Как я воевал с Россией
Шрифт:
Вся тяжесть русского удара была прежде всего направлена против пограничных укреплений финнов на Карельском перешейке. Это был укрепленный район глубиной около двадцати миль, простиравшийся с севера на юг, через лесистую местность, покрытую толстым слоем снега. Укрепления эти были названы линией Маннергейма, по имени финского главнокомандующего, спасшего в 1917 году Финляндию от большевистского владычества. Возмущение, вызванное в Англии, во Франции и в еще более острой форме в Соединенных Штатах при виде неспровоцированного нападения гигантской Советской державы на маленькую, отважную и высокоцивилизованную нацию, вскоре сменилось чувством изумления и облегчения. Впервые недели боев советские войска, укомплектованные почти целиком из
Тщетно возлагали русские свои надежды на численное превосходство и более тяжелое вооружение. По всему этому фронту финские пограничные части медленно отступали по дорогам, преследуемые русскими колоннами. Но как только последние углублялись приблизительно на тридцать миль, на них со всех сторон набрасывались финны. Колонны эти натыкались на финские оборонительные сооружения в лесах и подвергались днем и ночью ожесточенным фланговым атакам; их коммуникации в тылу перерезались, их уничтожали, а в лучшем случае они уходили восвояси, понеся тяжелые потери. К концу декабря весь русский план наступления через «талию» провалился.
Тем временем не лучше обстояло дело и с наступлением на линию Маннергейма на Карельском перешейке. Обходное движение к северу от Ладожского озера силами двух советских дивизий окончилось так же, как и операция на севере. Против линии Маннергейма был предпринят ряд массированных атак силой около двенадцати дивизий. Атаки начались в первые дни декабря и продолжались весь месяц. Обстрел русской артиллерией оказался недостаточным, у русских были в основном легкие танки, и их фронтальные атаки были отбиты, они понесли тяжелые потери и не добились успеха. К концу года неудача на всем фронте в конце концов убедила Советское правительство, что оно имеет дело с совершенно иным противником, чем предполагало.
Тогда Советское правительство решило предпринять более основательные усилия. Поняв, что на севере в лесистой местности одним численным превосходством нельзя преодолеть сопротивление лучше обученных и тактически более гибких финнов, Советское правительство решило сосредоточить силы на прорыве линии Маннергейма по способу осадной войны, которая позволяет в полной мере использовать мощь массированной тяжелой артиллерии и тяжелых танков. Это потребовало больших приготовлений, поэтому с конца года боевые действия на всем финском фронте затихли.
Финны к тому моменту вышли победителями из схватки со своим могущественным противником. Такой неожиданный поворот событий был воспринят с чувством удовлетворения во всех странах, как воюющих, так и нейтральных. Для Красной Армии это оказалось довольно плохой рекламой. В английских кругах многие поздравляли себя с тем, что мы не очень рьяно старались привлечь Советы на нашу сторону, и гордились своей дальновидностью. Люди слишком поспешно заключили, что чистка погубила русскую армию и что все это подтверждало органическую гнилость и упадок государственного
Этих взглядов придерживались не только в Англии. Можно не сомневаться, что Гитлер со всем своим генералитетом глубоко задумался над финским уроком и что это сыграло большую роль в формировании его намерений.
Нарвик с его горной железной дорогой к шведским железным рудникам приобрел новое моральное, если не стратегическое значение. Использование Нарвика для снабжения финских войск затрагивало нейтралитет Норвегии и Швеции. Оба эти государства, в равной степени страшившиеся Германии и России, хотели только одного — не быть втянутыми в войны, которые уже начинали разгораться вокруг и готовы были поглотить и их. Нейтралитет казался им единственным средством самосохранения.
Английское правительство не хотело, конечно, совершить даже формальное нарушение норвежских территориальных вод, минировав норвежский коридор для обеспечения себе преимущества перед Германией. Но, подчиняясь более благородному побуждению, лишь косвенно связанному с нашими военными интересами, оно предъявило Норвегии и Швеции гораздо более серьезное требование свободного пропуска людей и поставок для Финляндии.
Я горячо сочувствовал финнам и поддерживал все предложения, направленные им на пользу. Я был рад этим новым и благоприятным настроениям, считая, что они помогут нам добиться крупного стратегического преимущества перед Германией, которая, таким образом, оказалась бы отрезанной от важных для нее источников железной руды. Если бы Нарвик стал своего рода союзной базой снабжения финнов, несомненно, было бы нетрудно помешать немецким кораблям грузиться там рудой и беспрепятственно плыть по коридору в Германию. Если бы удалось урегулировать вопрос с норвежцами и шведами, то более значительные меры потребовали бы меньше усилий.
Внимание военно-морского министерства в тот момент было приковано к большому и мощному русскому ледоколу, который отправился из Мурманска в Германию якобы для ремонта, а вероятнее всего — для расчистки фарватера, затянутого сейчас льдом балтийского порта Лулео, на предмет приема немецких кораблей, приходивших за рудой. Я снова предпринял попытку добиться согласия на простейшую и бескровную операцию минирования норвежского коридора, тем более, что прецедент был установлен в Первую мировую войну. Мне, однако, не удалось добиться решения, которое предоставило бы возможность действий. Начальникам штабов поручили разработать план десантной операции в Нарвике для оказания помощи Финляндии, но морскому министерству не было дано никаких оперативных приказов.
Министр финансов жаловался на истощение наших ресурсов. Мы уже подписали пакт о взаимопомощи с Турцией и рассматривали вопрос, какую помощь мы можем оказать ей из наших ограниченных средств. Напряженность, вызванная финской войной, ухудшила и без того плохие отношения с Советами. Любые действия, предпринятые нами для помощи финнам, могли привести к войне с Россией. К тому же, коммунисты во Франции и те, какие были в Англии, осуждали «капиталистическо-империалистическую» войну и делали все возможное, чтобы тормозить работу на военных заводах.
Весь январь финны держались стойко, и в конце месяца численно увеличившиеся русские армии еще стояли на своих позициях. Красная авиация продолжала бомбить Хельсинки и Вийпури, и финское правительство стало настойчивей взывать о присылке самолетов и военных материалов. По мере того как короче становились арктические ночи, налеты советской авиации усилились не только на финские города, но и на коммуникации финской армии. Пока что Финляндия получила лишь ничтожное количество военных материалов и всего лишь несколько тысяч добровольцев из Скандинавских стран. В Лондоне в январе открылось вербовочное бюро, и в Финляндию отправили несколько десятков английских самолетов; часть из них прямо по воздуху. Но ничего действительно полезного сделано не было.