Как я ловил диких зверей
Шрифт:
Когда все успокоилось, я пригласил толпу собраться вокруг меня и поручил Мунши переводить. Я сказал, что приехал за орангутангами и что орангутангов хочу ловить живьем.
После переговоров с туземцами Мунши сказал мне:
— Я объяснил им, туан, и они готовы служить тебе, как пальцы твоих собственных рук. Но они говорят, что эти дикие животные некрасивы, что у них пустые желудки, которые требуют много пищи, и что, когда их накормят, они не работают. Они спрашивают, зачем туан хочет увезти с собой этих гадких животных и держать их в лености и сытно кормить?
Подумав, я ответил ему:
— В далеких краях считается хорошим, чтобы глаза взрослых и детей видели настоящих зверей из джунглей.
Он проделал
— Я скажу им, туан, что на твоей родине лечат болезнь глаз тем, что смотрят на диких зверей.
Этот ответ их вполне удовлетворил, и двадцать человек вызвались помогать мне делать сети и западни. Мне так не терпелось скорей отправиться вверх по реке за моими орангутангами — я уже считал их моими, — что все приготовления достались Мунши.
В кампонге Омара жители были еще добродушнее и проще, чем у Мунши. Мне совестно было разыгрывать перед ними роль мага, дурача их динамитом и фейерверками, но ничего не поделаешь — пришлось и там начать все сначала.
Один из юношей по имени Юсуп был совершенно очарован всеми моими чудесами. Он исполнял мои приказания с таким благоговением, как будто они исходили из уст божества. Ею товарищи заразились почтительностью, и у меня еще никогда не было таких усердных работников.
Я объяснил Омару, что хочу поймать хорошей величины взрослого орангутанга-самца при помощи западни, расставленной на дереве. Рисуя на песке чертежи, я объяснил им, что эта ловушка должна быть устроена в виде четырехугольного ящика с подъемной дверкой на одном конце, поднимающейся и опускающейся в пазах. Над ящиком с обеих сторон будут приделаны две палки с поперечной перекладиной. На ней будет лежать в виде качелей шест, придерживающий дверку. К свободному концу шеста (не прикрепленному к дверке) будет привязана бамбуковая ветка, просунутая в клетку, а там удерживать ее будет петля. К этой петле я привяжу какой-нибудь фрукт. Когда обезьяна схватит фрукт, петля освободится, отпустит шест, и дверца захлопнется (система мышеловок).
Большое преимущество подобных ловушек состоит в том, что ими можно пользоваться и как переносными клетками. Я их делал из плотных бамбуковых палок. Они крепко переплетались ратаном и укреплялись перекладинами. Пазы, в которые вкладывалась дверца, были из толстых бамбуковых стволов, срезанных с одной стороны так, что в поперечном сечении получалась как бы буква «с». Пазы были отполированы до гладкости. На верху дверцы были крепкие петли, которыми она запиралась. Я очень внимательно проследил за тем, чтобы клетки были в полном порядке, помня неприятное приключение, которое мне пришлось пережить в Сингапуре.
Я тогда продал двух почти взрослых животных. Покупатель поместил их в транспортные ящики из досок. Мистер Гаас, хозяин гостиницы, разрешил ему временно оставить их в гостинице, в зале, служившем для театральных представлений, где была устроена сцена и декорации.
В одно злополучное утро меня разбудили спозаранку: оба орангутанга вырвались; не могу ли я прийти и поймать их? Пока я одевался наспех, я велел привести побольше людей с ратановыми тростями и во что бы то ни стало разыскать побольше тамтамов. Мой рикша был в полном изумлении, но покрыл дистанцию до гостиницы в рекордное время.
Положение оказалось не таким уж безнадежным. Животные, правда, вырвались из клеток, но из зала они еще не успели удрать, а окна и двери в зале были закрыты. Несколько туземцев — прислуга гостиницы — готовы были помочь в поимке. У каждого была трость и почти у каждого тамтам. Один из них, кажется повар, вооружился огромной сковородой и металлической ложкой вместо тамтама. Я тоже взял тамтам и трость, открыл дверь в зал и быстро запер ее за собой. Оранги, самец и самка, года по четыре или по пять каждый, совершали обход помещения. Они чувствовали себя как рыбы, вынутые из воды: их стихия — деревья. Они чувствовали себя дома только там, где были деревья и где в чаще листьев можно найти воду. Здесь, в зале, они медленно прогуливались, поворачивали головы из стороны в сторону и смущенно мигали маленькими темными глазками. Когда они стояли во весь рост, их необыкновенно длинные руки касались пола. Сжав кулаки, они ходили на руках как на костылях.
Когда я вошел, орангутанги прекратили свою прогулку, прижались один к другому и уставились на меня. Я ударил в тамтам. Они вытянули вперед по одной руке, словно защищаясь от удара.
— Уф! — фыркали они своими грубыми голосами, — уф!..
Я позвал людей. «Загоняйте их в открытые клетки! — приказал я. — Не бейте их, но шумите как можно сильнее».
Я упустил из виду, что мне нужно было всех моих помощников расставить перед сценой. Оранги с изумительной быстротой взобрались на сцену и полезли на картонные деревья. Там они и засели, смотря на нас сверху вниз и фыркая.
— Бейте в тамтамы! — закричал я людям. — Больше шуму!..
Я понял, что должно неминуемо произойти. Оранги перескакивали с одной нарисованной ветки на другую. Крашеный холст разорвался во всю длину, непрочные деревянные подрамники рухнули с треском на пол, оранги свалились вместе с ними.
Ушиблись они не сильнее, чем ушиблись бы резиновые мячики. Через секунду они уже раскачивались на другой ветке. Как только ветка начинала трещать, они вытягивали свои длинные руки и хватались за соседнюю. Они перелетали с ветки на ветку до тех пор, пока все то, что изображало роскошную тропическую и романтическую местность, не превратилось в лохмотья и клочки. Сквозь барабанный бой я услышал крики и стук в дверь зала.
— Нельзя входить! — завопил я в ответ.
Это был хозяин, мистер Гаас.
— Берегите декорации! — взывал он. — Смотрите, чтобы с ними ничего не случилось!
— Постараюсь, как могу! — прокричал я ему в ответ.
Когда от декораций ничего не осталось, дело пошло на лад. Мы пустили в ход весь имевшийся в нашем распоряжении шум, а также палочные удары. Самец схватился за мою бамбуковую палку; я не стал оспаривать у него своей собственности, а сейчас же схватил новую. Он испугался и бросил свою. Погонись за нами с палкой, он, может быть, и остался бы победителем. У этих животных колоссальная сила, но они совсем не умеют пользоваться ею. Мы порядочно устали, когда наконец загнали их в клетки. Для тропиков дело было слишком горячее. Оранги пили большими глотками воду, ели плоды хлебного дерева и говорили «уф», как будто они здорово повеселились.
Вышли они из клеток — по крайней мере самец — очень простым способом. Он нашел в одной из досок клетки расщелину и начал забавляться, раздирая ее своим клыком; после этого он еще отодрал кусок щепки и еще, и еще — и так буквально прогрыз доску. Тогда он сломал ее. Влезая на другую клетку, он, может быть и случайно, открыл дверную петлю.
Я с удовольствием соображал, что никаким клыком нельзя расщепить бамбук. И вообще я был совершенно спокоен за те клетки, которые мне приготовили люди Омара. Конечно, я понимал, что, если бы взрослый самец пустил в ход свои мощные руки, не удержались бы никакие ратановые веревки и все полетело бы к черту. Но орангутанги не пускают в ход руки, они не умеют драться руками и наносить удары вперед. Их способ нападения таков: они тащат к себе и кусают жертву. Когда они ломают ветви, чтобы строить себе площадки для спанья, то и это они всегда делают движением к себе — притягивая ветку. Они не ломают их, как это делает человек. Потом они с неимоверной быстротой кое-как укладывают их крест-накрест на ветвях дерева. Но меня всегда удивляло не то, что они делают, а то, как мало они умеют делать, несмотря на свою чудовищную силу. Даже в неволе, когда их дрессируют, они выучиваются очень туго. Шимпанзе можно научить многому, чего никогда не одолеет орангутанг.