Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»
Шрифт:
Масштабы реформ, таким образом, объективно выходили за пределы Советского Союза и охватывали все страны социалистического содружества, которые во многом повторяли наши ошибки управления хозяйственным комплексом и имели настолько глубокие интегрированные связи с советской экономикой, что ее обособленное преобразование было бы практически невозможным. Потребность в реформах была настолько же насущной и вызвана теми же причинами, что и у нас» [3.77. С. 97].
Вспоминает министр внешних экономических связей К. Ф. Катушев: «На сессии СЭВ в Софии в 1990 году советская делегация в выступлении главы правительства Н. Рыжкова предложила ввести доллар как расчетную единицу в товарообороте между странами СЭВ, а затем, после 3–5-летнего периода, перейти уже на действительно долларовые расчеты. Это был трезвый и оправданный подход, однако всесущий новатор М. Горбачев (…)
Организация Варшавского договора
Бывший сержант А. Н. Яковлев доказывал и смог «доказать», что Варшавский договор не нужен [3.119. С. 208]. Вывод войск из Европы сопровождался причитаниями типа: «армия в национальных границах», — но почему-то демократы, «открыв» этот принцип, решили применить его не ко всем, а только к советской стороне?
И в результате американцы вполне весомо по итогам могли сказать: «Мы выиграли «холодную войну». Вы проиграли. Мы не собираемся делать вид, что наши позиции равны. Они не являются таковыми. Мы здесь находимся по приглашению. Вы — как оккупанты. Наши союзники хотят, чтобы мы остались в Европе. Ваши — хотят, чтобы вы ушли. Настал момент истины» [3.120. Р. 2]. Ничего не скажешь: красиво сделано и красиво сказано!
Договор о капитуляции под видом Договора об уничтожении ОВД приехали подписывать первые лица государств-участников. М. С. Горбачев не рискнул поехать и послал вместо себя столь удобного вице-президента Г. И. Янаева. При этом не были использованы возможности для сохранения статус-кво в военном отношении «Обстановка позволяла в договоре о роспуске ОВД сохранить положение, которое закрепляло бы обязательства стран Варшавского договора не участвовать впредь ни в каких блоках и союзах…
Москва дистанцировалась от своих бывших союзников. (…) Мы просто отдали эти страны Западу. Одним махом всех бросили и забыли!» [3.121. С. 3] Нет, не забыли. Мы глянули на карту и увидели, что теперь ракеты тактического звена стран НАТО достают до Москвы.
Союзные республики
Залихорадило не только структуры в центре, но и работу республиканских и местных органов власти. Начался процесс перевода из привычной плоскости взаимосотрудничества в плоскость противоречия. Центр активно подыгрывал сепаратистам. В «горячих точках» можно было испытать Сполна все прелести оргвойны: в разное время и на разных стадиях были перепробованы, наверное, все способы и методы. Блокировались здания партийных и государственных органов в столицах республик, то же самое МВД и КГБ, штабов армии и флота; в некоторых местах советская власть просто ликвидируется и ее подменяют структуры Народных фронтов; при малейшем желании руководителей противостоять разгулу сепаратизма, нижестоящие структуры, назначенные «предыдущими руководителями республики и включенные в коммуникации взаимоотношений с «теневой» экономикой, активизируют свою деятельность по дискредитации нового руководства республики.
Практические приемы этой деятельности варьируются от требований к подчиненным активней участвовать в беспорядках, провоцировать забастовки на своих производствах до распространения клеветы, порочащих слухов и обвинений в «русификации» высшего звена управления» [3.122. Ч. 2. С. 14].
Объявлялись голодовки с требованием роспуска компартии; вместо участия в выборах в законные парламенты объявлялись выборы в органы, «параллельные» Верховным Советам; в регионах с большим забастовочным движением на основе стачкомов формировались постоянные структуры, подминавшие местные власти, они же отрывали от дел министра угольной промышленности М. И. Щадова и третировали его заранее невыполнимыми требованиями. Зато при установлении тех структур государственной власти, что не подлежали уничтожению, работа шла на высочайшем качественном уровне, например, один из кандидатов в российское правительство, что набиралось в 1990 г., пишет: «Меня выдвигали на пост министра внутренних дел. (…) Я прошел трехчасовую социально-психологическую экспертизу, которую проводила группа ученых-консультантов» [4. С. 235]. Методы оценки и подбора кадров, кстати сказать, использовались ученым, специалистом в области менеджмента В. Тарасовым, и мы уже говорили о нем, когда писали, как его затирали коммунисты-идеологи, а вот их противник оценил его разработки и принял на вооружение. Саму оргструктуру нового правительства выдвигал Инновационный совет при председателе Совета Министров РСФСРпод руководством народного депутата Ю. А. Лебедева.
Было время, когда Центр сам инициировал все перемены, часто доводя все до абсурда, например, комиссия Политбюро по территориальному управлениюв Эстонии предписала всю промышленность свести в один комитет, а «новатор» В. Вайно вскоре тихо ушел в отставку; 28 декабря 1988 г. постановление Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании рабочей группы из депутатов Верховного Совета СССР по подготовке предложений о разграничении компетенции Союза ССР и республик». Естественно, что постановление «принято в целях осуществления политической реформы в области государственного строительства». 24 октября 1989 г. Верховный Совет СССР принял поправку к Конституции, разрешающую республикам самим определять свое внутреннее государственное устройство, упраздненяющую окружные выборные комиссии. Потом пришло время, когда инициатива пошла «снизу»: 20 сентября 1990 г. Верховный Совет РСФСР выразил недоверие… Правительству СССР.
То есть, как видим, ситуация разрешалась двумя путями: с одной стороны, уничтожали центр Союза республик, с другой стороны, на местах усиливали новые государства. Причем делалось это и при помощи со стороны: «Термин «конфликт низкой интенсивности» (low intensity conflict) появился в начале 80-х годов. В него вкладывали разный смысл. В частности, если вникнуть в суть определения, приведенного в материалах фонда «Наследие» (Heritage Fondation), «конфликт, в котором имеет место борьба различных принципов и идеологий ниже уровня обычной войны», то никто вообще не догадается, что это такое. Возможно, идеологическая борьба или даже холодная война. А на самом деле военные понимают под этим термином следующее: «военно-политическая конфронтация между соперничающими государствами или их группами ниже обычной войны, но выше обычного соперничества между государствами. В ходе этой конфронтации часто используются принципы и идеология затяжной конкурентной борьбы». (…) Позиция США относительно участия в конфликте низкой интенсивности гибкая: в ряде случаев Вашингтон поддерживает «повстанцев», если правящий режим не устраивает США, в ряде случаев наоборот — помогает «строить государственность» (nation-building)…» [3.123. С. 60–61]. Ничего не скажешь: интересный способ строительства государственности, да еще и в чужой стране!
ПАРТИЙНАЯ ДИСЦИПЛИНА
Теперь, когда мы практически поэлементно разобрали запуск механизма самоуничтожения аппарата, мы задаемся целью ответить на вопрос: Почему это стало возможно, да еще в таких масштабах? Одна из причин, как ни парадоксально, лежит именно в чиновничьей подневольности и исполнительности. В КПСС царила партдисциплина — когда предписание высокого лица или форума партии было обязательно к неуклонному исполнению. И чем выше — тем это было жестче.
Для новичков «становление в аппарате ЦК КПСС (…) было мучительным (…), связано это было не просто с другим стилем работы, но с совсем иными правилами взаимоотношений, другими, весьма строгими требованиями подчинения на всех должностных ступенях, от инструктора и до секретаря ЦК. Старая площадь и ее обитатели жили по своим особым законам и обычаям, известным только им и исполняемым безукоризненно.
За долгие годы монопольного положения партии в руководстве всеми сферами в жизни общества был создан механизм аппарата, действующий на основе жесткой дисциплины и послушания отлаженно и почти без сбоев. (…)
Не могу не признать, что работа в аппарате ЦК КПСС была хорошей школой укрощения гордыни, воспитания организованности, дисциплины, позволяла владеть анализом тех процессов, которые происходили в стране. Однако утраты были тоже немалые, ибо, с другой стороны, она лишала работника всякой самостоятельности, отучала от инициативы. Превыше всего в аппарате ЦК ценились послушание, исполнительность» [22. С. 68–69].
И партдисциплина достигала наивысшей степени именно на Старой площади: «Один мой знакомый — номенклатурщик, далеко не глупый и очень порядочный человек, недавно честно признался мне, что если бы в 1986 году их выстроили в холодный зимний день на мосту через Неву и заставили прыгать вниз головой, то, даже видя толстый слой льда на Неве, они все равно бы дружно нырнули» [3.124. С. 61].