Как возникло человечество
Шрифт:
Изложенный выше материал, на наш взгляд, дает достаточное основание для заключения, что женские инициации происходили, как и мужские, во время промискуитетных праздников и что главной их частью было коллективное овладение девушкой всеми мужчинами, принадлежавшими к данному коллективу. В пользу положения, что инициации возникли в эпоху первобытного стада, а не родового общества, говорит не только их теснейшая связь с промискуитетными праздниками, но и то обстоятельство, что мужские инициации включали в себя в качестве своего необходимейшего момента мучительные испытания. В родовом обществе пе было необходимости прибегать к столь суровым мерам, чтобы добиться от юношей соблюдения норм морали. Этим объясняется наблюдаемое в нем постепенное смягчение этих испытаний. Иначе обстояло дело в эпоху обуздания зоологического индивидуализма, в эпоху первобытного
В заключение можно указать, что положение о возникновении инициаций в эпоху первобытного стада находит свое подтверждение в преданиях, бытовавших у аборигенов Австралии, в частности, в мифах арунта. В этих преданиях рассказывается о событиях, происходивших в мифическую эпоху — альчера (альтжира), во время которой жили и действовали тотемистические предки арунта (Spencer and Gillen, 1899а, р.387–418).
В альчера выделяются четыре периода, первый носит название раннего альчера, второй и третий вместе образуют средний альчера, последний, четвертый, известен под названием позднего альчера. Согласно преданиям, в течение первых трех периодов (раннего и среднего альчера) не было тех брачных ограничений, которые имели место у современных арунта, в частности, полностью отсутствовала экзогамия (р.393, 418). Все эти запреты возникли лишь в позднем альчера.
В то же время, согласно преданиям, в течение всех первых трех периодов существовала операция обрезания, являвшаяся важнейшей составной частью посвятительных обрядов не только у арунта и многих других австралийских племен, но и у большого числа народов и племен земного шара. Как рассказывается в мифах, во втором периоде (первой половине среднего альчера) произошло существенное изменение в посвятительных обрядах. Если раньше операция обрезания производилась заостренной и обожженной на костре палкой, то, начиная с этого времени, она стала производиться с помощью каменного ножа. О возникновении самой операции в преданиях, даже относящихся к самой ранней эпохе, ничего не говорится. Это можно объяснить только тем, что происхождение этого обычая относится к эпохе, столь отдаленной, что о ней не сохранилось воспоминаний. Об исключительной древности обряда обрезания говорит и тот факт, что оно первоначально производилось не каменным орудием, а деревянным.
Таким образом, согласно австралийским преданиям, один из важнейших посвятительных обрядов существовал задолго до возникновения экзогамии, задолго до возникновения родового общества.
Возникший на определенном этапе развития первобытного стада конфликт между производством и детопроизводством, между развивающимся производством, требовавшим возрастания уровня сплочения первобытного стада, и существовавшими в стаде неограниченными беспорядочными половыми отношениями был преодолен путем освобождения периодов напряженной хозяйственной деятельности от половых отношений, путем ограничения проявления полового инстинкта во времени. Формирующиеся производственные отношения были не настолько еще сильны, чтобы подчинить себе половые отношения, упорядочить и организовать их. Возникновение социальной организации половых отношений на том уровне развития не было еще возможно. Но формирующиеся социальные отношения к тому времени настолько окрепли, что уже были в состоянии частично вытеснить оставшиеся неупорядоченными половые отношения из жизни коллектива, превратить их из постоянно существующих в периодически возникающие.
Освобождение периодов интенсивной хозяйственной деятельности от половых отношений было невозможно без резкого возрастания способности первобытного человеческого стада регулировать поведение своих членов и без значительного совершенствования способности его членов контролировать свои действия, подавлять и обуздывать свои инстинкты, свои биологические потребности. Поэтому возникновение половых производственных табу следует рассматривать не только как огромный успех, достигнутый в обуздании полового инстинкта, но и как свидетельство о возникновении в первобытном стаде возможности сравнительно быстрого подавления любого биологического инстинкта. Подавление полового инстинкта проложило дорогу для ограничения всех остальных, для успешного обуздания зоологического индивидуализма вообще.
Вместе с появлением возможности обуздания любых зоологических потребностей в первобытном стаде возникла и настоятельная необходимость в подавлении не только полового, но и других биологических инстинктов и прежде всего в ограничении и регулировании пищевого инстинкта.
Пищевой инстинкт, как и половой, всегда был источником конфликтов внутри первобытного человеческого стада. Стремление утолить голод неизбежно должно было порождать драки из-за пищи, а иногда толкать к убийству и каннибализму. Однако вплоть до возникновения половых производственных табу пищевой инстинкт как источник конфликтов не шел ни в какие сравнения с половым. Освобождение периодов хозяйственной деятельности от половых отношений и тем самым от конфликтов, имеющих своей основой половое соперничество, привело к тому, что конфликты, возникающие на почве пищевых устремлений, стали основным препятствием на пути дальнейшего развития производственной деятельности.
С возникновением половых производственных табу пищевой инстинкт выступил на первый план как источник конфликтов, расстраивавших производственную и тем самым и приспособительную деятельность коллектива. Ничем не контролируемое, его проявление начало по мере дальнейшего совершенствования производственной деятельности представлять все большую опасность для первобытного стада Как средства нейтрализации этой опасности стали возникать пищевые табу — нормы, ограничивающие проявление пищевого инстинкта. Одним из первых пищевых табу явился, вероятно, запрет каннибализма внутри стада.
Ничем не регулируемое функционирование пищевою инстинкта в первобытном стаде было опасно не только тем, что порождало конфликты между членами стада. Оно было опасно и в том случае, когда не порождало конфликтов. При отсутствии норм, регулирующих проявление пищевого инстинкта, количество пищи, которое доставалось на долю каждого члена стада, зависело от его телосложения, физической силы, умения пользоваться оружием и других подобных качеств. Члены стада, обладавшие могучим телосложением и большой физической силой, завладевали почти всей пищей. На долю слабых членов стада приходились лишь остатки, а иногда они и вообще оставались без пищи. Подобное положение должно было иметь своим следствием гибель слабых членов стада, сокращение численности членов первобытного коллектива, что не могло не сказываться неблагоприятно на развитии производственной, а тем самым и приспособительной деятельности формирующихся людей.
Насущной производственной необходимостью на определенном этапе развития первобытного человеческого стада должно было стать возникновение более или менее уравнительного распределения пищи между членами своего коллектива. Вслед за запретом каннибализма должны были неизбежно возникнуть нормы, регулирующие распределение пищи между членами первобытного стада. И они возникли. Косвенным свидетельством этого является наличие у примитивных народов разнообразных пищевых табу — пищевых запретов. Эти пищевые табу считались зачастую столь важными, что требование соблюдения их было одним из основных, предъявляемых юношам во время инициаций (Howitt, 1885, р 316; Spencer and Gillen, 1899а, р.249; Леви-Брюль, 1937, с. 193–194; Элькин, 1952, с.86). У целого ряда племен Восточной Тропической Африки, в частности, у ваяо (яо), к юношам во время инициаций предъявлялось требование всегда в течение всей жизни делиться пищей с остальными членами коллектива. О том, какое важное место занимала норма, обязывавшая делиться пищей с другими членами коллектива, среди других сообщаемых во время инициаций моральных правил, говорит тот факт, что на человека, отказавшеюся поделиться пищей с другими, смотрели как на не прошедшего посвятительные обряды (Werner, 1906, р. 126).
Итак, мы видим, что возникновение половых производственных табу было огромным шагом вперед не только в подавлении полового инстинкта, но и в обуздании животного индивидуализма вообще. Возникновение этих табу, освобождение периодов хозяйственной деятельности от остававшихся неупорядоченными половых отношений, последовавшее за этим появление пищевых табу свидетельствовали о том, что производство орудий стало в жизни первобытного стада явлением, более важным, чем даже воспроизводство себе подобных, что удовлетворение производственных, социальных потребностей стало для формирующихся людей делом большей важности, чем удовлетворение индивидуальных, биологических, что социальное одержало победу над биологическим. Возникновение половых производственных табу означало наступление крутого перелома в процессе обуздания животного индивидуализма, борьбы социального и биологического в процессе развития первобытного человеческого стада.