Какая музыка была!

Межиров Александр Петрович

2

За что? За то, что может, вдруг, однажды,Из вас случиться с каждым и любым, —За то, что знал из вас об этом каждый,Тот, кто судьбой обижен, кто любим, —За то, что знали вы, что быть не можетВиновного в случившемся, что ночьПо-разному две жизни подытожит,Не даст прийти на помощь и помочь, —Вы не смогли бы жить, когда бы выжилТот, кто в потемках из подъезда вышелУпасть на часть проезжую пути,И кто-нибудь успел его спасти.

3

За что?.. За то, что жил в одной системеСо всеми, но ни с этими, ни с теми,Ни

в этой стае не был и ни в той,Ни к левой не прибился и ни к правой,Увенчан и расплатой, и расправойНа похоронах жизни прожитойИ на похоронах страны кровавой,С которой буду проклят и забыт, —За стыд, за раны бед неисчислимых,Позор побед, пощечины обидВ Манхэттенах и Иерусалимах —Сквозь Реки Вавилонские – навзрыд.

4

А жизнь на реках этих шутка адова,Там за нее подъемлет свой фиалГерой фиесты, персонаж ДовлатоваВ забавной повестушке «Филиал».Не помню, что там дальше, но, по-моему,В дальнейшем персонаж его бухойПитается кипящими помоямиИз газетенки желтой – неплохой.По той причине, что за бусурманский,За инглиш этот за американский,Как следовало, так и не засел,Три слова знает: шопинг, чендж и сейл. Там человека жизнь, как хочет, пользует,И, доживая с горем пополам,Там в православном храме цадик ползает,Размазывая сопли по полам. Из бруклинского университетика,В котором ценят мой спецкурс «ЭстетикаЖванецкого» довольно высоко,Иду сквозь черной ночи молоко,Из Бруклина в Манхэттен по безлюдию,В свою, так называемую, студию,Обставленную в стиле рококо.Тащу котомку ветхую на вые,Из плена – в плен, впервые – не впервые.

5

А ты все пишешь мне, чтоб не насиловалСудьбу у нашей смерти на краю, —И без того полжизни эмигрировал,Недоосуществляя, репетировалПовсюду эмиграцию свою.

6

Там, где природа горная сурова,Где покрывался льдом наскальный мохИ где никто по-русски ни полсловаНе знал и знать не ведал и не мог,Родную музу на позор не выдавИ на чужую не жалея сил,Поэмы из эпохи Багратидов,Подстрочник залучив, переводил.В аулах диких зимами глухимиЯ перевоплощал поэмы теИ приобщал себя к посту и схимеИ непреоборимой немоте. Еду на утро вечером во мракеНес из духана. И снега мели.И выгрызали хлеб из рук собаки,Но раны ни одной не нанесли.И, снежными заносами и льдамиОтрезанный, немотствовал в глуши,Жил только в мире собственной души,Ни с кем ни слова не сказав годами.

7

И вот в горах Манхэттена живу…Единственное – все, что мной любимо —Дарованную Господом женуУже почти не вижу из-за дыма. Вернуться, чтобы на нее навлечьЕще одну палаческую речь,Секретарем вчерашним цекамолаПодписанную в левую печать,Чтобы, как прежде, справа обличать,Затем, что жизнь, она и есть – крамола.Ах, этот бледный комсомольский вождь,По-прежнему кусающий как вошь,Ах, этот я – беглец, подлец, Иуда. В Манхэттене жара. Конец июля.

8

Ах, не увел в пустыню МоисейОт рубежа всемирной ПалестиныИ

не дал умереть когортой всейТем, кто виновны, всем, кто неповинны. Напрасно, раздраженьем исходя, —Не все ль равно, кусаешь или жалишьБольного комсомольского вождя, —Ты сам рабом в Египте был вчера лишь. А если независимей другихИ вправду был, то в том вина не ихИ не твоя тем более заслуга, —Мы засухой единой взращены, —И обернулась голодом засухаДля тела и для духа. Для страны. А если был и вправду одинок,То лавровый примеривать венокТебе за это вовсе не пристало,Природу в ранг поступка возводитьВ жару такую и в такую стыдьИ огрызаться хрипло и устало.

9

Во всем жару июля обвиню,Она меня в Манхэттене сморила.Приплыть в ладье без весел и ветрилаК тебе с 6-й какой-то авенюИ погубить кощунственным возвратом,Чтобы не посчитали виноватым. Сквозь океаны и через моряК тебе, любовь моя, душа моя,Прибыть в ладье без паруса и веселИ погубить, чтоб не сказали «бросил». Хорошей миной при игре плохойУже не потревожу напоследокТвой мученический, но все ж покойВ кругу подруг унылых и соседок.

10

Она была от века не прямая(«О, если б я прямей…») моя стезя.Я долго жил, свою судьбу ломая,Что делать можно было, но нельзя.

11

И все ж спасибо всем за все, что было…В погибельную втянута игру,Давно Татьяна обо мне забыла,Давным-давно не слышен поутруОткуда-то из центра, с Малой Бронной,Вибрирующий в трубке телефоннойВадима воспаленный говорокВ краю, который кроток и жесток,Где наша благодать закон попрала,На меч опять перековав орало,Чтоб миру страшный преподать урок.

Армагеддон

Год русской смуты. Муторный и тяжкий.Затмение души.С трагическими лицами алкашки,С тупыми алкаши.В тени домов скользят как тень от тени,Предвосхищая светопреставленье,Потоп Всемирный или же пожар… А тот, кто кашу заварил – сбежал…

«К вулкану Карадагскому спиной…»

Мише [6]

6

Стихотворение посвящено поэту Михаилу Синельникову.

К вулкану Карадагскому спиной,В последний раз по некрутому склонуИду сквозь дождь весенний проливнойК последнему Волошинскому лону.И младший друг и брат идет со мной. Там, на могиле, новая плитаПослевесенним ливнем залита,Но и могила на холме не та,Которая запомнилась когда-то,Когда из халцедона и агата,Из привезенных с берега камнейПришлец бесстрашный выложил на нейБесстрашные слова: «Memento mori». И под холмом все так же плещет море,Свидетель прошлых и грядущих дней. Дыханья моего осталось мало,Дождем прибило пыль, прохладней стало,И сделалось чуть легче и видней. В последний раз по склону некрутомуК последнему Волошинскому дому.