Как стать писателем (2-е изд.)
Шрифт:
Конечно же, «был», «была», «его» – сорняки, которые автор то ли забыл выполоть, то ли не успел, так как уже в то время был серьезно болен.
Первая фраза представляет собой длиннейшую гусеницу. Хоть и всего из двух члеников: «…ввели и поставили…» Да, сейчас уже знаем, что это недопустимо для опытных авторов и нехорошо для начинающих, но ведь это же сам Булгаков, это же почти бог!
Сперва шок, подобная неграмотность пишущего проходит только в нетребовательных коммерческих издательствах, где нужен поток, где издают не меньше пятидесяти книг в месяц, иначе можно закрываться за убыточностью.
И в то же время – шедевр! Но может ли
Однако, чтобы понять этот «промах» Булгакова, возьмем время, когда произведение было написано. Это конец двадцатых годов. Россия, только-только пережившая кровавую Гражданскую войну, все еще остается практически страной неграмотной. Да и те, что были грамотными, либо истреблены за буржуйское происхождение, либо убежали в парижи. А кто не убежал или плохо спрятался… понятно.
Для тех, кто думает, что неграмотность была очень от нас далека, ссылаюсь на себя, замечательного: я учился в то время, когда выпускным классом был… четвертый! В четвертом сдавались выпускные экзамены, человек считался уже закончившим школу. Мои бабушка и дедушка были вовсе неграмотными, я им вслух читал свои детские книжки. Моя мама научилась читать сама едва ли не позже меня.
Вот за десять лет до моего рождения и закончил Булгаков свой шедевр «Мастер и Маргарита». В тех условиях даже просто грамотный оставался редкостью, умеющий писать книги – волшебником, а на таком уровне, как Булгаков, – великим магом, почти богом. Но никакой гений не может держать всю литературу на своих плечах целиком, это под силу только огромной, сплошь грамотной стране с сотнями тысяч пишущих, как и спортивные рекорды рождаются только в тех землях, где занимаются этим спортом многие и очень многие.
Хорошо это или плохо, но для вас снисхождения и скидок уже не будет. Если не весь мир, то страна уж точно грамотная вся. И требования к языку – самые высокие!
…чем гора в огромном горном массиве. То же самое и пиететом перед такими именами, как Пушкин, Гоголь, Булгаков, Пастернак. Именно потому имена современных авторов не излучают такого же божественного блеска. Та же картина и с музыкантами… Имена Моцарта, Бетховена, Штрауса, Вагнера… – гремят и доныне, а кто назовет сегодняшних композиторов? А ведь их уровень точно ничуть не ниже!
Но давайте взглянем трезво. В те века писатели да музыканты были единственными выразителями, так сказать, культуры. И все внимание было обращено на них, отмеченных Богом. И все пряники доставались им. Тогда не приходилось делиться ни с кино, ни с телевидением, ни с компьютерными играми. Тогда все талантливые и мыслящие шли в литераторы, а сейчас они могут идти в науку, которой тогда практически не было, в бизнес, где масса своих вершин, даже само нынешнее искусство предлагает столько дорог, что собственно писатели – это те, кто пользуется для выражения своих мыслей буковками, – оказываются лишь на одной из тысяч тропок, далеко не самой заметной!
Потому не надо сравнивать величие тех имен и этих, сегодняшних.
А читать Бунина и восторгаться его стилем – это все равно что смотреть черно-белый фильм двадцатых годов, когда еще не было даже звука, и восторгаться игрой актеров того времени. Да, они молодцы, но все же те фильмы сильно уступают даже средним голливудским поделкам сегодняшнего дня. Не только по качеству пленки, но и по игре актеров, режиссуре, операторской технике, монтажу…
Два-три дерева в пустыне заметны издали. Неважно, какие они собой. Даже если чахлые. Спасибо и за ту тень, которую дадут. В лесу уже нужно быть дереву особенному, чтобы заметили, вычленили из общей массы…
Вот одна из самых классических вещей, ее знают практически все любители фэнтези: знаменитая серия о Перне.
Итак, Перн.
«Часть первая: ПОИСК
Глава 1
Бей, барабан, трубите, горны, —
Час наступает черный.
Мечется пламя, пылают травы
Под Алой Звездой кровавой.
Лесса проснулась от холода, но не того – привычного, исходившего от вечно сырых каменных стен. Это был холод предчувствия опасности, беды худшей, чем та, что десять Оборотов тому назад загнала ее, всхлипывающую от ужаса, в зловонное логово стража порога. Пытаясь собраться с мыслями, она неподвижно лежала на соломе во тьме сыроварни, служившей спальней и ей, и другим работавшим на кухне женщинам. Зловещее предчувствие ощущалось сильнее, чем когда-либо прежде. Лесса, сосредоточиваясь, коснулась сознания стража, кругами ползавшего по внутреннему двору. Натянутая цепь выдавала беспокойство зверя, но в предрассветных сумерках он не замечал ничего такого, что могло бы послужить поводом для тревоги.
Свернувшись калачиком и крепко обхватив плечи руками, Лесса попыталась снять напряжение. Постепенно, расслабляя мускул за мускулом, она старалась распознать ту непонятную угрозу, которая разбудила ее, но не встревожила чуткого стража. Видимо, опасность находилась где-то за стенами холда Руат. Во всяком случае, ее не было на опоясывающей холд защитной полосе, выложенной каменными плитами, между которыми, сквозь старую кладку, пробивались упорные ростки молодой травы. Зелень эта свидетельствовала об упадке холда, камни которого в прежние времена славились завидной чистотой.
Опасность не исходила и со стороны заброшенной мощеной дороги, ведущей в долину, вряд ли она притаилась в каменоломнях или мастерских, расположенных у подножия скалы, на которой стоял холд. Ее нельзя было уловить и в ветре, дувшем с промозглых берегов Тиллека. Но чувство опасности наполняло Лессу, заставляя напрягаться каждый нерв, каждую клетку ее стройного тела. Лесса пыталась распознать опасность до тех пор, пока зыбкое предчувствие не покинуло ее вместе с последними остатками сна. Она мысленно устремилась в сторону ущелья – дальше, чем ей когда-либо удавалось дотянуться. Чем бы это ни было, оно находится не в Руате… и пока не в окрестностях холда. И ощущение совершенно незнакомое. Значит, это не Фэкс.