Как я ловил диких зверей
Шрифт:
Абдул, вероятно, уловил некоторую ноту неудовольствия в моем ответе.
— Я передам ей это, — сказал он. — Мать моей второй жены очень любопытная женщина, до всего любит допытываться.
На другой день мне удалось, спрятав полотенце и притворившись, что я просто иду прогуляться, уйти на реку незаметно и без свиты. На реке было только двое голых ребятишек, игравших в воде, да большой водяной буйвол. Он, очевидно, закончил свои дневные труды и лениво лежал в воде, высунув на воздух только морду. Я сбросил одежду и только что хотел кинуться в реку, как вдруг огромный зверь заревел и двинулся по направлению ко мне. Дети закричали:
— Берегись, берегись, туан!
Буйволу не понравилась моя белая кожа. Он решил меня прогнать. Я оставил на берегу свое платье и бросился бежать в безопасное
— Буйвол дурак, туан, — сказали они.
Но если даже водяной буйвол так относился ко мне, мне ничего больше не оставалось, как примириться со своим положением и согласиться с тем, что я феномен. Об одном я жалел: что не могу взимать с моих зрителей входную плату…
Следующей нашей добычей, попавшейся в сетку, был великолепный экземпляр пятнистого леопарда, самец лет шести. На этот раз никаких сюрпризов не было: все шло как по маслу. Мы заслышали зверя задолго до того, как подошли к нему. Он то рычал, то выл. И неудивительно, потому что он буквально висел вниз головой. Он даже не мог грызть веревки. Туземцы прямо с ума сошли от восторга. Судя по их поведению, можно было подумать, что мы победили все джунгли. Сетку опустили, отверстие надежно затянули и привесили к шесту. По пути в кампонг все мужчины пели радостные песни. Быстро построили клетку. Потом начался импровизированный праздник. Все это было так внезапно, а мне так важно было поддержать энтузиазм моих помощников, что я вошел в общий тон и решил организовать игры. Принесли банановое дерево и вбили его как мишень для состязания в бросании копий. Меня уговаривали принять участие в состязании. Я очень таинственно объявил, что в этом состязании я не должен принимать участия, что у меня есть важная причина. Причина действительно была: я в этом деле ничего не смыслил. Зато люди Абдула Рахмана не имели себе равных в этом спорте. Копья их были длиной около шести футов. Они бросали их на расстояние от пятидесяти до ста футов и даже дальше. Я раздавал призы — небольшие денежные суммы.
Потом, к счастью, я вспомнил одну игру, которую очень любят матросы на кораблях: игру в «перетягивание каната». Я потребовал веревку и сказал каждому из играющих, где ему надо стоять. С каждой стороны было по десять человек, причем мне удалось отобрать почти равной силы молодцов. К этому времени я уже хорошо знал моих приятелей и выбирал очень осторожно, в смысле силы и веса. И вот поднялось веселье: тянули, тащили, врывались ногами в песок, чтобы не уступить. Пот лил с них ручьями. Женщины кричали и ахали. Все с облегчением вздохнули, когда одна партия наконец одолела. Тогда я раздал призы: по десяти центов на брата, всего-навсего доллар на всех. Но я вручал монетки с поздравлениями и с такой важностью, будто это были серебряные призовые кубки.
После нашего праздника ловля пошла всерьез. Я взял с собой в джунгли всех самых сильных мужчин в кампонге, чтобы рыть ямы. Работали кирками и лопатами. Инструменты были отличные, китайской работы. Так как мы всегда путешествовали налегке, то рукояти к лопатам мы делали на месте.
Остававшиеся в кампонге мужчины целые дни были заняты постройкой клеток и плетением сетей. Женщины работали над более тонкими сетками, которые были похожи на рыболовные сети и делались по давно известному способу. Я платил женщинам хорошо и отдавал деньги за работу не их мужьям, а им самим. Для них это было новостью: самим зарабатывать деньги, — и они принялись за работу с энтузиазмом. Даже ребятишки помогали: таскали легкие предметы, связывали, обертывали что-то.
Абдул задумчиво спросил меня:
— Не даст ли мне туан свой талисман, которым он заставляет людей работать так усердно?..
— Этот талисман действителен только в руках у того, кто родился в стране, где людей кусает холод, — ответил я.
Абдул вздохнул и лениво потянулся. День был особенно душный, и отдых был сладок…
Пока почти все члены пятидесяти семей, составлявших население кампонга, работали изо всех сил, Мохаммед Тай, зять Абдула, молодой человек лет двадцати пяти, стройный, смелый, первый победитель в бросании копий, решил показать мне свое искусство в охоте на тигров. Побудило его к этому мое любопытство
— Кто же это сидел в этой двойной темнице? — спросил я у Абдула Рахмана.
— Человек и собака, туан, — ответил он, — а иногда, в другие ночи, человек и козел: в козле все ценно — и запах и блеяние его.
Я начал понимать.
— Человек приходит сюда охотиться? — спросил я.
— Да, туан. Приходит убивать.
Теперь со слов Абдула я ясно вообразил всю жестокую картину. Охотник приходит в это место в джунглях незадолго до захода солнца. Он берет с собой собаку или козла и приносит каянг — плетенную из пальмовых листьев циновку — для того, чтобы спать на нем. Он приподнимает несколько брусьев, входит, устраивается на ночь и спит до тех пор, пока его сна не потревожат. Животное с ним. Когда голодный тигр почует их и подкрадется — собака залает или заблеет козел — охотник проснется. Он вскакивает наготове со своим парангом — длинным, похожим на меч ножом с двухфутовым лезвием, отточенным, как бритва, и вделанным в деревянную рукоятку. Брусья в обеих клетках не случайно помещены один против другого, а для того, чтобы предоставить ножу больше простора.
Когда терзаемый голодом зверь встанет, по привычке тигров, на задние лапы, упираясь передними в решетку, нож быстро вонзается в его брюхо, и быстрым движением кверху охотник распарывает ему внутренности.
— Для охотника это безопасно, — объяснил Абдул, — и ни собаке, ни козлу тоже не грозит беда.
Подумав, он прибавил:
— А если у него хороший талисман, то ни духи, ни дьяволы ничего не могут ему сделать, хоть он и один в лесу ночью.
При помощи этой ловушки Тай и надеялся убить тигра. Он направился в джунгли с несколькими своими друзьями, помогавшими ему нести колья и ратан для починки полуразрушенной клетки. Они пошли днем с таким расчетом, чтобы еще засветло успеть ее привести в порядок. Когда все было готово, Тай вошел в клетку с собакой. Козла в то время у него под рукой не оказалось, поэтому он просто накинул веревку на шею первой попавшейся бродячей собаке — около кампонга было десятка два таких злополучных псов, своего рода мусорщиков, которых из-за этих услуг терпели в кампонге, — и потащил ее с собой. Он разостлал в клетке свою пальмовую циновку и закутал голову саронгом, чтобы защититься от москитов. Потом его друзья врыли опять брусья, укрепили их, как следует, и оставили его одного. Я воображаю, как они спешили проститься с ним и радовались, что уходят. Эта охота не пользуется популярностью среди населения. Мужчины придумывали разные объяснения, почему они не любят ее. Дело в том, что никто из них не любит оставаться ночью один в джунглях.
Утром друзья Тая отправились помочь ему на случай, если бы он поймал тигра, и просто проведать его, если он не поймал. Вернулись они и Тай с пустыми руками и в плохом настроении. Собака рвалась из рук у них. Мы встретили их, когда шли проверять наши ямы и сети.
На другое утро мы опять встретили их, почти в то же время и у того же места, без добычи и в еще более подавленном настроении. Пять ночей подряд Тай ходил в свою засаду — и все безрезультатно.
Потом ко мне пришел Абдул Рахман и спросил:
— Не сделает ли господин хорошего талисмана для Мохаммеда, чтобы он мог его повесить на клетку и приманить тигра?
Мне это не очень понравилось. Я заподозрил, что в их суеверные головы закралась мысль, что я наложил заклятие на клетку, заколдовал ее, так как не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, поймал добычу. Я согласился — хотя довольно неохотно — «свершить чары» для Тая, но поставил условием, чтобы он в течение трех ночей не подходил к клетке, чтобы взял с собой козла вместо собаки и чтобы его провожали вечером два человека, не больше, а встречали утром трое.