Какое надувательство!

Коу Джонатан

На сей раз смешок Генри был покороче и поинтимнее.

— Скажем так: разве можно налагать санкции на то, что мы вообще не продаем, а?

Томас улыбнулся.

— Да, тут ты, пожалуй, прав.

— Я знаю, что Мейджор занимается этим не очень долго, и нас всех немного волнует: понимает ли он, во что, к чертовой матери, ввязался? Но можешь мне поверить — он хороший мальчик. Послушный. — Генри отхлебнул чаю, — А кроме того, вероятно, он скоро опять пойдет в гору.

— Как — уже?

— Похоже на то. Судя по всему, Маргарет и Найджел намереваются поссориться окончательно. Мы подозреваем, что из номера одиннадцать жилец скоро съедет.

Томас тщательно сложил эту информацию в дальний уголок мозга, чтобы вернуться

к ней позже. Последствия этого факта окажутся значительными, изучать и рассматривать их следовало без спешки.

— Думаешь, его повесят? — неожиданно спросил он.

Генри пожал плечами.

— Ну, канцлером он, следует признать, был паршивым, но виселица, наверное, слишком сурово.

— Нет-нет, не Лоусона. Я про этого писаку, Базофта.

— А, этого? Полагаю, да. Вот как, наверное, бывает, если тебе недостает мозгов и попадаешься, когда что-то разнюхиваешь вокруг оружейных заводов Саддама.

— Неприятности.

— Точно. — Генри на мгновение уставился в пустоту. — Должен признаться: есть тут парочка любопытных, кого не мешало бы вздернуть на Лудгейт-Хилл [90] , если уж на то пошло.

— За их длинные носы.

— Вот именно. — Он нахмурился — отчасти из злобы, отчасти пытаясь что-то припомнить. — А интересно, что стало с тем нечесаным писателем, которого на нас тогда натравила Чокнутая Тэбс?

90

Лудгейт-Хилл — лондонский район, названный в честь короля Луда, мифического правителя города, похороненного под римскими воротами. Здесь находится Олд-Бейли (Центральный уголовный суд) и стояла печально известная тюрьма Нью-гейт (1180–1902), перед которой вплоть до середины XIX века публично вешали осужденных.

— С этим-то? Он меня тогда просто вывел из себя. О чем вообще она думала… — Томас покачал головой. — Как бы то ни было, Тэбс просто несчастная безмозглая старая дура…

— Ты же с ним разговаривал, правда?

— Пригласил в кабинет. Накормил обедом. По полной программе. А взамен — куча наглых вопросов.

— Например?

— У него, похоже, был пунктик насчет „Вестленда“, — ответил Томас. — Хотел выяснить, почему „Стюардз“ так рьяно поддерживали американскую заявку, хотя на столе лежала европейская.

— Он что, предполагал, будто ты подлизываешься к Маргарет в надежде на титул?

— Боюсь, еще хитрее. Хотя, раз ты сам об этом заговорил, я, кажется, припоминаю — что-то подобное в самом деле обещали…

Генри неловко поерзал в кресле.

— Я не забыл, Томас, честное слово. Мы увидимся с нею завтра, и я опять подниму этот вопрос.

— В любом случае у него возникла абсурдная теория: мол, „Сикорски“ отхватил эту огромную сделку по оружию с саудовцами, а мы хотим забраться к ним в постельку, только чтобы оттяпать кусок пирога.

— Абсурдно.

— Возмутительно.

— И что ты на это сказал?

— Отправил его восвояси, — ответил Томас, — несколькими тщательно подобранными словами, некогда адресованными мне, — то был поистине незабываемый разговор с покойным великим Сидом Джеймсом, которого нам всем сейчас так не хватает.

— Ну?

— Я сказал — цитирую по памяти: „Сделай нам всем одолжение, хохотунчик: отвали и никогда больше не возвращайся“.

И комната отозвалась эхом, когда Томас попытался изобразить неподражаемый прокуренный хохот великого комического актера.

* * *

Случилось это в конце весны 1961 года. Томас приехал на студию „Туикнем“ в обед и сразу прошел в ресторан, где за угловым столиком опознал три смутно знакомых лица. Одним человеком был Деннис Прайс, до сих пор лучше всего известный по главной роли в „Добрых

сердцах и венцах“, вышедших двенадцатью годами ранее; другим — вся иссохшая, но по-прежнему чудная Эсма Кэннон [91] , неодолимо напоминавшая Томасу его собственную полоумную тетушку Табиту, все еще крепко запертую в надежной психушке на краю йоркширских пустошей; а третьим — Сид Джеймс, звезда ныне снимавшегося фильма — комического вольного римейка старой картины с Борисом Карлоффом „Упырь“, только теперь он должен был называться „Какое надувательство!“.

91

„Добрые сердца и венцы“ — черная комедия (1949) режиссера Роберта Хэмера о незадачливом наследнике, убивающем восьмерых богатых родственников, чтобы получить хоть какое-то семейное наследство. В главной роли снимался английский комический актер Деннис Прайс (Деннистун Фрэнклин Джон Роуз-Прайс, 1915–1973). Эсма Кэннон (1896–1972) — английская характерная актриса.

Томас взял себе на поднос рагу из солонины и пудинг с вареньем и подошел к их столику.

— Не против, если я присоединюсь к вам? — спросил он.

— Это свободная страна, приятель, — безразлично ответил Сид Джеймс.

Томаса представили актерам несколько недель назад, но они, похоже, не узнали его, и прежде оживленная беседа с его появлением увяла.

— Мы уже встречались, я полагаю, — произнес он, положив в рот первый кусок.

Сид хрюкнул. Деннис Прайс отозвался:

— Разумеется, — и добавил: — Вы в данный момент работаете?

— Ну, э-э… да, — удивленно ответил Томас.

— В чем?

— Ну, я не знаю, как это на самом деле определить. Наверное, в акциях и ценных бумагах.

— „Акции и ценные бумаги“, а? — сказал Сид. — Это для меня новость. Боултинги, наверное, заваривают? Разоблачение всех тайн Сити: Иэн Кармайкл в роли невинного юного банковского клерка, Терри-Томас [92] — его коварный босс. Неплохо звучит. Выглядеть должно достаточно курьезно.

— Не совсем. Мне кажется, у нас с вами легкое недопо…

92

Близнецы Джон (1913–1985) и Рой (1913–2001) Боултинга — коммерчески успешный дуэт английских сценаристов-режиссеров-продюсеров, добившийся наибольшего успеха в жанре легкой комедии в 1950-х гг. Иэн Кармайкл (1920–2010) — британский комический актер театра и эстрады, тип героя-любовника. Терри-Томас (Томас Терри Хоур-Стивенс, 1911–1990) — британский комический актер, воплощавший на экране тип английского дурачка.

— Постойте-постойте, я же помню, что где-то вас видел. — Сид уже несколько секунд в него всматривался. — Разве не вы играли викария в „Растяжке в обе стороны“?

— Нет, глупенький, то был Уолтер Хадц, — вмешался Деннис, не успел Томас отречься от этой роли. — Но ведь это вы играли полицейского в „Стоматологе в своем кресле“? [93]

— Нет-нет-нет, — произнесла Эсма. — Там играл Стюарт Сондерс. Милашка Стюарт. Но разве не вас я видела в „Следи за кормой“?

93

„Растяжка в обе стороны“ (1960) — комедия английского режиссера Роберта Д эя о трех беглых преступниках, собирающихся ограбить махараджу. Британский характерный актер Уолтер Хадд (1898–1963) сыграл в ней роль второго плана. „Стоматолог в своем кресле“ (1960) — совершенно несмешная комедия английского режиссера Дона Чеффи, где в одной из ролей снялся британский актер Стюарт Сондерс 2-й (ум. 1988).