Как стать писателем, Как писать фантастику

Никитин Юрий Александрович

Конечно, все прекрасно, есть идеальная копия, но человек-то - тю-тю! Из ничего вдруг выплыла этическая проблема. А если техника, как это с нею частенько бывает, начнет давать сбои, возможны вообще жуткие казусы. Мой друг Ийон Тихий, воспользовавшись однажды подобным устройством, был воспроизведен "не в обычном виде, а в образе Наполеона Бонапарта, в императорском мундире, с трехцветной перевязью Почетного легиона, с шпагой на боку, с переливающейся золотом треуголкой на голове, а также со скипетром и державой". Представляете, какие трудности будут испытывать юристы, которым придется разрабатывать законы для мира, использующего такую технику? Придется заново определять такие фундаментальные понятия, как "жизнь" и "смерть". А о каком алиби может идти речь в мире, где возможны десятки идентичных двойников?

Пусть это краткое обсуждение послужит вам напоминанием о том, что любая новая фантастическая идея требует серьезного обдумывания: что изменится в мире при реализации того или иного новшества?

А пока - доброй вам фантастики!

Никитин Ю.

Как стать писателем

(да-да, руководство!)

Глава 1

Я всегда с кем-нибудь да дрался. Дрался и с высокопарными идиотами, что вещали о таинствах творчества. Утверждал и утверждаю, что научить писать хорошие книги можно каждого. Еще проще - бестселлеры, которые приносят немалые деньги. Я начал писать эту книгу в 60-70-х со злости, от желания доказать, что писать в самом деле может каждый, как каждого можно научить играть, скажем, на рояле. Пусть не до уровня Рихтера, но до добротного мастера, а в случае с писателем - если и не до Льва Толстого или Достоевского (это так, из скромности, а на самом деле можно и до их уровня, и выше), то по крайней мере до сверхпопулярных Дюма и Вальтера Скотта. А потом, уже будучи членом Союза Писателей СССР, когда прошел по конкурсу на элитные Высшие Литературные Курсы при Литературном Институте, потрясенно узнал, что изобретаю велосипед, что приемы литвоздействия уже существуют! Общие для всех, базовые. Отличия начинаются на самом пике, шпиле. Но каждый все-таки изобретает этот базовый велосипед, расходуя на черную работу драгоценные годы, а потом трусливо таит накопленное, чтобы не подсмотрели, не увидели, не воспользовались на халяву, он же кровью и выбитыми зубами! Увы, за годы переездов терял листки с записями литприемов, начинал сначала. Потом была эпопея с освоением компа, который приобрел в 1990-м. Windows еще не существовало, переносил в ДОС, а листки выбрасывал, но набранное терял, снова набирал, стирал нечаянно, опять что-то удавалось написать заново, вскоре смахивал вместо другой директории, с отчаяния выключал комп, вместо того, чтобы unerase! Уже махнул было рукой на эту затею, но появился этот форум, ребята хотят писать, а я тот старый крокодил, который знает как писать надо, хоть и не пишет сам. Поэтому добавлена эта рубрика. Как уже выяснилось хотя бы по форуму, есть люди, которые Никитину доверяют. И хотя кто-то очень странный сообщил в Интернете, что "!появился сайт писателя, который пишет в очень оригинальной манере", но мы-то с вами знаем, что именно этот автор до тошноты

традиционен, зануден и неоригинален, что как раз в его книгах обязательны такие насточертевшие со времен школьных программ атрибуты, как образы, темы, идеи, описания природы и внешности! К сожалению, самой книги нет, а этот файл наращивать буду по частям, когда и что вспомню. Эта рубрика, как сказал бы тот же вэбмастер или кто он там, для любителей. Любитель для любителей. Гениям по божьему дару (можно даже с прописной - по Божьему Дару) сюда заглядывать не стоит. Они и так все умеют. Эта рубрика, так сказать, для своих. Итак, теперь о самом писательстве. Но прежде, чем с ходу объяснять что только дикарь знает, к примеру, всего три времени: прошедшее, настоящее и будущее, а человек даже средний знает в русском языке их двадцать девять (к примеру, прошедшее разовое: курил, ходил, любил, и прошедшее повторяющееся - куривал, хаживал, любливал, прошедшее начинательное - и ну пыхтеть, и надуваться!и т.д.), сперва стоит определить, есть ли у вас, так сказать, базовые данные. Да-да, базовые. Но не те, о которых напускают тумана, начиная с каменного века, жрецы. Я говорю о настоящих данных, без которых творчеством вообще заниматься нельзя, а дорога только в дворники, слесари, менеджеры или президенты страны, что вообще-то на одном уровне. Если не так, то ответьте, кто правил могучей Испанией, когда однорукий солдат написал "Дон-Кихота"? Первое, что необходимо будущему писателю - это несокрушимая уверенность, самоуверенность, вплоть до наглости. Понятно, вряд ли обязательно это выказывать на людях, не оценят, сволочи, но быть уверенным в себе на все сто и больше, необходимо. И полагать, что если не сегодня к вечеру, то уж завтра точно соберете урожай нобелевок, к концу недели уже можно ходить по центральной площади со своим памятником в натуральный рост статуи Свободы, а женщины будут срывать чепчики и бросаться под ваш ройлс-ройлс. Зачем наглость? А иначе не получится. Человек с нормальной психикой привык два раза в месяц получать зарплату. Хоть маленькую, но регулярно. Хотя плохо работать, хоть терпимо. А писатель? Первый барьер у писателя (как и художника): получится или не получится шедевр. Нормальный человек откажется сразу: полгода писать, горбиться над клавиатурой, а вдруг да придется бросить на полдороге? И все уже сделанное коту под хвост? Да ни за что! А наглый да самоуверенный берется: получится да еще как! Еще и медалями обвешают! Затем после долгих трудов поднимается другой барьер: возьмут в изд-ве или не возьмут? И наконец третий: заплатят или не заплатят? А вдруг мало? Человек нормальный просто не рискнет даже начинать в таких условиях. А наглый говорит уверенно: получится, возьмут, заплатят, да еще много и сразу! Из этих ненормальных, понятно, 99% отсеется, все это знают, но все-таки каждый уверен, что именно он будет тем, кто выживет и получит все пряники. Так что о талантах, вдохновении, озарениях и прочих туманных материях здесь искать не стоит. То показуха для того, чтобы легче снимать красивых дур, да и отвязываться от них проще, ссылаясь на некий зов. Еще желательно, хоть и не обязательное дозарезу, чтобы автору отпилили ноги, перебили позвоночник или хотя бы выбили глаз. Словом, любое уродство приветствуется, ибо тогда жизненная мощь, что идет в кулаки и ниже, намного ниже, вынужденно сублимируется в духовную энергию. К примеру, когда двум крутым рыцарем в битвах отрубили одному - руку, другому - ногу, то, не в состоянии махать мечами, волей-неволей заработали головами. Которые, естественно, без надобности молодым и красивым. В результате один после неудачных попыток писать стихи, рассказики, сотворил роман "Дон Кихот", а второй, которому ногу, после неудачных попыток писать стихи и рассказики, создал особый рыцарский орден монашеского типа, члены которого не носили ряс, их целью было создание нового справедливого общества, девизом которого стало "Великая цель оправдывает любые средства" или "Все средства хороши для достижения великой цели", а личным девизом этого рыцаря стало: "Штиль хуже самой страшной бури". Эрудированный человек сразу вспомнит бравого комсомольца, который, если бы ему не перебили хребет, стал бы в лучшем случае заурядным секретарем комсомола или даже райкома партии, а прикованнопостельный написал "Как закалялась сталь"! К слову, среди членов Союза Писателей как нигде безногих, безруких, слепых, прикованных к постели! Если у вас все цело, это хуже, но не безнадежно. Ведь могут быть еще спасительные комплексы, которые никому не видны, но вы чувствуете себя не совсем полноценным и стараетесь стать еще круче, а литература как раз тот спортивный зал, где совершенствоваться можно до бесконечности. Пусть даже вы красавец и атлет, но ведь не все женщины мира ваши, где-то в Австралии о вас не знают, как обидно, хоть топись с горя, а если написать потрясную книгу, то и оттуда прибегут бросаться под ваш автомобиль, а мисс Вселенная будет добиваться вашего внимания. К тому же писательство дает редчайшую и соблазнительную возможность одним прыжком к золотой медали: кому нужны смешные литературные институты, кандидатские, докторские, звания академиков, когда только под старость получаешь возможность научного творчества! А так: умеешь читать? Хотя бы по складам? Значит, уже можешь и писать. Третье необходимое условие: сжечь мосты за спиной. Чтобы отступать уже некуда. Тот же нормальный человек после двух-трех неудачных попыток махнет рукой и скажет: зачем стучаться, когда не открывают? Сколько усилий пропало зазря! А тут у меня зарплата идет себе и идет. Только за то, что хожу на работу. А если еще и работаю, то можно и премию просить. А тот, у кого работа дрянь (ну, не хотел я оставаться литейщиком, как настойчиво советовали критики и доброжелатели! Не хотел), тому отступать некуда. Тот будет ломиться, накачивать мышцы, совершенствоваться, и! победа придет! Итак, когда речь заходит о скрипке или рояле, никто вроде бы не отрицает необходимости таланта, хоть никто не знает, что это. В то же время всякому ясно, что надо играть гаммы, развивать пальцы, тренироваться или хотя бы выучить какая клавиша пищит, а какая рычит. Но когда речь о литературе, то всяк уверяет, что надобен-с талант, талант! О мастерстве ни слова, о профессионализме - молчок, о литературных приемах - ни гу-гу, ни кукареку. Только талант, талант, талант-с! На этом заблуждении крылья как раз и горят. Написать роман может действительно всякий. Даже издать на свои деньги. Толстый, в яркой обложке, с золотым тиснением. С голыми бабами или без, с виньетками. Только читать его сможет только автор. Ему роман нравится, он искренне не понимает, почему остальные плюются. А секрет прост. Пишущему нужно всего-то расставить на листе бумаги условные значки. Их что-то около тридцати, точно не помню, плюс-минус пять, только и всего. А в мозгу человека, который смотрит на эти значки, происходит сложнейшая перекодировка, он начинает видеть фрэймы, образы, картины, у него учащается сердцебиение, он задерживает дыхание, смеется, плачет, а со стороны вроде бы просто таращится на лист бумаги с ровными рядами довольно простеньких значков. Да, но смеется и плачет, если написано профессионально. Если же нет, человек видит как раз значки. Перекодировка идет только в мозгу автора: смотрит на свои значки и добавляет мысленно те, которые не сумел выложить на бумаге. И негодует на идиотов, что не понимают его великое творение. Итак, эта книга о том как правильно располагать эти самые значки. Вообще-то автор выступает в роли того мудрого раввина, которого в разгар поста застукали с голыми бабами в бане, когда закусывал вино свининой и орал похабные песни: друзья, делайте, как я говорю, а не как поступаю! Да, из-за коммерческих соображений да и из желания успеть опубликовать начатое годы тому, автор порой выпускает роман! ну, мягко говоря, который мог бы улучшить. Тем более, что знает как. Но вы-то не связаны ни сроками выпуска, ни возрастом! Можете выстроить книгу совершенной, вычистить все шероховатости, а все алмазики превратить в бриллианты! И взять разом всех баб, все ордена и премии! Итак, начинаем книгу о литературных приемах!

Глава 2 Вначале стоит провести четкую грань между писательством и журналистикой. Это две близкие и родственные профессии, их иногда совмещают, хотя редко успешно. Прежде всего потому, что в самой основе у этих профессий разный подход. Журналист пишет статьи, очерки, заметки, информашки, даже документальные книги. Основная сфера публикаций - газеты, журналы. Великолепной газета считается та, которую человек от первой до последней страницы прочитывает за пятнадцать минут. Прочитывает и усваивает массу информации. Запоминает хотя бы до завтра, ибо с утра другие события, другой курс доллара, другие убийства, свадьбы, разводы и скандалы в правительстве. Разные требования диктуют разный стиль. Журналист обязан избегать яркого языка, великолепно построенных фраз, которыми восторгаемся у Бунина-Набокова-Астафьева. Он обязан писать так, чтобы взгляд бежал по странице быстро, не цепляясь, сразу хватал и усваивал информацию. Писатель пишет не на один день. Книга не выбрасывается по прочтении, как газета, а в этом случае требования к способу разбрасывания значков по бумаге иные. Первое: писатель обязан писать не информативно, а образно. Если на пальцах, то журналист пишет: "Депутат Рохлев рассердился", а писатель так не имеет права уже по статусу художника слова. Он пишет что-то вроде: "Депутат Рохлев нахмурился" (стиснул кулаки, заскрипел зубами, взревел, зарычал и пр.), т.е., он рисует картинку, а проницательный читатель, которому спешить некуда, хоть с трудом, но все же догадается, что депутат Рохлев рассердился. Писатель не напишет: "Депутат Рохлев обрадовался", а прибегнет пусть к штампам, но все же образам - губы раздвинулись в улыбке, счастливо завизжал, подпрыгнул, лихо пригласил всех в депутатский буфет за свой счет и пр. Конечно, нужно избегать штампов (стиснул кулаки, заскрипел зубами и пр.), но даже самые убогие лучше простой информативности журналиста. Конечно, штампы и есть штампы, с ними уважения коллег не приобретешь, но деньгу зашибить можно. Особенно, если строгать детективчики или лав стори. Там требования намного ниже, а читатели проще, чем высоколобые любители фантастики. О том, как убирать штампы - позже. Сперва - базовое.

Базовое. На примере. Приходит друг, мнется, потом с очень равнодушным видом достает рукопись, протягивает: "Я тут рассказик накропал... Так, для себя. Прочти, может понравится?" Я тут же в испуге выставляю перед собой ладони: "Что ты, что ты! Как можно? Это с моей стороны будет свинством. Ты писал для себя, а я буду читать твое интимное? Ни за что! За кого ты меня имеешь?" Друг мямлит: "Но я хотел бы, чтобы ты сказал... Я насчет публикации..." И вот тут начинается игра, которую он даже не понимает, ибо я упорно отказываюсь: неприлично читать то, что человек написал "для себя". Это хуже, чем читать чужие письма, те хоть пишутся другому, а тут прямо дневник! Друг пытается заставить прочесть, и все больше нажимает на то, что "это и для печати бы..." Я на своем, ибо непристойно публиковать то, что написано для себя. Наконец, словно только что-то начиная понимать, спрашиваю: так для себя или для печати? Он, сердясь на мою тупость, уже кричит, что хоть и для себя, но хочет видеть это опубликованным! Тогда, видя что дальше его не проймешь, хлопаю себя по лбу и объясняю Первое Правило, что ежели для себя, любимого, то писать можно абсолютно все. Сам себя поймешь любого. А что не поймешь, то догадаешься. По кляксе или оброненной слезе. А если для других, то здесь вступают в силу совсем другие законы. До другого человека еще достучаться надо. А для этого нужно особые литприемы, которые обязательны. Ежели их нет, тогда уж извини... Тут он в последний раз ощетинивается и бормочет, что он писать все-таки для себя. Тут же протягиваю ему рукопись, мол, забери, неэтично читать чужое и т. д. и т.п. Он вздыхает и... сдается. Все! Он во что бы то ни стало, хочет увидеть свое произведение опубликованным. Он готов слушать. Конечно, это не значит, что будет соглашаться. Он сто раз возразит, что писал для себя, я сто раз протяну рукопись назад, он тысячу раз скажет, что вовсе не то сказал, что я дурак и ничего не понимаю, а я буду тыкать пальцем в строчки и говорить: тут так написано. Вот эти буковки, сам взгляни, а мысли твои я не читаю. Он: ну я ж тебе объясняю, тупому, а я: будешь объяснять так и каждому, купившему твою книгу? А если он читает в постели ночью? Со спящей женой рядом? На ком из них ты надеешься поместиться?

Базовое. Очень важно научиться смотреть на свое произведение как бы со стороны. Чужими глазами. Честно говоря, мне кажется, что это невозможно, невозможно в полной мере, но все-таки существует ряд профессиональных приемов. Первый пришел с начала века, когда жизнь текла неторопливо: положить законченную рукопись в дальний ящик, не трогать с полгода, заниматься другими делами. А когда снова вытащите, посмотрите другими глазами, сразу начнете замечать погрешности, увидите как исправить к лучшему. Второй: отложить ненадолго, затем привести себя в состояние раздражительное, язвительное, вообразить, что это не ваша рукопись, а автора, которого вы не прочь обойти на финишной прямой. И тогда отыщете в ней гораздо больше изъянов, чем у себя, любимого, талантливого, удивительного! Третий: дать рукопись прочесть приятелям. Но ни коем случае не говорить, что это ваша. Иначе наговорят приятных слов, всяк знает как болезненно автор реагирует на любое замечание в его адрес! К слову, я показывал свои рукописи как "Иван Крокодилов" на семинаре фантастов в Москве, 1976 г.), Иван Хорватов ( ВЛК, 1079-1981), и еще под десятками других, которые уже и не помню. Под некоторыми даже публиковал, неловко было признаваться, что обманывал. А когда в "Равлике" помогал грузить книги, ввязывался в дискуссии о книгах Никитина, сам критиковал его, и никогда не удивляло: у грузчиков в книжных магазинов ай-кью несколько выше, чем в пивных магазинах. Вообще-то время от времени буду ссылаться на личный опыт. Обещаю делать это не часто, чтобы не обрыдло, да и личный опыт всего лишь Никитина - это не личный опыт Толстого или Достоевского, но буду брать только те случаи, которые наверняка были и у этих великих, и будут у вас. Когда я по почте отослал свою первую рукопись в "Молодую Гвардию", оттуда вскоре пришла рецензия. На девять десятых из критики, советов, что вычеркнуть, что выбросить, что переделать, что заменить, что подчистить, а в конце строчки; мол, рукопись талантливая, рекомендую издать массовым тиражом. Ну, на последние строки внимания не обратил, это ж и так ясно, даже не просто талантливая, а сверхталантливая, но как этот идиот, этой дурак, эта ничего не понимающая скотина посмела делать мне замечания, когда и читает-то наверняка по складам, шлепая губами? В ярости забросил дурацкую рецензию на дно какого-то ящика, постарался забыть. И лишь совершенно случайно лет через пять-семь наткнулся, вытащил, прочел! И как обухом в лоб! Только-только вчера додумался до одного приемчика, чтобы сделать повесть интереснее, а этот кретин уже тогда советовал так сделать!.. А дальше - хуже. Он советовал и вот это, как почистить язык, а я допер, что язык надо чистить от сорняков, меньше года назад! И вот это замечание идиота, похоже, тоже верное! Черт, так он же еще тогда советовал, как писать лучше! Если бы я, идиот, прислушался, то пять лет назад сумел резко поднять свой уровень! А так годы под хвост, ломился в окна, не замечая рядом открытой двери, изобретал велосипед! Мораль этого длинного отступления в счастливое детство в том, что учиться не обязательно на своих ошибках. Можно и на промахах того дурака, каким был автор этих строк. (Возглас оптимиста: ох, каким дураком я был! Подразумевается, что теперь-то ого-го какой умный!). И вывод: всяк, кто вас критикует - работает на вас. Лучше он сейчас, в рукописи, чем читатели тиража. А тот, который говорит просто приятные слова, конечно же, милый человек, слушать - одно удовольствие, можно жену и тещу позвать: слушайте, дуры, что люди обо мне говорят, но! Повторяю: самый простой способ - свою рукопись дать почитать другу, как чужую. Мол, дал вот один, просил прочесть и сказать свое мнение, но мне все некогда, не прочтешь ли, а я ему скажу твое мнение, как свое. Тут очень важно выдержать лицо и голос. Особенно, когда друг начнет щипать из написанного перья. Вытерпеть, не бросаться защищать гениальное произведение. Не обзывать идиотом и не бить по голове. Лучше дать еще кому-нибудь. И еще. Даже лучший друг может ошибиться. Но если пятеро почему-то говорят, что ты пьян, то не спорь, а иди спать.

Сегодня, один из греющихся в такую погоду у камина Лилии друзей, осторожно заметил в форуме, не страдает ли Никитин какими-то отклонениями, раз уж позволил бабам так унизить Таргитая в "Долине"! Увы, одно из обязательных требований литературы - не отоджествлять себя с героем. Позволять его бить, топтать, даже бить сильно. Конечно, не увечить, это же видно по всем фильмам и сериалам, где злодей погибает в момент, когда в его сторону выстрелят (из лука или пистолета), а герой, получив всю обойму в упор, будучи сбитым тяжелым грузовиком и вдобавок попав под каток, встает помятым, но с оправданной жаждой мщения. Героя нужно время от времени либо бросать в камеру пыток, либо позволять обижать как-то иначе, чтобы дальше его жестокая расправа выглядела оправданной. Если бы, скажем, Чак Норрис, который сейчас победно идет в бесконечном сериале, выйдя на улицу, начал молотить руками и ногами прохожих, это вызвало бы к нему неприязнь. Но когда ему врежут по морде, а его прокуроршу в который раз почти изнасилуют, порвут на ней блузку, то даже мирная Лилия в моменты сладкой расправы кричит: "Да что ты его арестовываешь? Убивай на месте!" Это стандартный ход, его видно на всех кассовых фильмах (пример "Рембо"), во всей мировой литературе (пр.
– "Одиссея"). Прием в том, что героя три четверти произведения бьют, топчут, обижают, он сам то и дело стукается мордой о дверь, ничего не понимает! За это время читатель успевает проникнуться не только сочувствием, но и наполниться жаждой отмщения. А потом, когда герой идет крушить мерзавцев, что пьют и гадят в его доме, да еще хотят его жену Пенелопу, то мы сами не только оправдываем избиение пятидесяти женихов, но и жалеем, что не попинали их трупы ногами. Вывод: благополучный герой - неинтересен.

Вообще-то, этот абзац в самой книге надо будет забросить подальше, вглубь. Где речь пойдет о доводке текста. Но сейчас, когда в год по чайной ложке, то кому-то надоест только базовое да базовое. Кто-то уже крут, если сейчас не поправит свое замечательное, то завтра с утра уже понесет в изд-во, так что для него надо хоть по капле, но давать то элементарное, что можно усваивать попутно с базовым. Текст: Не вешать на каждое дерево табличку с надписью: "Дерево". Более того, раз уж повесили, то снять. То-есть, вычеркнуть длинное и занудное объяснение, без которого и так все понятно. Все эти объяснения, которые так часто, к сожалению, встречаются, попросту раздражают. Никто не любит, когда его принимают за идиота. Но главное, что это вредит самой ткани произведения, снижает динамику. Это напоминание насчет дерева стоит вообще повесить перед глазами, чтобы время от времени натыкаться, спохватываться, отыскивать в своем замечательном произведении эти таблички - а они обязательно будут, каждый их вешает, но не каждый снимает!
– и снимать, снимать, снимать! То же самое и в языке: убирать многочисленные сорняки, которые понимающего раздражают, а непонимающему попросту портят впечатление. Перечислить их все немыслимо, укажу на один, едва ли не самый частый, и по нему можно понять, что я пытаюсь объяснить. К примеру, когда начинающий хочет написать фразу: "Он сунул руку в карман", то, умничая, обязательно уточняет: "Он сунул руку в свой карман", из чего сразу понятно, какой честный, не полез шарить по чужим карманам. Или: одел свое пальто, взял свой зонтик, и т.д. и пр., что понятно англичанину, у них артикли his и her обязательны, но вам-то в кувшинный ряд?.. Если умничающий новичок хочет написать, что кто-то кивнул, то обязательно уточнит, что кивнул головой, как будто можно кивнуть чем-то еще! Есть умельцы, которые составляют фразу еще круче; "Он кивнул своей головой". Такие книги можно сразу отбрасывать, ибо по сиим перлам виден общий уровень творения. Иногда встречаются чемпионы: "Он кивнул своей головой в знак согласия"! Здорово? Но и это, как говорит одна на телевидении, еще не все. Однажды я встретил вовсе шедевр: "Он кивнул своей собственной головой в знак согласия, подтверждая сказанное"! Ну, тут уж унтер Пришибеев с его утопшим трупом мертвого человека - вершина стилистики. Буквы, как известно, собираются в слова. Слова бывают как обиходные, которыми пользуемся, так и диалектные, жаргонные, сленговые, канцелярские, макаронизмы, официальные и т.д., дальше загибайте пальцы сами. Если перечислить все, то придется разуть всю семью. Из ста тысяч русских слов (У Льва Толстого, говорят, словарный запас под 400 тысяч), на долю обиходных приходится меньше четверти процента, но именно они составляют девяносто восемь процентов нашей речи. К слову о журналистике и писательстве: чем меньше журналист выходит за рамки обиходных слов, тем его уровень профессионала выше, в то время как писатель должен употреблять обиходные слова лишь в том случае, если не нашел слов "закруговых". Поясню на примере: [Image]

В серединке - слова обиходные. Масштаб, понятно, не соблюден, иначе обиходку пришлось бы рисовать с амебу средних размеров, а область остальных слов русского языка - с орбиту Солнечной системы. Если писатель употребляет слова из центра, то в лучшем случае он уподобляется журналисту, который быстро пересказывает автокатастрофу, чтобы тут же переключить ваше внимание на курс доллара. Слова здесь привычные, обкатанные, картину ими не нарисуешь. Даже при огромном таланте и огромном мастерстве. Талант, даже дикий, инстинктивно стремится подальше от центра в поисках ярких незатертых слов, что прикуют внимание, вызовут определенные ассоциации, от них пахнет свежестью, читатель сразу ощутит ветер, запахи, услышит грохот, стук! Вывод: если хотите стать журналистом - пользуйтесь только словами из центра. Если хотите сделать прозу яркой, красочной, волнующей - ищите слова как можно дальше от центра.

Еще одна крамольная истина: для того, чтобы писать хорошо, надо писать! много. Со времен Советской власти, что регламентировала все, утвердилось правило: писатель должен выдавать не больше одной книги в три года. Было такое постановление, так и жили. Исключение делалось только для лауреатов Ленинских премий. Услужливыми интелями, наша интеллигенция в этом случая самая лакейская, было подобрано обоснование, что, мол, надо тщательно обрабатывать язык, форму, работать над произведением, переписывать по много раз, как это делали великие: Толстой, Достоевский, Пушкин! Да и в самом деле - разве не достаточно одной лишь "Войны и мира", чтобы обессмертить имя? Или "Евгений Онегин"! Остальное можно бы и не писать, вроде! Но в таком случае на гонорары не проживешь, и советские писатели подрабатывали подлейшими выступлениями. Толстого и прочих великих привлекают, чтобы прикрыться их авторитетами. В этом случае спорить не принято, народ у нас такой, но все же стоит напомнить, что у Толстого вышло 90 томов немыслимой толщины, каждым можно слона прихлопнуть как муху, у Достоевского тоже солидное собрание сочинений, не могу сказать сколько томов, у меня только избранное, даже у Пушкина, погибшего в 37 лет, собрание насчитывает много томов!. А сколько бы их было, если бы наши великие писали по книге раз в три года? Дело в том, что писательство, как и любое ремесло, оттачивается только в процессе работы. Я часто сравнивал это со спортом не потому, что сам провел много часов, накачивая мускулатуру или пытаясь пробежать на долю секунды быстрее, а потому, что аналогия со спортом очевидна. Нельзя нарастить мастерство, лежа на диване. Надо работать по много часов. Работать до пота. Да, возразит тот же образованник (которого у нас почему-то считают интеллигентом), вот и работай, переписывай одно и то же, оттачивай язык, шлифуй фразы, выгранивай метафоры! Он прав, но только наполовину. Оттачивать себя в языке, это остановиться в развитии новых тем, идей, сюжетов. Всяк пишущий знает, что именно в процессе написания приходят десятки новых идей, сюжетов, поворотов, и так хочется эту бросить как устаревшую, и ухватиться за новые, более яркие! Если остановиться и очень долго оттачивать первую вещь, то до более ярких вещей может просто не дойти очередь. Я не думаю, что "Севастопольские рассказы", которые принесли Льву Толстому известность, сделали бы его признанным гением, как бы великолепно не отточил стиль, язык, образы! Да, писатель должен писать много. Сколько? У каждого своя мера грузоподъемности, как и чувство того, когда вещь считать законченной и сдавать в печать. Но он должен переходить от вещи к вещи, ибо только в этом залог его роста. Правда, если слишком быстро переходить, останутся сырыми, неотшлифованными, а то и вовсе незаконченными, в конце-концов вызовут справедливое разочарование. Нужна золотая середина между бесконечным оттачиванием стиля - любую вещь можно совершенствовать еще и еще, - и желанием поскорее реализовать на бумаге новые вспыхнувшие в мозгу ослепительные темы, идеи, образы! К тому же в литературе, как и везде, действует золотое правило: из всего, что создано, только 10% заслуживает внимания. Все остальное, говоря доступным языком! гм! Но разве все читаем у Дюма, который написал две сотни романов или больше? Или у Толстого? Достоевского? Пушкина?.. Все те же десять процентов. И пусть даже оставшиеся девяносто Пушкина выше лучших десяти Васи Васькина из Урюпинска, все же читаем пушкинские десять, а девяносто если и покупаем, то лишь как дань уважения мастеру. Остановись Пушкин отшлифовывать свои детские стихи до совершенства, добрался бы до "Евгения Онегина"? И еще - писателя, как и спортсмена, судят не по массе его труда, а по пикам, рекордам, всплескам. Кто знает, сколько на самом деле поэм сочинил Гомер, сколько шахматных баталий проиграл Каспаров, и в самом ли деле "Повесть о дивизии Котовского" (автор - Николай Островский) потерялась на почте, или же ее попросту выбросили в редакции как безнадежно слабую?

Этот кусок текста дать бы ближе к концу, но м.б., что-то надо порциями, чтобы не затошнило от однообразия материала? Как в романе надо помнить, что одна и та же порция омывает холодный мозг, благородное сердце и не очень-то разборчивые гениталии. Следовательно, нельзя давать ни одни занудные нравоучения, порция крови пошла уже вниз, к сердцу, ему нужны погони, лязг мечей, стук копыт, но и здесь не задерживаться, ибо кровь пошла еще ниже, ниже! Но и там нельзя задерживаться, никакой гигант не проторчит в постели весь роман, уже началась сублимация, пора снова бросить кусок мяса проголодавшимся мозгам! Итак, несколько слов о временах, которыми писатель должен уметь пользоваться умелее, чем депутат или член правительства. Взглянем на прошедшее время. Итак: прошедшее длительно повторяющееся, давно прошедшее: хаживал, куривал, любливал, пивал! Непроизвольное мгновенное энергичное: приди. Императивное: приходил, Результативное: пришел. Прошедшее время может быть как несовершенного вида: махнуть, так и совершенного: махать, Непроизвольное: и махни, Произвольное: мах (рукой, к примеру) Давнопрошедшее: махивал, Начинательное: ну махать! Многовато? Да, это ни запомнить, ни использовать. Тогда настоящих времен стоит упомянуть не больше двух: общее (планеты обращаются вокруг Солнца, Вселенная расширяется, и т.п.,) и активное (Она красит губы. Орел со мною парит наравне), а из будущего тоже пару времен: Совершенное: махну, Несовершенное: буду махать. Хотя сразу же надо предупредить, что это уже филигранная доводка, на которую мало кто решается, мало у кого остается сил и времени (а надо еще выдержать давление изд-в, родни, читателей и, особенно, пустого кармана?). К филигранной обработке стоит приступать тогда, когда произведение вычищено почти до блеска. А это такая редкость! Приступать, когда с деревьев уже сняты все таблички с надписью "Дерево", когда есть сдвиг в характере главного героя, а это единственная мера таланта или как ни назовите это умение делать произведение. Чем сериалы и ужасны, почему продолжение всегда хуже первой книги (серии), потому что если в первой книги герой может пройти путь от дурака к мудрецу, от труса к герою, то что остается на вторую, на третью? Можно, конечно, искать бесчисленные клады, провожать новых и новых принцесс из пункта А в пункт Б, завоевывать для себя королевства, но если герой на последней странице все тот же, каким и появился на первой, если в х а р а к т е р е не произошло изменений, то как бы блестяще не был написан роман, он просто еще одна доска в заборе. Пусть даже из хорошего дерева. Пусть даже выстругана хорошим мастером. Помню, у меня как-то над столом висела шокировавшие тогда слова самого Тургенева: "Женщина - всего лишь функция". Дескать, всего лишь литературный прием. Сперва ошарашило, ведь Тургенев по учебникам некий певец женщин, их утонченности! Утвердилось даже определение "тургеневская девушка", как образец чистоты, невинности и прочих качеств, которые так ценим в этих существах. И вдруг такой цинизм! Но, увы, это так. К примеру, его самое известное - "Отцы и дети". (Остальные написаны по тому же рецепту, проверьте сами). Базаров носитель новых идей нигилизма. Всей работой врача, всеми поступками и словами типа "Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник", утверждает нового человека, социалиста, опасного и непонятного старшему поколению. А увидев красавицу, говорит что-то вроде: какое тело, какое роскошное тело! Интересно, как будет смотреться на анатомическом столе? И вот этот несгибаемый и сверхстойкий супермен нигилист, которого никто не могло не то, что сломить, но даже пошатнуть! ломается, не выдержав испытания именно женщиной. Итак, в литературе женщина - всего лишь функция. Функция произведения. Холодный профессиональный прием. Еще очень важное соображение - новизна темы, идей или хотя бы образов. Образ - на последнем месте, понятно, тема или идея важнее, но все же как трудно найти новый образ! Зато, когда найден и удачно прописан, то достаточно произнести лишь слово "Обломов", "Отелло", "Дон Кихот", "Дон Жуан", чтобы сразу встали образы во всей титанической мощи!.. Человека можно назвать хоть лодырем, хоть обломовым, всяк поймет, что имеется в виду. А сколько прекрасных образов ( с точки зрения профессионала) вывел Гоголь? Собакевич, Чичиков, Манилов, Плюшкин, Хлестаков! Хотите задачу? На одном из совещаний в конце не то 60-х, не то в начале 70-х я попал на совещание детских писателей. Один из князей литературы с трибуны как раз обещал золотые горы тому, что придумает образ русского детского героя. Ведь косяком идут по России английские Винни-Пухи, итальянские Чипполино, шведские Карлсоны, всякие там буратины и пиноккио! Чуть позже какой-то чебурашка появился из восточных стран, подозрительно прижился, шпи°н проклятый, с чужим крокодилом дружит, мог бы с русским медвед°м!.. Словом, тому, кто придумает своего детского героя, тому лауреатствы любые, ордена и премии сам выбирай: какие хочешь и сколько хочешь. Квартиры, дачи, машины, баб и прочую мелочь - без счета! Бери, пользуйся, только дай своего, национального. Эта задачка, кстати, так и не решена. И хотя Советская власть рухнула! но при чем тут какая власть? Своего героя стоило бы создать в любом случае. Теперь понятно, что такое удачный образ?