Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– Леди воспитана всегда!
– А настоящий лорд всегда кушает пятью ножичками... – мечтательно сказала я. – Я хотела бы видеть их вместе в разведке! Ммм...
Мама обиделась, почему-то посчитала, что я считаю ее идиоткой и гнусно издеваюсь над ней, хотя это было все, что я сказала.
– Вы уволены! – сказала мама, поджав губы.
– Слушаюсь! – сказала я, дурачась.
– Ваша служба в разведке кончилась, и ты даже не представляешь себе, как я рада!
– Есть, командир!
Чтоб показать, как я ее слушаюсь, я ходила на руках и показывала ей язык.
– Лу, ты только бы представила, что бы было, если б ты стала так на руки в платье посреди зала с леди, – укорила меня мама, пробуя достучаться до совести с помощью воображения.
– Дьявол бы явил им свое лицо? Они б увидели подлинную изнанку милого женского ангела? Перевитое чеканное тело утонувшей в пене Афродиты? – захихикала я. – Слава Богу, у меня брюки всегда под платьем! Мальчишки достали. В худшем случае они столкнулись бы с дьяволом лицом к лицу. Именно с тем лицом, которое он являет своим последователям. То скрытое негодяйское лицо, которое негодяи скрывают и открывают.
Моя семья, и я ее люблю, хотя и шутки у меня дурацкие.
Впрочем, меня ненадолго особо хватило – наевшись, я стала сонной. Я даже болею по-дурацки, как говорила мама – когда я больна, я преимущественно сплю, как раненное животное, лишь просыпаясь для еды и снова погружаясь в сон.
В отличие от большинства людей мне это не тягостно, а наоборот. Организм бойца чудовищно усиленно восстанавливается, и я просыпаюсь только для того, чтоб вульгарно пожрать или помедитировать, представляя в воображении себя абсолютно здоровой, – тем, чем я должна стать с мельчайшими подробностями в воображении, а не отвлеченно.
Образы здорового тела у меня настолько мощны, ярки и прочувствованы, что я словно вижу себя изнутри, каждую жилку, сухожилия, мышцу в полной реальности. И организм, как у животного, сам просится в сон, я просто проваливаюсь туда снова, если нет опасности, залечивая раны.
– Ленивец! – теребила ласково меня Мари, пытаясь пробудить, лишь только я уснула. – Соня! Сколько можно спать!
Мари, в отличие от мамы, хоть и научилась от меня за долгую жизнь засыпать по собственному желанию мгновенно и когда угодно, лишь коснувшись головой шкуры, но была садисткой. Она меня будила.
В долгих переходах и опасностях ты должен отключаться мгновенно и в любых условиях, сменяясь с поста, ибо времени на отдых больше может не быть никогда, и от этого зависит часто жизнь. Любой из наших бойцов засыпает среди любого шума, на любой доске или качелях, лишь себе прикажет – это лишь особая техника и привычка. Но мама так никогда и не научилась этого делать, и всегда ворчит, когда видит, как в случае ранений мы напоминаем медведей зимой. Смешно, но умение засыпать действительно является следствием внутренней самодисциплины и мощи духа.
– Проснись, соня! Отец по глупости связался с каким-то министром, и этот болван требует, чтоб мы ехали в Англию и работали быстрей!
Я прислушалась.
– Что бы ни сделал принц, неужели это стоит Англии? – спросил чей-то усталый голос.
– Он пытался изнасиловать мою дочь! – упрямо сказал отец.
Раздалась ошеломленное молчание.
– Может, он просто хотел поцеловать ее, а вы ошиблись в его намерениях? – неуверенно спросил тот.
– И разорвал платье для удобства! – хихикнул отец.
– Может, это вышло случайно? Она стала вырываться?
– Да... – сказал отец с явным сомнением в здравии собеседника.
– Но, может, она сама захотела? Некоторым девочкам это нравится... – промямлил тот.
– И потому принц попытался овладеть ей, когда она была ранена, спася от смерти его родного брата, опоена наркотиком, и после операции, так что лежала больная и не могла защитить себя, а каждое касание к раненной ноге чуть не сводило ее с ума. Ей так понравилось, что она еще и яростно вырывалась при этом...
– Да, нехорошо... – сказал шокированный слушатель.
– Зачем сопротивлялась? – укорила меня Мари.
Даже отсюда я услышала, что человек шокировано молчал.
Отец тоже помолчал.
– Сэр! Вы не понимаете, что вы говорите! – наконец, неожиданно сказал его слушатель. – Вы клевещете на будущего короля Англии.
– Вот поэтому я и не хочу больше с ним работать! – хладнокровно и жестко отбрил отец.
Там опять раздалось шокированное молчание.
Долго молчали.
Потом раздался уже быстрый говор того же человека, уже совсем не похожий на торжественную речь.
– Проклятье, Леон! Во что ты опять вляпался! – быстро говорил кто-то по нормальному. Кажется, сжимая виски. – Тебе мало идиотских отношений с королем? Который, проклятый идиот, одним приказом может давать тебе самое ответственное поручение как близкому человеку, а другим тут же отправлять тебя на смерть как графа Кентеберийского во время этого же поручения в совершенно другое место! У меня даже подозрение, что этот идиот считает тебя разными людьми. Я и так все эти годы сижу как на иголках, будто играю с идиотом и маленькой розовой бомбой, хоть ты уверяешь, что никогда не сталкивался с королем и не видел ни его, ни королеву живьем! Министерство с ног сбилось, мы даже не передаем тебе во время одного задания приказы о другом, в совершенно другой стране на другом континенте, под предлогом точного выполнения королевского задания...
– Нас попросили расследовать возможную измену... – устало сказал отец. – И пригласили в королевское поместье и Лондон...
– А потом тут же принц выкидывает тут же штуку с дочерью в том же поместье тут же... – устало сказал его собеседник. – Я схожу с ума! И ты тут же отказываешься... Неужели ты не понимаешь, в каких условиях нам приходится работать, и Англия тебе не дороже личных амбиций!? Разве не работал ты все эти годы со свихнувшимися приказами? Ведь наши жизни посвящены Англии, ведь столько вложено в это дело нашей жизни! И ведь ты и раньше знал, что многие приказы – лепет идиота, хоть министерство тебя берегло и бросало только на самые важные проблемы... Что же изменилось?! – горячо уговаривал давний отцовский соратник, сотрудник и «начальник».