Как воспитать ниндзю
Шрифт:
Мне пришлось сначала соглашаться с ним, что да, это мужчина, я ошиблась, потом извиняться, потом даже заявить, чтоб, наконец, прекратить отцовские причитания, что да, это мужчина, и большой мужчина!
Отец не успокоился, пока я десять раз не уверилась, что это мужчина, и двадцать не сказала вслух ему об этом, извиняясь, что так горько ошиблась. Я извинялась, извинялась, извинялась, и заявляла, что все поняла, что полностью уверена в этом, не ошибешься. И лишь когда они окончательно уверились, что я признала ошибку, что это действительно
– Странный евнух какой-то... – задумчиво сказала я, глядя ему в след, и разворачивая новое пирожное.
Он застыл спиной на месте и плечи его дрогнули. Так спиной и застыл. Я видела, как руки у него дрожали.
– П-п-п-почему ее до сих пор не убили? – спросил спиной он, заикаясь. Я так и не поняла, то ли он броситься хотел, то ли его окончательно парализовало.
– Все удивляются... – ответил отец. – Это моя дочь!
Тот молчал, поскольку у него, кажется, не хватало слов.
– Это на ней Джекки хотел жениться, а может, и нет, один черт знает... – пояснил отец.
– Черта с два! – выплюнул собеседник. – Он на ней женится!
– Сто чертей! – в сердцах сказала я вслед за ними в тон. – Почему отец с этим ... возится!?
Я вместо евнуха, понимая, что травмирую человека, сказала то же самое по-китайски. Чтоб не травмировать мужчину. Я же знаю, как они относятся к травмам.
Человек опять дрогнул и замер.
– О Боже, я не думала, что жирный мальчик понимает китайский! – покаянно быстрей сказала я маме, чуть не со слезами. – Какой удар по его чуткой душе!
Жирный мальчик лет под двадцать семь мелко задрожал. Такое впечатление, что дом вот-вот разрушится от скрытого напряжения и непосильной нагрузки. Знаете, как дом под сильным ветром урагана.
– Я джентльмен! – сказал он отцу.
– Это правда... – сказал отец.
– Джекки джентльмен! – продолжил тот.
– Это правда...
– Он женится на ней... – было видно, что толстяку это не нравится, но он понимает чужой долг и вынужден смириться с глупостью.
– Но она этого не оценит! – не выдержал отец. – Я даже не могу вам сказать, куда она послала его!
– Не надо, Джекки описал мне это мне это место предельно точно!
– Опcисал? – удивленно подняла я брови. Я говорила с акцентом. – А я-то думала, только одни собаки метят место, куда их посылают... – растеряно сказала я.
– Описал!!! – рявкнул толстяк. – На бумаге!
– Он хороший навигатор... – послушно согласилась я, быстро кивая, чтоб не гневить. – Мальчик вырастет и будет капитаном и путешественником! Принял курс с первого раза!
Толстенький начал ругаться, кричать, бить что-то.
– Навигатор! Навигатор! – закричала я и заскакала на одной ножке.
Потому что в ухо попала вода.
Толстый понял, что я над ним издеваюсь.
Мари мрачно смотрела на меня из воды. Она все еще сидела там по шею. И лихорадочно пыталась расправить под водой платье. Она боялась выйти из воды, потому что джентльмен все еще был здесь, но ей было холодно сидеть. И она мрачно злилась на всех, а особенно на пирожные мамы, которые я кушала. Ибо пожирала их взглядом, так как этих редких пирожных уже не оставалось.
– Чего ты ждешь, ложись на курс! – закричала я толстяку.
Там началась истерика.
Я внимательно и удивленно его разглядывала. Наклоняя голову то сюда, то туда.
– Это тетенька! – вдруг убежденно сказала я. – Только переодетая!! И толстая же! Я сама видела, как одна тетенька кричала точно абсолютно так же: «Ты меня бросил! Ты меня бросил!». Содержанка называется!
Я была довольна своим умом и догадливостью. Я разгадала загадку и поняла, ху из ху!
Толстяк истерически завизжал.
Он хватался за пистолет, оказавшийся в его одежде, наводил оружие с подмокшим порохом на меня, щелкал им, кривлялся, махал пистолетом, целился, потом нажимал курок – в общем, шутливо угрожал и играл со мной.
Разумеется, я, как воспитанная девочка, тоже играла с ним. Повторяя с абсолютной точностью его гримасы и движения, чтоб ему не было скучно и быть воспитанной леди. Мама всегда говорила – не понимаешь – подражай собеседнику, разговаривай с ним на его языке.
– В куколки играет! – с умилением сказала я, когда он, наконец, заревел громадными слезами и завыл на солнце, подняв к небу голову, прижав никому не опасный пистолет двумя руками к сердцу, будто младенца.
– Боже мой, за что!!!??? – закричал изо всех сил в небо человек, плача скупыми мужскими слезами. Такая мука была в этом голосе, что я даже восхитилась, как натурально убивается он над убитым пистолетом, будто тот настоящий младенец. Я уже сообразила – мама говорила, что девочки любят кукол, а мальчики оружие – что пистолет большим мальчикам заменяет кукол, и потому он кутает и прижимает к груди именно пистоль с мокрым порохом.
– Цирк, да и только! – заявила вылезшая из воды совершенно посиневшая Мари, даже не смотря теперь на толстяка, стоя к нему спиной и не обращая теперь на его присутствие никакого внимания, будто это был евнух. Она хладнокровно и равнодушно завернулась в простыни, уже принесенные слугами по приказу мамы, и стала просто есть пирожные, чуть дрожа.
– Я же говорила, что идея отца вернуться в Англию надолго, была исключительной глупостью! – не обращая внимания на вопящего толстяка, подернув плечиками от отвращения, заявила она. – Лу не выдержала и дня. Италия мне больше нравится, тут нет теплого моря, и это сырое солнце и вечный дождь просто ужасны...
– Ты сама знаешь, что тебе восемнадцать и тебя как-то надо было бы представить двору и найти тебе мужа! – возмущенно сказала мама. – Я еле договорилась с этими леди, чтобы они это сделали! И потом, мы выведем тебя в свет, на балы, может тебе сделают предложение!