Как все начиналось
Шрифт:
– Ну поехали! – скомандовал Пантелей, усаживаясь на коня.
– А как же я? – промычал поэт.
От сей наглости у меня глаза полезли на лоб. Мало того, что Анука напугал, что мы его накормили, так он еще чего-то требует.
Вы покоробили меня морально,—
вдруг начал он,—
Ваш гном меня обидел, оскорбил,
Теперь прошу воздать все матерьяльно,
Ну или подвезти, а то уж нету сил.
Гном как-то странно покраснел и выдал целую тираду:
Нет, нет, позвольте мне сказать,
Что вы ввалились под мои кусты,
Когда я тихо там уединился,
Конечно, я послал вас под другие,
Я эти не хотел делить ни с кем…
Пан и сам не понял, как заговорил стихами. Я не сдержала ехидной улыбки: уж очень забавно звучала его речь.
Я, сударь, предложил вам дорогое,
Мое внимание, мои стихи! —
вступил с ним в спор Марлен.
Простите, но когда нужду справляю,
Идите, знаете куда? —
прошипел Пантелей.
– Куда?
– В один, уж очень узкий лаз на теле,
Девицы или дурака.
– Имеете в виду вы ногу?
– Нет, зад ваш, извините, я в виду имею!
– Как? – удивился Марлен.
– А так.
– Ладно, – примирительно произнесла я и предложила: – Мы подвезем вас до ближайшего населенного пункта, а оттуда уж, извините, но будете добираться самостоятельно.
– Если этот поэт поедет с нами, – заявил Пан, – то я останусь здесь.
– Пантелей, ты чего? – уже начала злиться я.
– Не хочу целыми днями видеть его рожу!
– Но это же до первой деревни, – выдвинула я контраргумент.
– Мой коняга одноместный! – зло буркнул гном, гладя по гладкой шее своего жеребца.
– Пан! – не выдержала я. – Прекрати!
– Пусть он добирается другим способом! – проговорил тот.
– И каким же? – Марлен с интересом покосился на Ваню, забирающегося на коня. Петушков перехватил его взгляд, сначала застыл с поднятой ногой, а потом все-таки показал поэту выразительную дулю.
– На своих двоих! – отрезал Пан.
После долгих препирательств и разборок по понятиям он все же повез поэта, покрикивая, чтобы тот не прижимался к нему так близко. В конце концов, несчастный Марлен заснул и уткнулся лицом в спину гнома.
Через несколько часов мы добрались до деревни, где находился мост, перекинутый через Драконову реку и соединяющий Данийю и Новь.
На въезде стоял огромный указатель с нарисованным планом, как проехать к лодочной переправе и Смородинову мосту. Мы въехали в деревню. По длинным пустым улицам гулял ветер и разносил дорожную пыль. Под копыта моей лошади попала чья-то цветастая косынка. Я смотрела на добротные дома с наглухо закрытыми ставнями окнами, ухоженные палисадники. Рядом с колодцем стояло забытое ведро с водой. У меня по спине побежали мурашки: во дворах не лаяли собаки, не слышалось шума, словно все жители вымерли.
– Кажется, я знаю, куда Ванятка переправил упырей, – озвучил Пантелей мучившую меня догадку.
– Да хорош вам! – буркнул Ваня, озирающийся по сторонам.
– Чувствуешь свою вину, Петушков? – полюбопытствовала я, за что была награждена презрительным взглядом.
В это время дремавший всю дорогу поэт вдруг дернулся и едва не упал с лошади.
– Приехали? – обвел он сонным взглядом улицу.
– Нет, – хохотнул гном, – ты приехал, а нам дальше. Слазь, говорят тебе!
Поэт, еще не очнувшийся ото сна, с трудом сполз по покатому конскому крупу и удивленно огляделся:
– А куда же вы меня привезли? Здесь же никого нет! Где же все?!
– Вот и проверишь, куда все делись! – буркнул гном, сплевывая через зубы.
У меня по спине снова побежали мурашки, будто кто-то, сидя в палисаднике, неотрывно и с подозрением рассматривал меня. Я резко повернула голову и успела заметить, как в одном не закрытом ставнями окошке с резными наличниками мелькнуло и сразу же пропало морщинистое старушечье лицо.
– Мне кажется, за нами следят! – выдохнула я.
– За нами отовсюду следят! – буркнул Ваня, разглядывая через приоткрытые ворота чей-то двор.
И тут из-за заборчика показался мужичишка. Он воровато выглянул, потом спрятался, и мы увидели лишь торчащую лохматую макушку. Потом снова показалось его рябое лицо с рыжей бородой лопатой.
– Эй, путники, – позвал он нас и моментально скрылся из виду. Мы недоуменно переглянулись.
– Ты хххто?! – заорал во всю глотку Пантелей.
Мужичок выскочил из своего укрытия и с гримасой паники на лице прижал палец к губам:
– Тише вы! Кого ищете или что забыли?
– Нам бы в Данийю перебраться! – снова завопил Пантелей.
Мужичок побледнел так, что на щеках выступила почти тысяча веснушек, снова прижал палец к губам и махнул рукой. Мы подъехали поближе к нему.
– Нельзя! – горячо зашептал он. – Не получится!
– Это еще почему? – гаркнул гном.
– У вас беда какая? – подыгрывая мужику, полушепотом спросила я. – Мы можем помочь, Ваня у нас маг. – Я ткнула пальцем в Петушкова.
Мужичок долго думал, внимательно рассматривая Ванятку. Я покосилась на приятеля. У того практически сошли синяки, и впечатление портил только выбитый передний зуб, а так – почти теоретик, третья снизу ступень.
– Ладно, пошли! Только тише! – цыкнул мужичок.
Он исчез за забором, оставив нас теряться в догадках о произошедшем в деревне. Вскоре открылись ворота, и мы смогли въехать во двор. Нас с большими почестями проводили в маленькую чистую горницу. Жена хозяина – стройная молодая женщина – спешно накрыла на стол: поставила бутыль браги, тарелку свежих помидоров и огурцов и тарелки для окрошки. Встречать нас вышли двое хозяйских детей: мальчик и девочка погодки.
– Меня зовут Лексей, – представился мужик, – я староста нашей деревни.