Какое надувательство!
Шрифт:
И после этой статьи — ни единого упоминания о загадочном инциденте. В следующем номере гвоздем уже было сообщение о невероятных размеров баклажане, выращенном кем-то из местных огородников.
— Вот, видимо, и все, — заключил я, когда нам подали блюдо больших дымящихся креветок, обильно посыпанных имбирем и чесноком. — Этому парню, судя по заметке, уже тогда было около шестидесяти; маловероятно, что он еще жив. А это значит, что след более или менее остыл.
— Вы и сами в детектива потихоньку превращаетесь, а? — заметила Фиона, скромно вылавливая ложкой креветку. — А есть во
— Очевидно, кто-то так по-прежнему думает, если считает нужным врываться к моим издателям и следить за моим такси до дома.
— Но это же случилось больше месяца назад.
Я пожал плечами.
— Все равно, по-моему, я что-то нащупал. Вопрос в том, где искать дальше.
— А я не смогу вам помочь?
— Помочь? Как?
— Я привыкла заниматься разными исследованиями. Вообще-то это моя работа. Я пишу рефераты статей из научной прессы, а после этого они индексируются и собираются в огромные справочники, которые потом обычно попадают в университетские библиотеки. Фамилия Уиншоу встречается там сравнительно часто — вас это удивит. Томас, например, до сих пор связан с довольно многими нефтехимическими компаниями. И разумеется, мелькает имя Дороти Бранвин — она ведь тоже сначала была Уиншоу? Каждый год — целая пачка материалов о каких-нибудь ее чудесных нововведениях: новые способы обработки разных тошнотворных частей куриного тела и выдачи их за настоящее мясо. Мы начали работать еще в пятидесятых, поэтому я могу посмотреть в старых справочниках. Никогда ведь точно не скажешь — может, там где-нибудь и отыщется ключик.
— Спасибо. Вы мне очень поможете, — сказал я и добавил (так же неискренне): — Похоже, у вас интересная работа. Вы давно ею занимаетесь?
— Начала… два года назад. За несколько недель до того, как наконец завершился мой развод. — Она перехватила мой взгляд и улыбнулась, — Да-да, вы не единственный, кто проиграл на этом фронте.
— Ну что ж, в каком-то смысле мне стало легче.
— У вас с Верити были дети?
— Мы сами были дети, других не требовалось. А у вас?
— У него были. Три дочери от первого брака, но ему не разрешали с ними видеться. И понятно почему. У него был маниакально-депрессивный психоз, а сам он — утвердившийся в вере христианин.
Я не очень понимал, как реагировать. С моих китайских палочек сорвался большой кус говядины, облитый устричным соусом, и приземлился мне на рубашку. Это отвлекло нас на какое-то время, а потом я сказал:
— Я, конечно, вас не очень хорошо знаю, но, похоже, он был совсем не ваш тип.
— Это правда. Вы меня не очень хорошо знаете. А он был мой тип — еще как мой. Понимаете, я, к сожалению, отношусь к таким людям… у меня щедрая натура.
— Я заметил.
— Ну вот, например, как я обрушила на вас эти растения.
— И как вы даете нищим милостыню — даже если они не очень-то просят.
То был намек на старика, подошедшего к Фионе, когда мы направлялись в ресторан. Хотя он просто спросил, который час, она немедленно вытащила из кошелька двадцать пенсов и сунула ему в руку. Казалось, старик больше поразился,
— Ну да, — сказала Фиона. — Мне жалко людей.
— Даже если им не нужна ваша жалость?
— Но она ведь никому не нужна, правда? В каком бы отчаянном положении люди ни оказались.
Но это понимаешь только в самом конце. — Она вздохнула и задумчиво погладила бокал. — Но замуж из жалости я уж точно выходить никогда больше не буду.
— Похоже, его положение в самом деле было отчаяннее некуда.
— Они с первой женой какое-то время были ревностными евангелистами. У них уже было двое детей, а потом она в невероятных муках родила третьего. В конце концов потеряла веру — причем как-то очень злобно — и просто ушла, забрав дочерей — Веру, Надежду и Бренду.
— И сколько это длилось?
— У кого — у нас с ним? Пять лет. Почти.
— Ничего себе.
— Вот именно. — Она извлекла из тарелки последний обрывок зеленого перца и сунула в рот. — Бывают даже моменты… моменты слабости, должна признаться… когда я по нему немного скучаю.
— Даже так?
— Ну а что — ведь иногда хорошо, если кто-то рядом, правда? Например, он мне очень помог, когда умерла моя мама. Очень по-доброму.
— А ваш отец? Он… еще?..
— Жив? Понятия не имею. Он сбежал, когда мне было десять лет.
— А братья и сестры?
Фиона покачала головой.
— Я единственный ребенок. Как и вы.
После этого мы долго молча рассматривали руины нашего пиршества. Фиона аккуратно положила свои палочки на подставку; если не считать нескольких отбившихся зернышек риса, ее половина стола была безупречно чиста. На моей, похоже, Джексон Поллок творил основу для какой-то особенно зверской композиции, по замыслу целиком и полностью состоявшей из настоящей китайской еды. Мы заказали чайник чаю и тарелку личи.
— Ну что ж, — произнесла Фиона. — Не могу сказать, что вы мне сегодня полностью открылись, несмотря на все обещания. Не сказала бы, что душа ваша предстала предо мною во всей своей наготе вот на этом столе. Узнала я только, что вы женились в абсурдно юном возрасте, а большую часть времени предпочитаете смотреть кино, а не разговаривать с людьми.
— Я не просто смотрю кино, — ответил я через некоторое время, успев почувствовать себя так, будто готовлюсь нырнуть в какие-то неизведанные глубины. — Фильмы неотвязно меня преследуют.
Фиона ждала разъяснений.
— Вернее, один фильм. Скорее всего, вы о нем никогда не слыхали. — Я сказал ей название, и она покачала головой. — Когда я был маленьким, меня на него повели родители. Мы ушли из зала в середине, и с тех пор меня не покидает это странное чувство — что фильм так и не завершен. Наверное. А я в нем… поселился.
— А о чем он?
— О, просто глупенькое кино. Богатая семейка съезжается в большое сельское поместье на оглашение завещания, и всем ее членам одному за другим приходят кранты. Конечно, задумывался он как комедия, но мне в то время было совсем не смешно. Он напугал меня до смерти, и я дико влюбился в героиню, ее играла Ширли Итон — помните ее?