Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ
Шрифт:
– Шестнадцать трупов, товарищ старший лейтенант, – доложил Маслов. – А сколько смылось, черт его знает.
– Спасибо, – пожал руку Зубову командир второго взвода. – Ваши вовремя поспели. Иначе – хана!
Зубов ничего не ответил, поискал вокруг себя глазами, поднял кусок известняка и нацарапал на стене пещеры: «Джелалабадский разведбат, 12.06.86».
Палатка-ленкомната, где проходили политзанятия, была любимым местом Вовки Губина. Не потому, что он очень уж любил политзанятия, а потому, что там всегда можно было незаметно покемарить. А он это умел делать даже с открытыми глазами.
Но
– Какие будут вопросы?
– Разрешите?
– Пожалуйста, рядовой Губин.
– Скажите, пожалуйста, товарищ старший лейтенант, а почему американские империалисты помогают моджахедам оружием? Мы помогаем афганскому народу. Они, значит, против афганского народа? – С нажимом на последнюю фразу спросил Губин, как бы подсказывая ответ своему взводному, и покосился глазом на инспектора, отметив, что тому, кажется, вопрос понравился.
– Позвольте мне ответить этому военнослужащему, – сияя доброжелательностью, поднялся инспектор. – Дело в том, – вкусно и поучительно он выговаривал каждое слово, – что у НАТО с международным терроризмом давние связи, и как только где-нибудь в мире реакционные силы поднимают мятежи против прогрессивных правительств, так натовцы во главе с американцами тут как тут со своими долларами. Помогали бы лучше голодной Африке! Если бы руководство КПСС, Советское правительство не приняли решение ввести сюда по просьбе ДРА Ограниченный контингент советских войск, то силы реакции уже утопили бы в крови Апрельскую революцию. Сражаясь с мятежниками, мы с вами исполняем интернациональный долг перед братским афганским народом.
Светло и победно подполковник остановил прощальный взгляд на солдате, задавшем вопрос, готовясь поставить точку и выставить хорошую оценку взводу, но солдат почему-то заерзал в нетерпении: что-то еще спросить хочет.
– Можно еще вопрос, товарищ подполковник? – озабоченно наморщив лоб, спросил Губин и, получив согласительный кивок, вдруг жестко, в сердцах выложил при вытянутых лицах солдат: – Если мы защищаем народ, то почему Афганская народная армия разбегается от первого душманского выстрела? Почему мы должны их прикрывать от душманов в тот момент, когда они грабят кишлаки?
Ержан и Гриша даже приподнялись, как бы собираясь прыгнуть и выручить товарища, попавшего на минное поле. Весь взвод напрягся, ожидая взрыва.
Зубову стало невыносимо тоскливо. Теперь уже все равно, что скажет побледневший подполковник. Гораздо интереснее понаблюдать за мухами, жужжащими под потолком палатки.
Политработник медленно вытаскивал и снова вкладывал в папку какие-то бумажки, крутил ручку, как бы собираясь что-то записать, но снова откладывая, потом взглянул на Губина без прежнего света, но и без злобы, а как-то устало и тускло.
– Чтобы ответить на ваш вопрос, приглашаю вас с командиром взвода сегодня в 16 часов в политотдел. Надеюсь,
– Шляпа! Распустил подразделение! – повернул к нему остекленелый взор политработник. – Готовься на парткомиссию, товарищ старший лейтенант.
Кулаки сжались сами собой, еще немного, и Зубов бросился бы в палатку, чтобы этими кулаками расквасить кривую усмешку Губина, но гнев, вспыхнув, тут же опять сменился скукой, и Олег устало опустился на скамейку у палатки, откуда слышался голос Маслова:
– Козел ты, Губин, вот что я тебе скажу. Козел, и больше никто! Теперь за твои «умные» вопросы взводного из партии вытурят. Ты доволен? Ты этого хотел?
– А что я? Неправду, что ли, сказал? Все спрашивают: за что воюем, с кем воюем? – виновато оправдывался Вовка. Замолкли, но не расходились. Вдруг прозвучал голос Вареника:
– Кольку з першого взводы вбили. Вин «зеленых» прикрывал, а воны курей в торбы пхалы.
– Что, не так? – чуть не взвизгнул Вовка.
– Да так, все так! – спокойно сказал вошедший в палатку Зубов. Он появился за спинами сидящих солдат, все резко обернулись на голос, но никто на этот раз не скомандовал: «Взвод, смирно!» На него смотрели десятки вопрошающих с болью глаз. Чуть сфальшивишь сейчас, погаснут глаза, отвернутся или потупятся и никогда уже больше не взглянут на тебя с надеждой. А как ты поделишься с ними своими отчаянными мыслями, терзающими тебя денно и нощно? Как распишешься перед ними в бессилии осмыслить свою дурацкую миссию на этой чужой земле?
Подполковнику легче: он тебе и выспится, и на тебя изольет свой «благородный» гнев: «Распустил подразделение!» А ты один на один перед этими «вверенными» тебе глазами, в которых сейчас светятся встревоженные души твоих родных соотечественников, по-детски беспомощно ждущих твоего авторитетного слова. Знать бы это слово! Политотдел на что уж речистый, и то заикается. Заело его на одном: «Интернациональный долг!» Да каждый из нас, тот же Губин, готов его выполнить до конца. Отчего же сами афганцы его не выполняют?
– Решаем не мы, Губин, – всему взводу сухо сказал Зубов. – Наше дело выполнять приказы и не рассуждать, нравятся они нам или нет. С кем и как воевать – дело большой политики.
Не любил Зубов это выражение – «большая политика». Оно всегда ему напоминало «большую дубинку». А никуда не денешься: пришлось хвататься за нее и прихлопнуть излишне любопытствующего Губина. Да и остальных заодно. Профилактически. Чтобы в следующий раз «умнее» были и не задавали «глупых» и неудобных вопросов.
У Зубова дернулась щека, как от оскомины, он взглянул на часы и решил как-то разрядить тягостную обстановку:
– Ого! Уже через десять минут нам надо быть в политотделе, Губин. Не забудь полотенце, мыло, щетку.
– А это зачем? – искренне удивился Вовка. И только когда весь взвод захохотал, догадался, на что намекал взводный.
Потеря сына на Каир-Хана повлияла по-особому. Все окружение страшилось его ненависти. В гневе он страшен, но и беззащитен. «Полезет напролом, угробит все племя», – шептались между собой старейшины. Но он, наоборот, замкнулся. Не выходил за свой дувал, сидел целыми днями, вздыхая и перебирая четки.