Как стать полиглотом

Спивак Дмитрий Леонидович

Вообще языковая культура американских индейцев была исключительно высокой. Нужды межплеменного общения обслуживала целая палитра любовно обработанных естественных языков и даже дальновидно задуманных полуискусственных наречий. Вся эта свое образная культура могла бы дать колоссальные импульсы мировому многоязычию, но, к сожалению, ее оценили лишь в самое последнее время. А ведь сегодня если сами племена аборигенов и не вымерли, то многие их ценности ушли из народной памяти. В общем, индейские языки заняли место внизу пирамиды языков, определяющей последние два-три века структуру американского многоязычия.

На самом верху пирамиды располагаются языки европейских держав, победивших в колониальном соперничестве. Это английский и французский в Северной Америке, испанский и португальский – в Южной. Середину пирамиды

занимают менее престижные европейские языки – итальянский, голландский, уступающие дорогу своим более удачливым родственникам. Ну а внизу – языки переселенцев из Азии и, как мы уже отмечали, индейцев. Структура этой пирамиды, получившей даже особое название – мелтинг-пот (плавильный котел), – в прошлом не раз перемешивалась и до сих пор не устоялась. Начнем снизу: с ростом национального самосознания туземные языки неуклонно развиваются и кое-где делают крупные части территории двуязычными. Примером тому Парагвай, Боливия, Перу, а на севере Аляска. Поднявшись выше, мы обнаруживаем, что очень многие семьи переселенцев пока «не переплавились в котле». Так, если взять всех жителей США, знающих иностранный язык, то не менее 1/4 из них усвоили его в быту от родителей-иммигрантов. Кстати, если родители часто тяготятся таким положением, оно мешает им в поисках работы или жилья, то их дети уже выросли на месте, подобных проблем у них нет, и они, наоборот, остро ощущают тягу к языку предков. Это явление тоже получило свое название – проблема третьего поколения.

Свои проблемы и на самом верху пирамиды. С течением времени американский вариант английского, испанского и других крупнейших языков стал все сильнее отходить от европейского. И если раньше было престижно употреблять традиционные формы, то теперь старушка Европа кажется все старомоднее, ограниченнее. Ведущий английский университет, слывший в старину цитаделью консерватизма, признал дуэль проигранной и выпустил «Оксфордский словарь американо-английского языка». В нем 70 тысяч (!) слов. Нечто похожее происходит и с португальским языком. Чтобы сдержать расхождение между европейским и бразильским его вариантами, с 1931 года проведено уже две реформы правописания, и на подходе третья.

В черной Африке и в арабском мире

Удивительно разнообразен мир языков черной Африки, и, разумеется, местные культуры с древности находили общий язык без помощи колонизаторов. Когда в 525 году до н.э. мореплаватель Ганнон отправился из Карфагена вокруг Африки, то сначала он шел в зоне влияния родного языка, на котором мог объясниться любой встречный. Но где-то на уровне юга Марокко он перешел в зону влияния негритянских цивилизаций, и здесь уже понадобилась помощь полиглотов из племени ликситов, живших на границе обеих зон и привыкших выполнять функции посредника. Так и плыл Ганнон до широты современной Гвинеи.

Преодолевая трудности многоязычия, африканцы и в дальнейшем находили удачные решения проблемы. Хорошим примером может служить суахили. Этот язык образовался не позднее IX века, когда изъяснявшиеся по-арабски купцы стали просачиваться на восточное побережье Африки, заселенное племенами, говорящими на наречиях ведущей в этом районе языковой семьи банту. В результате взаимовыгодных контактов и выработался суахили. По грамматике это типичный представитель банту, зато по словарю на добрую треть составлен арабскими и персидскими словами. По культуре же, созданной на нем, суахили равно принадлежит и чернокожим туземцам, и приезжим. В итоге появился приемлемый для всех – от великих африканских озер до аравийского побережья – язык-посредник.

А затем пришли непрошеные гости из Европы и стали наводить свои «цивилизаторские» порядки. На многие столетия в черной Африке установился колониальный тип многоязычия, доживший до наших дней в его грубом, первоначальном варианте в Южной Африке. Собственно, мы и выбрали только что из 2 тысяч туземных языков с их 20 тысячами диалектов именно язык банту потому, что наречия прежде всего этой семьи находятся на самом дне пирамиды, вершину которой заняли языки угнетателей – английский и африкаанс. А между ними стоит язык фанагало, ярко отразивший положение в стране. Присмотримся к нему повнимательнее. При всем презрении к африканцам, общаться с ними хоть как-то колонизаторам надо. Для этого можно было бы использовать языки банту, и в первую

очередь высокоразвитый язык 6-миллионного народа – зулусов. Но, поступив так, белым пришлось бы издать на нем кое-какую литературу, вообще хоть немного поддержать его. А этого они боятся больше всего. Поэтому языковеды ЮАР получили задание придумать язык-посредник, склеив его из обрывков африкаанса, английского и зулусского.

Так и сложился горняцкий язык фанагало, на котором волей-неволей говорят сейчас около 700 тысяч добытчиков золота, алмазов и угля в шахтах и рудниках Южной Африки. Все в нем строго отмерено – ровно 3 тысячи слов и выражений, простейшая грамматика, осваиваемая за две недели, то есть точно столько, сколько нужно, «чтобы обеспечить производительность труда и технику безопасности», как выразился энтузиаст языка, заодно занимающий пост начальника отдела кадров одного из самых суровых по условиям работы прииска «Ваальрифс-Саут». Но ни в коем случае не больше, чтобы не внести начал организованности и культуры в рабочую массу. Африканцы справедливо относятся к фанагало как к символу апартеида. Нет сомнения, что после освобождения народ успешно решит и языковую проблему.

Так было во многих странах от юга черного континента до Сахары, получивших в наследство от прошлого колониальную пирамиду языков. Десятки местных языков получают письменность, законодательно утвержденные права. Те из них, которые издавна использовались в портах и на базарах для общения людей из разных мест, закрепляют за собой функции языка-посредника, переходят на радио и телевидение.

Кроме суахили следует обратить внимание на быстро набирающий силу в Западной Африке язык хауса. Сейчас им пользуется уже более 25 миллионов человек. Находится место и языкам бывших колонизаторов, например португальскому в Анголе, французскому в Конго, английскому в Нигерии. Собственно, говорят на них всего от 5 до 20 процентов коренного населения, но в целом ряде функций считается возможным использовать их на правах вспомогательных, пока местные языки не войдут в силу.

Много еще занимательного можно было бы рассказать об этих знойных странах, но до нашего слуха уже доносятся протяжное пение муэдзинов и тяжелая поступь караванов, открываются взору пальмы в оазисах и южные города с минаретами. Мы приближаемся к полиглотам арабского мира, раскинувшегося на огромном расстоянии от Марокко до Пакистана. Как вы понимаете, красочных подробностей и экзотики здесь хватило бы на целую книгу, но нас ведь интересуют более глубокие законы. А если посмотреть в корень, то выяснится, что мусульманская культура возникла как прямое продолжение античной, греко-римской культуры и в этом смысле является не менее законной наследницей ее, чем европейская. Вот почему история решения проблемы многоязычия в Египте и Средней Азии, Сирии и Северной Индии представлена уже знакомым нам по Европе средневековым его типом. Только здесь он был проведен еще жестче, так как Коран категорически запрещалось переводить на любой другой язык. Отсюда колоссальный авторитет арабского: в принципе любой культурный обитатель этого огромного мира был обязан понимать по-арабски. Но и самый необразованный человек, говоря на мало-мальски серьезную тему, вынужден был пользоваться арабскими словами, число которых в таких старейших и самостоятельных языках, как персидский и турецкий, запросто могло доходить до 80 процентов.

Вместе с тем в некоторых ограниченных областях были языки, успешно конкурировавшие с арабским. Так, персидский занял первенствующее положение в поэзии. Сладость его звуков и напевность размеров ценились так высоко, что за изучение персидского усаживались и гордые арабы, и утонченные индийцы. Знакомство с обоими языками считалось настолько естественным, что глубоко почитаемый и в наши дни всеми народами Востока мыслитель XIII века Джалаледдин Руми вызывает восхищение полетом научной мысли и гениальными стихами, но отнюдь не тем, что практически как родной знал арабский, персидский и турецкий. Последний в ту эпоху был некоторым новшеством, поскольку его только что провозгласили языком государственного управления турки, воздвигавшие Османскую империю. Одно время турецкий было весьма принято изучать, чему способствовали и простота строя этого языка, и лингвистические меры деспотов вроде Караман-оглу, печально прославившегося тем, что вырезал всех писцов, не позаботившихся овладеть турецким до 1271 года…