Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»
Шрифт:
Масштабы реформ, таким образом, объективно выходили за пределы Советского Союза и охватывали все страны социалистического содружества, которые во многом повторяли наши ошибки управления хозяйственным комплексом и имели настолько глубокие интегрированные связи с советской экономикой, что ее обособленное преобразование было бы практически невозможным. Потребность в реформах была настолько же насущной и вызвана теми же причинами, что и у нас» [3.77. С. 97].
Вспоминает министр внешних экономических связей К. Ф. Катушев: «На сессии СЭВ в Софии в 1990 году советская делегация в выступлении главы правительства Н. Рыжкова предложила ввести доллар как расчетную единицу в товарообороте между странами СЭВ, а затем, после 3–5-летнего периода, перейти уже на действительно долларовые расчеты. Это был трезвый и оправданный подход, однако всесущий новатор М. Горбачев (…)
Организация Варшавского договора
Бывший сержант А. Н. Яковлев доказывал и смог «доказать», что Варшавский договор не нужен [3.119. С. 208]. Вывод войск из Европы сопровождался причитаниями типа: «армия в национальных границах», — но почему-то демократы, «открыв» этот принцип, решили применить его не ко всем, а только к советской стороне?
И в результате американцы вполне весомо по итогам могли сказать: «Мы выиграли «холодную войну». Вы проиграли. Мы не собираемся делать вид, что наши позиции равны. Они не являются таковыми. Мы здесь находимся по приглашению. Вы — как оккупанты. Наши союзники хотят, чтобы мы остались в Европе. Ваши — хотят, чтобы вы ушли. Настал момент истины» [3.120. Р. 2]. Ничего не скажешь: красиво сделано и красиво сказано!
Договор о капитуляции под видом Договора об уничтожении ОВД приехали подписывать первые лица государств-участников. М. С. Горбачев не рискнул поехать и послал вместо себя столь удобного вице-президента Г. И. Янаева. При этом не были использованы возможности для сохранения статус-кво в военном отношении «Обстановка позволяла в договоре о роспуске ОВД сохранить положение, которое закрепляло бы обязательства стран Варшавского договора не участвовать впредь ни в каких блоках и союзах…
Москва дистанцировалась от своих бывших союзников. (…) Мы просто отдали эти страны Западу. Одним махом всех бросили и забыли!» [3.121. С. 3] Нет, не забыли. Мы глянули на карту и увидели, что теперь ракеты тактического звена стран НАТО достают до Москвы.
Союзные республики
Залихорадило не только структуры в центре, но и работу республиканских и местных органов власти. Начался процесс перевода из привычной плоскости взаимосотрудничества в плоскость противоречия. Центр активно подыгрывал сепаратистам. В «горячих точках» можно было испытать Сполна все прелести оргвойны: в разное время и на разных стадиях были перепробованы, наверное, все способы и методы. Блокировались здания партийных и государственных органов в столицах республик, то же самое МВД и КГБ, штабов армии и флота; в некоторых местах советская власть просто ликвидируется и ее подменяют структуры Народных фронтов; при малейшем желании руководителей противостоять разгулу сепаратизма, нижестоящие структуры, назначенные «предыдущими руководителями республики и включенные в коммуникации взаимоотношений с «теневой» экономикой, активизируют свою деятельность по дискредитации нового руководства республики.
Практические приемы этой деятельности варьируются от требований к подчиненным активней участвовать в беспорядках, провоцировать забастовки на своих производствах до распространения клеветы, порочащих слухов и обвинений в «русификации» высшего звена управления» [3.122. Ч. 2. С. 14].
Объявлялись голодовки с требованием роспуска компартии; вместо участия в выборах в законные парламенты объявлялись выборы в органы, «параллельные» Верховным Советам; в регионах с большим забастовочным движением на основе стачкомов формировались постоянные структуры, подминавшие местные власти, они же отрывали от дел министра угольной промышленности М. И. Щадова и третировали его заранее невыполнимыми требованиями. Зато при установлении тех структур государственной власти, что не подлежали уничтожению, работа шла на высочайшем качественном уровне, например, один из кандидатов в российское правительство, что набиралось в 1990 г., пишет: «Меня выдвигали на пост министра внутренних дел. (…) Я прошел трехчасовую социально-психологическую экспертизу, которую проводила группа ученых-консультантов» [4. С. 235]. Методы оценки и подбора кадров, кстати сказать, использовались ученым, специалистом в области менеджмента В. Тарасовым, и мы уже говорили о нем,
Было время, когда Центр сам инициировал все перемены, часто доводя все до абсурда, например, комиссия Политбюро по территориальному управлениюв Эстонии предписала всю промышленность свести в один комитет, а «новатор» В. Вайно вскоре тихо ушел в отставку; 28 декабря 1988 г. постановление Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании рабочей группы из депутатов Верховного Совета СССР по подготовке предложений о разграничении компетенции Союза ССР и республик». Естественно, что постановление «принято в целях осуществления политической реформы в области государственного строительства». 24 октября 1989 г. Верховный Совет СССР принял поправку к Конституции, разрешающую республикам самим определять свое внутреннее государственное устройство, упраздненяющую окружные выборные комиссии. Потом пришло время, когда инициатива пошла «снизу»: 20 сентября 1990 г. Верховный Совет РСФСР выразил недоверие… Правительству СССР.
То есть, как видим, ситуация разрешалась двумя путями: с одной стороны, уничтожали центр Союза республик, с другой стороны, на местах усиливали новые государства. Причем делалось это и при помощи со стороны: «Термин «конфликт низкой интенсивности» (low intensity conflict) появился в начале 80-х годов. В него вкладывали разный смысл. В частности, если вникнуть в суть определения, приведенного в материалах фонда «Наследие» (Heritage Fondation), «конфликт, в котором имеет место борьба различных принципов и идеологий ниже уровня обычной войны», то никто вообще не догадается, что это такое. Возможно, идеологическая борьба или даже холодная война. А на самом деле военные понимают под этим термином следующее: «военно-политическая конфронтация между соперничающими государствами или их группами ниже обычной войны, но выше обычного соперничества между государствами. В ходе этой конфронтации часто используются принципы и идеология затяжной конкурентной борьбы». (…) Позиция США относительно участия в конфликте низкой интенсивности гибкая: в ряде случаев Вашингтон поддерживает «повстанцев», если правящий режим не устраивает США, в ряде случаев наоборот — помогает «строить государственность» (nation-building)…» [3.123. С. 60–61]. Ничего не скажешь: интересный способ строительства государственности, да еще и в чужой стране!
ПАРТИЙНАЯ ДИСЦИПЛИНА
Теперь, когда мы практически поэлементно разобрали запуск механизма самоуничтожения аппарата, мы задаемся целью ответить на вопрос: Почему это стало возможно, да еще в таких масштабах? Одна из причин, как ни парадоксально, лежит именно в чиновничьей подневольности и исполнительности. В КПСС царила партдисциплина — когда предписание высокого лица или форума партии было обязательно к неуклонному исполнению. И чем выше — тем это было жестче.
Для новичков «становление в аппарате ЦК КПСС (…) было мучительным (…), связано это было не просто с другим стилем работы, но с совсем иными правилами взаимоотношений, другими, весьма строгими требованиями подчинения на всех должностных ступенях, от инструктора и до секретаря ЦК. Старая площадь и ее обитатели жили по своим особым законам и обычаям, известным только им и исполняемым безукоризненно.
За долгие годы монопольного положения партии в руководстве всеми сферами в жизни общества был создан механизм аппарата, действующий на основе жесткой дисциплины и послушания отлаженно и почти без сбоев. (…)
Не могу не признать, что работа в аппарате ЦК КПСС была хорошей школой укрощения гордыни, воспитания организованности, дисциплины, позволяла владеть анализом тех процессов, которые происходили в стране. Однако утраты были тоже немалые, ибо, с другой стороны, она лишала работника всякой самостоятельности, отучала от инициативы. Превыше всего в аппарате ЦК ценились послушание, исполнительность» [22. С. 68–69].
И партдисциплина достигала наивысшей степени именно на Старой площади: «Один мой знакомый — номенклатурщик, далеко не глупый и очень порядочный человек, недавно честно признался мне, что если бы в 1986 году их выстроили в холодный зимний день на мосту через Неву и заставили прыгать вниз головой, то, даже видя толстый слой льда на Неве, они все равно бы дружно нырнули» [3.124. С. 61].