Каким ты вернешься? Научно-фантастические повести и рассказы
Шрифт:
— Ты видишь вкратце ход опыта, — с запозданием сказал Унар.
Появились формулы. Цифры были написаны моим почерком и словно подпрыгивали от нетерпения, от непреодолимого желания подхлестнуть события. Затем на стене одна за другой возникли несколько карт расположения нуклеотидов в звеньях ДНК. Я увидел приборы и аппараты, клубящиеся растворы, людей, дежуривших за пультами.
— Мы шли по указанному тобой пути, но вносили и своп изменения, — сказал Унар. — Ты ошибся, определяя роль тридцать шестого и сто девяносто второго… — Он сказал это очень сурово,
Стена осветилась изнутри. В ней, как в аквариуме, плавало несколько студенистых комочков.
— Увеличиваю температуру раствора до кипения, — сказал Унар.
Появились пузырьки, они лопались, жидкость в стене забурлила, помутилась…
— До трехсот градусов…
Раствор изменил цвет, стал светло-зеленым, начал темнеть. Изменился и цвет живых комочков. Но они не распадались.
— До пятисот градусов…
Раствор стал оранжевым. В такой же цвет окрасились и комочки.
— А теперь обработаем эти образования мощными энергетическими разрядами, проговорил Унар. — Включаю рентгеновские установки, электрические поля, ускорители протонов…
Никакая живая ткань не смогла бы выдержать таких ударов. Но студенистые комочки ответили на потоки энергии образованием защитных энергетических ободочек и внутри них чувствовали себя превосходно.
Я подумал о том, какими могли бы быть ткани наших организмов, если бы в первобытном бульоне, где зарождалась жизнь, было чуть больше железа и меньше азота. А если бы цепочки ДНК случайно расположились вот так…
— Я покажу вам гигантскую бактерию, синтезированную на основе новой ДНК, сказал Унар.
В стене появились извивающиеся гусеницы. Я подошел поближе, чтобы лучше их рассмотреть. Тела этих экспериментальных моделей были созданы так, чтобы видеть все процессы, происходящие в них.
— Эти модели можно уничтожить лишь потоками энергии Кейля…
Я бросил взгляд на Унара. Он не помнил того, что помнил я. Для него тут нет ничего, кроме опыта. А я вот думаю, что, пожалуй, хорошо, когда наука не очень обгоняет социальные отношения. Я не могу не содрогнуться при мысли о том, что случилось бы с человечеством, выведи ученые таких бактерий во времена, когда люди убивали друг друга…
Но почему я подумал об этом? Ведь не было никакого повода. Вокруг — ровесники по новому времени, в котором прошлое никогда не воскреснет.
Голос Унара отвлек меня от размышлений:
— А теперь посмотрите на синтезированного зверька номер семь со шкуркой из новой ткани.
Она светилась разными оттенками, переливалась, мерцала — могучая защитная оболочка. Если бы природа обладала разумом и, хорошенько подумав, создала кожу человека из такой ткани, то…
Будто кто-то повернул выключатель в моем мозгу, и мысль погасла. Я растерянно смотрел на человека, стоящего рядом со мной, и никак не мог вспомнить, о чем только что думал. Лишь спустя несколько минут вздохнул с облегчением, вспомнив: я думал о том, что было бы с нами, обладай природа человеческим разумом?
— Можешь поздравить, — сказал Юра, — заканчиваем исследования. Наконец-то доложишь об этом, и на нас перестанут вешать собак…
«Ну и живучи же эти старинные поговорки!» — думал я.
— Ради приличия мог бы изобразить улыбку, — сказал Юра, и его оттопыренные уши задвигались и покраснели. — Ты становишься угрюмым и невозмутимым, как…
«Как что? — подумал я. — Как наскальное изображение… Или как мой стол… Но почему стол?»
— О чем ты думаешь? — вспылил Юра. — Слышишь, мы заканчиваем исследования!
— Да, да, — проговорил я, не в силах выбраться из хаоса собственных мыслей.
Он выразительно махнул рукой: дескать, а ну тебя!
— Унар тебе рассказывал о своем опыте? Как они изменили формулы?
Наконец-то удалось сосредоточиться на его словах. Я с готовностью включил проектор, чтобы записать для него измененные формулы. Перо самописца заметалось по листу, вычерчивая какие-то круги — совсем не то, что было нужно и что я пытался вспомнить.
— Ты стал слишком умным, твои шутки до меня не доходят! — Юра уже злился по настоящему.
Я почувствовал, как на лбу выступают капли пота от напрасных усилий «выдоить» память. Самописец рисовал теперь квадраты, а в них — изломанные перепутанные линии. Это была картина стены-аквариума в лаборатории Унара.
Там плавали тогда студенистые живые комочки… Больше ничего вспомнить я не мог. Выключил проектор.
— Забыл, — сказал я. — Понимаешь, Юра, забыл… Вызови Унара, спроси у него. Это не я шучу. Память подшучивает надо мной.
Во взгляде Юры появилась озабоченность.
— Ладно, — сказал он.
Подойдя к двери, он обернулся и еще раз озабоченно посмотрел на меня… Я остался один. Ни о чем не думал, только пытался вспомнить измененные формулы. Сейчас это было для меня самым важным на свете.
В конце концов пришлось включить стимулятор памяти. Я вертел ручку настройки, и счетчик показывал растущее напряжение. Я вспомнил свои формулы. Но какие же изменения внес в них Унар? Вспыхнул красный глазок — напряжение на пределе. Автомат безопасности отключил стимулятор. Я так и не мог вспомнить изменений в формулах.
В моей памяти их не было, хотя они должны были находиться там…
Неожиданно нагрянули в гости Юра и Алла. Впрочем, дозвониться к нам по видеотелефону все эти дни они не могли, а когда Юра заговаривал со мной о сабантуе, я переводил разговор на другую тему.
И вот они пришли «на правах завоевателей». Юрины большие уши все время движутся, но он старается не выдать себя, суетится, переключает кухонный синтезатор, чересчур жизнерадостно восклицает:
— А помните ту лыжную прогулку? Майя, знаешь, где теперь твои лыжные попутчики? Нолик и Витя работают на спутнике у Венеры, а Петр Авдюхов живет в подводном городе. Между прочим, он член Ученого совета Земли.