Как жить человеку на планете Земля?
Шрифт:
Рационалист: Отметим также, что любая идеальная модель социума соотносится с понятием «социальной справедливости», трактуемым многими исследователями далеко не идентично. Ведь что означает последнее? Похоже, это значит, что в сообществе устанавливаются некие правила общежития, законы, которые признаются справедливыми (честными, праведными) всеми или, по крайней мере, большинством признаны и выполняются всеми. При этом часто говорят о законах божеских и человеческих. Божеские законы даны непосредственно Богом некоторым людям, которых называют пророками (к примеру, Моисей), – они зафиксированы в Священных книгах и называются божественными заповедями. Речь идет об основополагающих требованиях к человеческой личности: регламентируется индивидуальное поведение, отношение к другим людям, к социальным образованиям разного уровня, к природе и цивилизационным конструкциям и построениям, – вводится система
Виктор: Действительно, следует признать, что когда создаются законы человеческие, возникает огромная путаница: каждый законодатель преследует и не забывает собственные предпочтения и ценности (и социальных групп, к которым он принадлежит). Создаются различные кодексы: административные, правовые, законодательные, судебные, строительные и т. п., и т. д. Идет бюрократический процесс и течет «мутная водица, в которой хорошо ловится рыбка». Истина остается сокрытой в Священных книгах, – размышления о ней – в трудах отдельных философов, в народной мудрости (пословицы и поговорки). И чаще всего забывают (или не хотят, сознательно игнорируют, или просто не могут) исследовать сущность человека. К примеру, провозглашен, как один из основных, следующий принцип коммунизма: от каждого по способности, каждому по потребности. От каждого по способности? Желательно, – но возможно ли? Насколько плодотворно каждый будет самореализовываться? Нужна соответствующая мотивация. Каждому по потребности? Тоже проблема. Можно согласиться с тем, что потребности каждого, при определенном уровне социально – экономического развития и разумной организации дела, могут удовлетворяться, хотя, возможно, и в ограниченном объеме (причем, речь идет пока только о позитивных потребностях).
Какие-то организменные потребности – безусловно да, должны удовлетворяться (еда, питье, секс, защита от природных и социальных, вредных, с точки зрения общества, явлений). Личностные потребности – также да, но только в социально значимом позитивном духе, не противоречащем потребностям социума в целом. Но при этом, возможно, они могут и будут противоречить потребностям других индивидов и различных социальных групп. Стоит задача гармонизации. Возможно ли? Сложно сказать. И все эти трудности реально существуют, даже если смотреть на проблему лишь с одной стороны. Но, с другой стороны, следует учитывать, что существуют также потребности негативные (по Фрейду, к примеру, – стремление к смерти, к разрушению, к деструктивным действиям). Как быть с этим, – не выполнять? Запретить? Но тогда растет индивидуальная и социальная психическая напряженность – и нужны механизмы ее сброса, купации, нейтрализации, стабилизации. Еще проблема! Другой пример коммунистических принципов: «кто не работает – тот не ест». Но есть дети, инвалиды, старики, творческие профессии (требуют, иной раз, длительных периодов кажущегося бездействия). Все это надо как-то отобразить в законах, ибо иначе, очевидно, опять будет нарастать несправедливость в общественных отношениях и соответственно расти социальная напряженность. Работа в разных странах в этом направлении ведется, но пока результаты ее, следует честно признать, далеки от идеала. Или еще, – так называемое «золотое правило этики»: не делай другому то, чего ты не хотел бы, чтобы было сделано тебе. Во главу угла ставятся собственные желания и потребности определенной личности, но они могут быть, как отмечалось, очень разными (в том числе общественно негативными). И здесь все не просто. В целом, реализовать принципы коммунизма не удалось никому. (Сегодня их в России вообще оплевывают). Почему? Прежде всего, в силу вышеотмеченных причин. И это, похоже, следствие и того, что политика, политология зиждятся в этом случае главным образом на науке (которая правомерно в общем-то используется как некий фонарь, но методы которой далеки от совершенства). При этом часто игнорируются религиозно – мистические предчувствия и прозрения. По-видимому, надо искать глубже. И, в общем-то, ищут: вспомним диалектику свободы и необходимости по Канту, Шеллингу, Гегелю; прозрение взлета в иной план бытия через творчество (Бердяев).
Чайна: Не похоже, чтобы Конфуций рисовал перед своими учениками утопические картины всеобщего процветания, да и высокопарных разговоров он терпеть не мог. Обещаний он не раздавал тоже, а приходившим к нему за советом предлагал начинать с малого. К примеру, быть верным своему слову, в поступках и мыслях своих не терять достоинства, твердо держаться избранных идеалов и не изменять им даже перед лицом смерти. И у него, исходя, по– видимому из собственного понимания истока жизни, семени всего, что случается, была, по-детски наивная вера в способность правого дела, действительной праведной жизни оказывать неотразимое благотворное воздействие на мир.
Конфуций: Одно слово правды перевесит горы лжи, одна чистая мысль может перевернуть мир. Свет праведного Пути мерцает даже во мраке всеобщего одичания.
Чайна: В этом смысле его тоже можно назвать утопистом, но он утопист, отлично знающий, что хочет не всегда возможного в реальной жизни. К примеру, он понимал, что не может убедить правителя отказаться от силы оружия и уповать только на силу добродетели, когда его царство гибнет под натиском воинственных соседей, что нельзя одним махом избавить общество от застарелых пороков. И хотя над ним даже посмеивались, он утверждал, что политика дается человеку, еще и как великое испытание его духа. Политический идеал может быть утопией, но человек, идущий к нему, в высшей степени реален.
Конфуций: Человечность приходит к людям после того, как совершено самое трудное. Но даже при истинно добром государе должно смениться поколение, прежде чем в мире восторжествует человечность.
Виктор: Да, Конфуций, по большому счету, видимо, был осторожным оптимистом. И эта его осторожность подтверждается и нашим анализом базового чувства, трактуемого как основное в отношениях между людьми при разработке идеальной модели общества, а именно чувства любви человека к человеку, что часто увязывается с идеализацией и превознесением этого чувства. Очевидно, что из любви человека к самому себе рождаются совершенно противоположные устремления его в отношениях с другими людьми. И Гоббс как раз и подчеркивает необходимость гармонизации их через законы. При этом, как видим, появляется и своеобразная трактовка любви, проявляющейся уже и через материальный интерес. Карл Маркс также говорит о корыстолюбии, как фундаментальной страсти человека, в которой своеобразно отображается феномен любви, а именно эгоизм человека.
Маркс: Нам предстоит осмыслить существенную связь между частной собственностью и корыстолюбием, – конкуренция корыстолюбцев и корыстолюбие – маховые колеса политэкономии. Историей движет человеческий интерес, в том числе, а может быть, прежде всего, жажда материального обогащения, рождаемая частной собственностью, как основа всякого иного обогащения. Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство подчиняются этому всеобщему закону. Все социальное движение находит себе, таким образом, как эмпирическую, так и теоретическую основу, именно в частной собственности, в ее движении, развитии, в экономике.
Виктор: Но в условиях частной собственности нарастает социальный антагонизм, действует принцип как бы антилюбви: «человек человеку – волк». По сути, развиваются идеи Имануила Канта об антагонизмах, как об основном механизме развития человеческой культуры, но при этом усиливается их практически значимое материалистическое звучание. Каков же выход? В поисках выхода молодой Маркс также развивает теорию коммунистического общества. Коммунизм, по его мнению, есть положительное выражение упразднения частной собственности, которая, главным образом, и порождает корыстолюбие, хотя, с другой стороны, и сама порождена этой страстью. Таким образом, делается попытка как бы деонтологизации, или, лучше сказать, купирования, нейтрализации этой фундаментальной страсти. Возможно ли это? Исторический опыт на сегодня вновь опровергает этот вывод.
Платон: Да, действительно, у людей многое зависит от их природой обусловленных страстей. И все же, однако, желанные для нас рода жизни: разумная, мужественная, здоровая. Им противоположны – разнузданная, безрассудная, трусливая, нездоровая. В правильной жизни не надо стремиться и исключительно к наслаждениям (что может увести с верного пути), но и не нужно трусливо избегать страданий (от которых невозможно никогда полностью избавиться), – следует учиться их преодолевать. Надо довольствоваться чем-то средним, поддерживая радостное состояние духа.
Виктор: Возможно, некоторые мысли в этом отношении взял от него и Эпикур.
Гоббс: Да, надо, но это в теории, а на практике – очевидно, что природа устроила именно так, что все люди хотят, прежде всего, добра себе самим. И их нельзя считать дурными за то, что от рождения они стремятся к тому, что им нравится, и бегут от того, что им угрожает, или отражают грозящее им зло. Поэтому неверно считать, что дурные люди являются дурными по природе. И соответствующая деятельность – тоже благо, ибо это есть разумное движение жизни. Душевные аффекты, порождаемые животной природой, сами по себе не являются дурными, но дурными являются, (или признаются в обществе), иногда действия, которые проистекают из них.