Как я была принцессой
Шрифт:
В старом султанском дворце Истана Мазия, стоящем у самого устья реки Тренгану, все было подготовлено для стодневного «лежания» будущей матери. Специально для принятия родов ее отец пригласил английского врача. Долгожданный внук появился на свет в тот момент, когда солнце стояло в зените и по всей стране раздавался призыв к молитве. Это случилось в пятницу – самый священный день мусульманской недели и особенно удачный для рождения ребенка. Все это Бахрин рассказал мне серьезно и взволнованно.
Мы сидели в его крошечной «хонде-сивик», по окнам бежали струйки дождя, и до меня постепенно доходило значение его слов. Значит, он совсем не простой студент из Малайзии по имени Шах Ахмад, как я привыкла думать. И семья его тоже далеко не простая. Только теперь я поняла, что означала большая фотография на каминной полке, на которой были запечатлены пожилые джентльмен
По словам Бахрина, его дед сразу же решил, что новорожденный будет жить на территории дворца отдельно от родителей и воспитывать его будет он сам. Мать ребенка никогда физически не заботилась о нем, не кормила его грудью, не сменила ни одной пеленки; всем этим занималась его няня Зайнаб. Несколькими годами позже во дворце султана, в том же крыле, что и Бахрин, поселились и два его младших кузена, Зейнуль и Ихсан. Они росли так же, как и он сам: отдельно от отца и матери и под опекой самого султана. Никто из родителей, похоже, не возражал против такого порядка или, по крайней мере, не осмеливался высказывать свои возражения вслух. Судя по описанию Бахрина, он рос избалованным и в то же время одиноким ребенком, а его редкие попытки бунта немедленно подавлялись либо няней, либо самим султаном.
Бахрин продолжал рассказ о своей семье, а я лихорадочно пыталась вспомнить все, что мне известно о королевском доме Малайзии. Оказалось, что я не знаю о нем практически ничего. Я слышала, что в Индии принцы королевской крови считаются сотнями и что титул в наши дни не подразумевает ни королевского стиля жизни, ни богатства. Но так ли обстоит дело в Малайзии, я понятия не имела. Я увлекалась европейской историей, и все «королевское» в моем сознании было тесно связано именно с этим континентом: союзы и договоры, наука, архитектура, искусство, балет, культура, законы, легенды и мифы, великие битвы, эпоха Возрождения и интриги дипломатов – все это принадлежало Европе, а не Азии.
Я никак не могла сообразить, как эти удивительные новости повлияют на наши отношения. Может, Бахрин намекает, что теперь я должна здороваться с ним, приседая в реверансе? Мне требовалось время, чтобы все обдумать. А кроме того, из его рассказа стало совершенно очевидно, что у Бахрина было печальное и одинокое детство, без нежности и любви, которую мне посчастливилось получить хотя бы от бабушки. По моей шкале ценностей этот факт значил гораздо больше, чем все остальное.
К счастью, время на раздумья у меня было, потому что через несколько дней после этого разговора мой новоявленный принц, как и собирался, уехал на родину. До его отъезда мы так и не успели ничего обсудить.
13
Наконец-то я была свободна! По крайней мере, так мне казалось, когда наш самолет оторвался от земли Мельбурна. Я смотрела в иллюминатор на знакомый, все уменьшающийся пейзаж с силуэтами домов, но думала уже только о другом, экзотическом городе, название которого было напечатано в билете.
Я улетала в канун Рождества, и в самолете итальянской авиалинии едва нашлось свободное место. Почти все из трехсот его пассажиров возвращались домой, в Рим. Но только не я. Я наизусть выучила свой маршрут. Сначала я летела до Сингапура, а там должна была пересесть на рейс до Куала-Лумпура, столицы Малайзии. Первый отрезок этого путешествия я навсегда запомнила как самый странный полет в своей жизни. Причиной тому стало весьма необычное поведение итальянского экипажа. Едва пассажиры успели занять места, как им в руки стремительно сунули подносы с едой, а потом столь же стремительно собрали их, практически выдергивая из рук. Сразу же после этого свет в салоне потушили, и все стюарды и стюардессы буквально испарились и так ни разу и не появились, несмотря на отчаянные призывы и звонки пассажиров. Спустя пару часов большинство моих попутчиков отказались от надежды когда-нибудь снова увидеть их и уснули, но мне не давало спать любопытство, а кроме того, я очень хотела пить, поэтому решила отправиться на разведку. Осторожно пройдя между креслами с дремлющими пассажирами, я подошла к портьерам, отделяющим салон первого класса, и услышала доносящиеся из-за них звуки музыки и пьяного веселья. Заглянув в щелочку между шторами, я обнаружила, что за ними бушует самая настоящая вечеринка. Тут меня заметил стюард по имени Паоло (о чем свидетельствовала таблички с именем, висящая у него на груди) и, схватив за руку, проворно втянул в салон. Выяснив, что я тоже работаю в авиакомпании, Паоло и его друзья настояли, чтобы
В итоге я почти не помнила, как совершала пересадку в аэропорту Сингапура, в памяти осталось только то, что я все время хихикала, никак не могла расстаться со своими новыми друзьями, на прощанье спела им «Джингл беллз» и едва не опоздала на самолет до Куала-Лумпура.
К тому моменту, когда он приземлился в Малайзии, я уже совсем протрезвела и очень нервничала. Что, если Бахрин передумал и не встретит меня? Что, если вся эта поездка окажется большой ошибкой? Лучше бы я поехала во Францию и Шотландию, как собиралась сначала. Что, если? Что, если?.. А потом на сомнения уже не осталось времени, потому что с волной остальных пассажиров я быстро прошла иммиграционный и таможенный контроль, получила багаж, пересекла огромный, открытый зал прибытия и, увидев Бахрина, бросилась ему на шею. Тогда я почти не обратила внимания на то, что он едва отвечает на мои объятия; я видела только его улыбку и чувствовала, как испаряются мои страхи. Так в час ночи в рождественскую ночь я оказалась в незнакомой стране, где все говорили на непонятном языке и даже ночью было невыносимо жарко, а воздух пах странно и пряно. Но Бахрин встретил меня, он был мне рад, а все остальное не имело значения.
Еще в машине, на которой мы ехали в дом его отца, Бахрин ласково, но очень твердо объяснил мне, что в дальнейшем я никогда не должна обнимать его на людях, по крайней мере, пока мы находимся в Малайзии, потому что по мусульманским меркам подобное поведение считается крайне неприличным. Про себя я решила, что, пожалуй, не стоит рассказывать ему о моих итальянских друзьях и о том, как весело мы отмечали Рождество в воздухе. Тогда я еще не знала, что таким образом началась моя подготовка к совсем новой жизни.
Чтобы добраться до дома, принадлежавшего радже Ахмаду, отцу Бахрина, нам пришлось пересечь почти весь Куала-Лумпур – удивительный город, в котором современные небоскребы стояли бок о бок с жалкими хижинами, а величественные, старинные дворцы с белоснежными фасадами, красивыми балюстрадами и минаретами терялись в тени стерильных и безликих «Хилтонов» и «Холлидей-инн», свидетельствующих о расцвете туризма и бизнеса. Чем дальше мы удалялись от центра, петляя по бесконечным лабиринтам улочек, тем скуднее становилось освещение, и я уже почти ничего не могла различить снаружи. Лишь иногда в открытое окно машины врывался дразнящий аромат готовившейся прямо на улице пищи, а через минуту его сменяла невыносимая вонь из открытых сточных канав или от куч мусора, разлагающихся прямо у шоссе. Потом дорога вдруг начала забирать круто вверх, и мне показалось, что теперь мы едем прямо через джунгли. Незнакомая пышная растительность и лианы сплетались у нас над головой, образуя плотный шатер, сквозь который лишь изредка просвечивала бледная луна.
Пока по узкой, петляющей дороге мы поднимались в гору, Бахрин коротко и довольно сухо рассказал мне о своем отце. Выяснилось, что раджа Ахмад ведет холостяцкий образ жизни и в данный момент проживает в доме со своей любовницей-китаянкой, медсестрой Линой. Бахрин заверил меня, что такое положение дел абсолютно всех устраивает. Лина никогда не появляется со своим любовником ни на каких официальных или светских мероприятиях и не вхожа в его семью, но при этом она следит за порядком в доме, заботится об отце Бахрина и получает за это бесплатное жилье в престижном районе. Мне хотелось спросить, нашлось ли в этих отношениях место для взаимного уважения и любви, но я удержалась, вовремя вспомнив, что нахожусь на чужой территории, где обычаи и мораль, похоже, сильно отличались от тех, к которым я привыкла. Тогда я еще не знала, что начиная с этого вечера мне слишком часто придется сдерживать рвущиеся с языка вопросы.
Вскоре наша машина остановилась перед двухэтажным, довольно запущенным особняком – резиденцией, предоставленной радже Ахмаду правительством. Дом располагался на склоне холма в стороне от дороги, и, казалось, наступающие со всех сторон тропические джунгли должны были вот-вот сомкнуться и поглотить его. Пока Бахрин в свете фар возился с замком и ключами, я пыталась понять, для чего предназначены засовы и толстые решетки на окнах – для того, чтобы помешать грабителям забраться внутрь или – его обитателям выбраться наружу.