Как я стал предателем
Шрифт:
Я спустился по шатким ступеням. Балчуг пошлёпала в душ, а голая японка в форменной фуражке так и стояла посередине комнаты, вытянувшись по стойке смирно. Ростом она с мою ученицу Ясуко Отомо, и подбритые подмышки и лобок только добавляют ей невинности. Но лицо жёсткое и взрослое, а на фуражке медный значок в форме крабика.
Значит, я попал.
Она держалась сугубо официально и делала вид, что сейчас на работе. Но без одежды это непросто. Так что лицо было красным, как фестивальный фонарь, а
– Это вы товарищ Шубин?– спросила она. Голос ломался.
– Да,– я подаю красный конверт,– вот моё извещение. Я прибыл для опознания.
– Благодарю,– краболовка взяла конверт и достала стандартное письмо – как будто мне был смысл его подменять. Просмотрела и вернула обратно в конверт. Помешкала и спрятала конверт себе под фуражку.
– Лейтенант Накано Сидзуки,– представилась она,– уполномочена сопровождать вас для опознания и допросов.
– А вы с Настей… подруги?– я понял, что не знаю правильного жаргонного слова.– Или я просто отвелёк вас от исполнения служебных обязанностей?
– Это закрытая информация. Позвольте!
Лейтенант Накано Сидзуки прошлёпала по холодному рифлёному полу к душевой. Осанка у неё была выше всяких похвал. Да и попка вполне ничего.
Я поставил чайник.
Спустя пять минут они вернулись. На головах – чёрные флотские полотенца с красной звездой. У Накано поверх полотенца нахлобучена всё та же фуражка.
Разговор за чаем сперва буксовал. Лейтенант Накано Сидзуки очень хотела обсудить вечерние новости, а я уже четвёртый месяц их не смотрел.
Американцы что-то замышляли. Подтянули к Иокогаме Шестой Флот якобы для учений во Внутреннем Море, требовали от руководства Японской Социалистической Республике легализовать сторонниов объединения из Униты и всячески пытались сорвать подписание договора с Китаем.
Это что-то значило, но наедине с двумя голыми девушками я не мог сообразить, что именно.
Лейтенант Накано Сидзуки натянула форменные штаны и китель, подвязала галстук.
Я надеялся, что меня прокатят на штатной “Ямахе”. Но лейтенент заявила, что не будет тратить на меня бензин и мы, словно школьники, покатили в трамвае.
Центральный госпиталь расположен на остановке Тюобён. Но в последний момент лейтенант решила проехать ещё одну, до Горё-какукоэн
– Зачем?
– Там кондитерская!
После двух рогаликов с отличным шоколадом жизнь моё положение стало казаться совсем недурным. Я пока не под арестом, и уже успел побывать в маленьком приключении. Это не должно оказаться слишком опасным. Москаль-Ямамото тоже был на допросе, и, несмотря на все свои махинации, благополучно вернулся к работе.
– Если не секрет, зачем меня вызвали?
– Человек умер.
– А что за человек?
– Мы вызвали вас для его опознания.
– И как вы угадали, что я смогу его опознать?
– Это закрытая информация.
Мы прошли через основное здание Центрального Госпиталя, как нож через масло. Накано прекрасно орентировалась в этом стерильно-белом лабиринте коридоров, лестниц и регистратур. Похоже, для неё это было не первое, и даже не десятое подобное дело.
Мы вышли во двор, обогнули корпус и оказались перед малозаметным двухэтажным домиком из красного кирпича. Судя по фасаду, он помнил ещё те времена, когда Япония была единой империей.
В прозекторской очень чисто и тихо. Старомодные гранитные столы пахнут дезинфекцией. И дежурный, и безмолвные санитары – сплошь японцы. Наверное, здешние должности передают по наследству.
– Q-57,– говорит краболовка. Даже форменные белые бахилы кажутся на её ножках частью обязательной униформы.
Тело выехало из шестиугольной ячейки холодильника. На скукоженных пальцах ног сильно отросли ногти. Санитар без предупреждения стащил простыню с головы.
Я посмотрел. Это оказалась не так страшно. Потому и не предупредили, что в таком виде он не пугал.
– Вы знаете этого человека?
Можно было не наклоняться – всё ясно и так. Побородок, виски, чёлка – такие же, как я увидел в первый день саппорского лицея. Только немного выросли и кожа теперь сухая.
Для порядка я склонился над знакомым лицом. Оно так и застыло в немом удивлении.
– Узнаю. Это он.
– Что за “он”?
– Мой друг по Лицею. Судя по обстановке,– я вдохнул морозный воздух из камеры холодильника,– покойный.
– Назовите имя и род занятий опознанного вами друга.
– Григорий Пачин. Я не зню, чем он сейчас занимается.
Краболовка сделала рукой знак. Я не успел разглядеть, какой.
Санитар щёлкнул мышкой и Пачин уехал обратно ячейку.
– Как вы познакомились?
Я не выдержал.
– Хватит! Это всё есть в моём личном деле!
– Прежде, чем ехать сюда,– сказала краболовка,– я запросила центральный архив Саппоро. Правоохранительные органы не располагают его досье. Человек, которого вы назвали Григорием Пачиным, ни разу не привлекался к ответственности.
Мне казалось, что она врёт. Но неясно, зачем.
– Мы познакомились в первом математическом лицее Северное Сияние.
– В каком году это было?
– Это был 1992. Мне исполнилось четырнадцать, когда я поступал.
– Вы помните обстоятельства знакомства?
– Мы оказались в одном классе. Можете проверить по спискам учеников. Мы жили в общежитии, наши дела точно остались в архиве.
– Продолжайте. Вы учились в одном классе. Что далее?
– Потом мы все поступили в Новосибирск. Все четверо.