.
– Что? Извините, я вас не понимаю. Это русский… э-э-э… slang?
– Нет, не сленг, просто такой питерский диалект. Иногда отличается от московского. Как заМКАДный от доБлокадного. Но в последнее время питерский особый в Москве слегка превалирует.
– Правда? А кто такой вшей?
– Кто?
– Тот, кого вы кормили.
– А… это один малэнький птиц. Её время неудержимо рвало ко мне на нары. Голод наверно.
– Вы так называете птицу голубь? На сленге?
– Ну, уж нет, так называется птица дятел, которая на меня сюда крупно настучала.
– Он мешал вам… спать?
– Регулярно. А уж две последние ночи точно.
– Я сообщу дежурному офицеру.
– Да, пожалуйста, скажите ему, пусть организует засаду и отгоняет по ночам. – дурачиться стало в лом, да и объект не подходящий.
Костик вдруг весь поддёрнулся и с непередаваемым трагизмом произнёс: – Мы опоздали.
– А что, так далеко ехать?
– Нет, это есть соседний дом. Рядом. Пешком идти.
– Так, может, пойдём? Мне только кроссовки одеть. Ремень и куртку могу уже и на ходу набросить.
– Да-да, – Костик, по-заячьи подскочил, устремляясь к двери, где его вежливо, но по-хозяйски отодвинул охранник и своим ключом открыл дверь.
Мы гуськом протиснулись мимо охранника и через паркововочный (или приёмный?) бокс выскочили на свежий воздух. Нет, это не воздух. Это озон, небесный эфир, просто нектар и панацея для моих в хлам отравленных лёгких.
До входа в соседнее здание пришлось пройти всего двадцать шагов. Костик прижался к входной двери и стал там елозить карточкой по панели входного замка.
– Поспешишь, у-дрызг судью насмешишь, – подходя, негромко сообщил я ему в спину, с интересом наблюдая за его манипуляциями.
Костик задёргался, но стерпел и только молча посопел. Загорелся зелёный огонек, и он рывком распахнул дверь. Увлекаемые им, мы галопом понеслись на второй этаж. Опять закрытая дверь, которая почти сразу поддалась. Небольшой холл. Будка охранника. И опять закрытая дверь.
– От людей закрылись, избранники народа. Ну, всё прям как у нас. Только у вас охраны что-то маловато и переносных мигалок на лестнице не хватает, – переводя дыхание, сообщил я в спину Костику.
Но он опять меня проигнорировал, нервно суетясь со своей карточкой у очередного замка. Дверь, наконец, открылась, и мы влетели в просторный холл с парой деревянных скамеек и несколькими вешалками по углам. Костик судорожно повесил свою куртку и, не оглядываясь на нас, поспешил к одной из дверей. Мы трусцой неслись за ним.
Местный зал заседания суда оказался весьма аскетичен и чем-то неуловимо напоминал только что отстроенный класс прогрессивной деревенской школы. Четыре небольших стола образовали стороны разорванного квадрата в довольно просторной и светлой комнате. Три больших окна. У глухой стены в один ряд стоят деревянные стулья. Для приглашённых или зрителей? Точно. Там резко притормозил и уселся наш конвоир-таможенник.
Явно судейский стол поставили на небольшом возвышении и за ним могут разместиться четыре-пять человек. На столе три микрофона на гибких штативах. Справа небольшой приставной столик с компьютером для секретарши. За ним уже сидит довольно миловидная девица и с остервенением долбит по клавиатуре, всецело уйдя в процесс.
Костик с облегчённым вздохом уселся за стол, который находился прямо напротив судейского, и громко сказал: – Вам надо сесть рядом.
Ну, надо, так надо. Возле стола четыре стула. С краю, сильно сгорбившись, притулился довольно пожилой человек. Я убрал назад один стул и сел между ним и Костиком.