Как
Шрифт:
Она собирает на краю жерла камушки разных цветов. Красные — в маленьких дырочках, совсем легкие. Они очень напоминают куски костей, какие иногда дома, в поле, разбрасывают собаки, или внутренность старых куриных косточек. Кейт задумывается: интересно, а ее кости внутри такие же? Она глядит на свою руку. Внутри нее — кости. Их не видно, но вообразить их можно. На кухне в доме ее бабушки и дедушки в новостях рассказывали, когда никто, кроме Кейт, не смотрел телевизор, про маленькую девочку, похороненную в саду какого-то дома. Кажется, от нее остались только кости, их полиция увезла в мешке. Скелет. Там было закопано много скелетов, но только один — детский. Кейт очень огорчилась, когда увидела это, она подумала: а вдруг полицейские перепутали кости от разных скелетов, сложив их вместе? Что, если твои кости перемешаются с чужими? Но это же не кость, это только камушек. Здесь есть серые камушки, розоватые, красные и белые. Белые похожи на бетон. Везувий. Вот здорово, в следующий раз, открыв книжку с картинкой Везувия, она будет знать, что побывала на его вершине. Если, например, с одного из этих самолетов сейчас кто-нибудь сделает фотоснимок для такой книги, то она, Кейт, тоже попадет на этот снимок, она окажется и внутри картинки, и внутри книжки.
На обратном пути на крутой тропе не за что ухватиться, кроме Эми. Тут совсем легко свалиться — тогда покатишься по склону до самого низа. Эми не разрешает
Гостиница, где они остановились, встроена прямо в утес; это внизу, в городке рядом с портом, откуда кораблик на подводных крыльях ходит до соседних островков, которые издалека смотрятся просто как скалы, упавшие в море. Эми говорит, что они могут поплыть куда-нибудь на таком кораблике попозже, на неделе. Совсем рядом с гостиницей, тоже в утесе вырублена церковь, они как будто составляют одно здание. Снаружи перед церковью стоит статуя Марии, и в городке везде продают ее статуэтки — если их включить, то нимбы светятся. Кейт впервые в жизни «остановилась» в гостинице — в том смысле, что они живут в настоящем номере, а не «при» гостинице, как бывало раньше. За ужином всегда много еды: вначале дают суп, потом спагетти, а потом — еще одно блюдо, даже не надо просить, тебе просто все приносят, а после этого подают еще и фрукты или мороженое. Официант очень милый. Человек, которому принадлежит гостиница, тоже милый; он уговаривает Эми приходить к нему в ресторан обедать, потому что на обед готовят рыбу, но Эми говорит, что если там обедаешь, то нужно за это платить. Пляжа здесь нет, только скалы, а они слишком неровные, чтобы на них сидеть, и слишком большие, чтобы по ним ходить. В порту живут три собаки. Вроде, они ничьи. От них пахнет рыбой. Рука Кейт тоже стала пахнуть рыбой после того, как она погладила собаку, поэтому с тех пор она только разговаривает с ними, но не гладит. А одна из них шла за ней и Эми всю дорогу, вверх по ступеням, по склону утеса, до самых магазинов и до города. Из какого-то магазина вышла женщина и сказала, это же Вена, она очень хорошая собака. А другая собака — маленькая, коричневая, любит играть в такую игру на дороге: она сидит на ступеньках и ждет, за какой бы машиной погнаться. А потом выскакивает, бежит за машиной, лает на нее и кусает за колеса.
Можно подняться по ступеням в город, к магазинам, или пройтись вверх по дороге. По дороге идти немножко опасно, особенно в темноте. Машины по ней ездят очень быстро. А ступени пропахли туалетом. Здесь люди вывешивают белье прямо из окон. Тут нет никаких садов, а на окнах — ставни. Эми говорит, что в некоторых странах, как вот здесь, солнца так много, что от него приходится прятаться за ставнями. В туалете в аэропорту были рыжие муравьи, они растаскивали на кусочки арахис. Буквально облепили орешек. Кейт видела, как они тащат мелкие кусочки у нее под ногами, уволакивают под дверь. Гэтвик не похож на тот итальянский аэропорт. Кейт вообще впервые в жизни оказалась в аэропорту. Там был киоск с комиксами, киоск с разными знаками зодиака, всякие кафе, где можно что-нибудь съесть — например, спагетти, или сэндвичи, или жареную курицу по-кентуккски. Это напоминало торговый центр, из которого тебе открыт путь в любую точку света. А еще там было такое место, где можно оказаться в виртуальной реальности.
Наверху, в городе, продаются открытки с видами Везувия во время извержения. Многие черно-белые, но есть и цветные. На цветных дым очень яркий — оранжево-розовый, видно даже горящую лаву, как она стекает, хотя Эми говорит, что снимки просто раскрасили позже. А на некоторых черно-белых снимках гора еще с целой вершиной, не провалившейся. Napoli Vezuvio in eruzione 1944.Это по-итальянски. Слова очень похожи на английские: Naples Vesuvius in eruption 1944, «Неаполь, извержение Везувия в 1944 году», но немножко другие. А еще там видно крыло старомодного самолета, откуда фотограф делал снимок, и жерло вулкана похоже на другой вулкан, поменьше, вот он-то и извергается. Такую открытку она отправит Родди, а цветную — бабушке и дедушке в Англию. Купила она открытку и Анджеле, потому что картинка ей показалась забавной. Но когда они сели выпить чего-то в кафе и вынули открытки из бумажного пакетика, то увидели, что там изображен мужчина со здоровенной торчащей писюлькой и рогами, а рядом с ним — женщина с каким-то не то грибом, не то облаком, вылезающим у нее из головы, хотя это вроде как листья. Эми прочла, что написано на обороте. Хорошо, что Эми теперь может читать, может прочесть даже то, что по-итальянски написано. Она говорит, что это бог Пан безуспешно пытается изнасиловать девушку, которая превратилась в дерево. На картинке этот бог держится за бороду и смотрит. Ноги у него очень косматые. А ноги той девушки превращаются в ствол дерева. Эми говорит, это из одного мифа. Миф — что-то вроде легенды. Есть такая книжка, «Мифы и легенды Древней Греции», а еще в сериале про австралийцев была какая-то женщина, которую изнасиловали. Картинка с этим богом сложена из малюсеньких цветных камушков или осколков. Это называется мозаика. Эми говорит, что матери Анджелы не понравится такая открытка, поэтому нельзя посылать ее Анджеле. Эми не может придумать, кому бы Кейт могла послать ее, и считает, что Кейт в любом случае не стоит никому отправлять открытки, раз в школе думают, что она болеет свинкой. Эми покупает для Кейт кофе, которое состоит почти из одного молока и на вид вроде как симпатичное. Оно гораздо симпатичнее обычного кофе, но на вкус все-таки немножко отвратное. Я же предупреждала, что тебе не понравится, говорит Эми, и еще говорит, что Кейт полюбит кофе, когда вырастет, но Кейт думает, что, наверное, никогда не полюбит. Тогда Эми покупает ей молочный коктейль, но им не нужно никакой еды, ведь их и так досыта кормят бесплатно в гостинице.
Эми заглушает слова, заполняет место, которое они занимали в ее голове, другими вещами. Итальянская пыль. Итальянская быль. Кофе, пар над его пенистой шапкой, ряды открыток на подставке где-то вдалеке, дым, поднимающийся над горлышками всех этих маленьких вулканов. Пока жарко, но зима уже близко; листья на деревьях пожелтели и ссохлись, готовы вот - вот сорваться и упасть.
Она смотрит на людей, проходящих мимо. Люди в Италии красивые. Почти все мужчины здесь красивые. Водители автобусов, мужчины возле магазинов или уличных ларьков, мужчины, копающие рвы у дороги около больницы, или рвы в Помпеях, откалывающие кусочки от отвесной глинобитной стены в Геркулануме. Коротышки с круглыми животиками, смуглые, с курчавыми волосами вокруг глаз, они стараются привлечь ее внимание, принимают мальчишеский и вежливый вид, когда замечают, что она с ребенком, но без сопровождения мужчины, они улыбчивы и общительны, совсем как те собаки, с которыми Кейт разговаривает в городе: самый убедительный язык — это дружелюбная готовность увязаться за тобой. Эми вежливо улыбается, наслаждается солнцем, прикрывает от света глаза и держится отстраненно. В тот вечер, когда они приехали сюда, шофер, который вез их в автобусе до гостиницы, казался рядом с рулем совсем малышом; маленький, но мускулистый, он изящно курил, выйдя из автобуса, прислонившись к нему, положив руку себе на бедро, вместе с другими водителями, а потом они поехали. Надо поразмыслить об этом. Эми подносит к губам кофе, купленный для Кейт. Итальянский кофе. Она задумывается: интересно, а итальянцам, которые приедут, скажем, в Англию, — понравятся ли им точно так же англичане, просто потому, что там все будет казаться новым, странным и немножко другим?
Мимо промчались две девушки на мопеде: одна положила подбородок на плечо подруги, сидевшей впереди, обхватила ее за пояс. Девушки, женщины здесь прекрасны. Вчера, когда они с Кейт сидели на стене у гавани, Эми наблюдала, как встречают людей, приплывающих на лодках. С пирса сошел мужчина. Его встречала девушка — маленькая, смуглая и красивая, на крошечной «веспе», и когда мужчина сел, то рядом с ним и девушка, и мотоцикл показались совсем крошечными; девушка прижалась щекой к его кожаной спине. А вот сейчас рядом с кафе девушка ждала подругу; подруга пришла и, не говоря ни слова, села на заднее сиденье ее «хонды». Губы одной почти касались уха другой, так они и умчались, глядя вперед.
В тот первый вечер фары автобуса высветили на стене автомобильного тоннеля надпись огромными белыми буквами: LAURA AMORE МЮ OSCAR [10] . И Эми сумела прочесть эту надпись. Теперь, оказывается, она может прочесть большинство слов, какие попадаются ей на глаза. В автобусе была женщина-экскурсовод родом из Глазго, Кейт очень этому обрадовалась, она спросила, из какого та города в Шотландии, и сказала, откуда они. Экскурсовод сидела на переднем сиденье в автобусе и рассказывала через акустическую систему о том, что высота Везувия была три с половиной тысячи метров, но стала меньше тысячи, и он раскололся надвое, когда в тот знаменитый августовский день 79 года произошло извержение. Вулкан раскололся, превратившись в две горы, рассказывала гид, и при этом произошел взрыв в три раза более мощный, чем взрыв атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Тут есть города, которые до сих пор не раскопаны. Быть может, тут даже скрыты города, о которых еще никто не знает. Но самые знаменитые — это Геркуланум, утонувший в потоках грязи, и Помпеи, погребенные под пеплом и раскаленной лавой.
10
Лаура, любовь моя, Оскар (ит.).
Пепел, снова повторила экскурсовод. Вулканический пепел очень плодороден, рассказывала она, из-за калия. Эта область, как вы, наверное, знаете, называется Кампания; благодаря вулканической почве она славится фруктами и цветами. Тут есть наблюдательный пост, где работают ученые, они за неделю могут предупредить об угрозе извержения, и, если что, у них всегда наготове планы эвакуации.
А это побережье, где происходило величайшее в мире соблазнение — правильно, это случилось с Улиссом, также известным под именем Одиссея, которого заманивали Сирены. Как известно, Сирены заманивали людей на верную смерть, сбивая их корабли с пути прекрасными песнями. Так что, когда на следующей неделе отправитесь в морское путешествие к берегу Амальфи, не забудьте привязать своего друга к мачте!
В автобусе сидели пожилые люди, приехавшие сюда на зимний отдых; все они рассмеялись. Нет, в действительности, сказала экскурсовод в звенящий эхом микрофон, считается, что эти знаменитые песни Сирен на самом деле были просто шумом, который устраивали по ночам пастухи, когда звали коз с утесов. Так что не обольщайтесь, если услышите там прекрасные песни, потому что их поют вовсе не для вас, а для коз.
Гостиница, где они остановились, похожа на большинство гостиниц: все очень милы, пока дело не дойдет до денег. Бабушка, сидящая перед телевизором с лотерейным билетом в руке; жена, седая и усталая оттого, что круглый год любезничает с незнакомыми людьми, до которых ей нет никакого дела; сам владелец, с собственническим брюшком, большими усами, молча настаивает на том, чтобы все поступали так, как ему угодно. В первый вечер Эми и Кейт оказались за ужином за одним столом с пожилой супружеской парой. У женщины было старое лицо и детская прическа; она представилась и представила мужа. Меня зовут Тельма, а это Клиффорд. Ее очаровала Кейт. Она сказала, что Кейт — красивая девочка и что такой красотке прямая дорога в шоу-бизнес. Дочь Тельмы в возрасте Кейт пела и танцевала — в разных театрах и концертных залах в северной Англии. А вы тихоня, мало говорите, да? — заметила Тельма, нагнувшись через стол к Эми. Когда Эми ответила ей, Тельма уловила ее акцент и сразу напряглась, добавив решительно, но почтительно, что ее дочь, теперь уже взрослая, имеет степень, университетскую степень, и училась она в хорошем университете, не то что нынешние, изучала драму и философию. Дочь — это ее гордость, просто гордость, но ей надоело всем этим заниматься, хотя она играла с очень известными актерами, ну еще с тем знаменитым, таким красавцем, Тельма никак не вспомнит его имени, он еще снимается на Би-би-си в сериалах, у него вытянутая челюсть, вы бы его узнали, если б увидели, так вот, когда Тельма пришла как-то раз на генеральную репетицию, этот актер подошел к ней в партере и сказал, что ее дочь — лучшая Офелия, с какой он когда-либо играл. Но она больше не хочет этим заниматься. Она вообще ничем не занимается, валяется все утро в постели. Тельма покачала головой. Ее челка запоздала с движением на долю секунды. Она этого просто не понимает, вздохнула Тельма. Еще она рассказала, что они с Клиффордом перебрались на остров Мэн из Аккрингтона и что у нее все время звенит в ухе — нет, не здесь, не в Италии, и не в Англии, там.А еще там плохой прием для телевизора и радио. Да к тому же там вечно что-нибудь пропадает, и с этим можно только примириться, хотите верьте, хотите нет, девочки, — это уже добавил Клиффорд, единственный раз он заговорил, крупный мужчина, красивый, грубоватый и даже свирепый в блеске сверкавшего на нем золота — его браслет скользил вверх - вниз, когда он грозил пальцем, а толстая золотая цепочка перекатывалась и зацеплялась звеньями за волосы на груди под открытым воротом шелковой рубашки, — да, это правда, сказал он. Если не крикнете там привет, чертовы феи, когда идете по мосту, я не шучу, то день у вас будет испорчен, можно не сомневаться.
Кейт больше заинтересовал звон в ухе у Тельмы. У твоего отца тоже в ушах звенит, поделилась она с Эми, когда они вернулись к себе в номер. У твоего отца — ну, у моего дедушки.
Эми и не знала, что Кейт виделась с ее отцом.
Где? — спросила она. Когда? Что он тебе говорил?
Он очень милый, сказала Кейт. Но совсем уже старенький. Он — Телец. Мы делали тосты у него в комнате.
Эми вспоминает, как стоит на металлической винтовой лестнице в отцовской комнате; внизу отец читает книгу. Она знает: его бесполезно о чем-нибудь спрашивать, когда он читает. Одним пальцем она подтаскивает к себе книгу. Лето; она глотает книги из отцовской библиотеки одну за другой. Она быстро продвигается. Прочла уже почти четверть комнаты. Она мечтает, что скоро сообщит ему: я добралась до буквы «И». Когда - нибудь она тоже напишет книгу, и отцу придется прочесть ее.