Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
Радугин взял из рук чубатого парня листок бумаги с записанными стихотворениями и подержал его в тонких пальцах, словно пробуя на вес. Потом сказал, что берет стихи для альманаха. Ваня Аксенов понял, что литкружок готовится к изданию произведений своих членов. Ему тоже захотелось напечататься в альманахе — ведь пока ни одно его стихотворение не было опубликовано.
Ваня подошел к Радугину, спросил, можно ли ему записаться в кружок? Радугин, оглядев его с ног до головы близорукими глазами, ответил, что можно, вынул потрепанную записную книжку, долго искал чистую страницу и, не найдя, где-то сбоку
— Кружок занимается каждую пятницу, с шести часов вечера, приходите, мы будем рады, — радушно сказал Радугин.
С этого вечера Ваня Аксенов стал самым дисциплинированным членом литературного кружка при клубе «Металлист». За месяц он не пропустил ни одного занятия, но все еще не решался прочитать новым товарищам свои стихи, хотя кружковцы знали, что он — автор нашумевших в Чарусе очерков о катакомбах и Городском дворе.
Все произведения, читаемые на кружке, подвергались убийственному по придирчивости разбору товарищей, а Ване не хотелось попадать под огонь критики, не хотелось разочаровываться в своем творчестве, не хотелось огорчаться.
Как-то Радугин после занятий объявил, что в Чарусу, проездом из Кисловодска, прибудет Владимир Маяковский и он уговорит поэта выступить в клубе перед рабочими паровозного завода. Радугин не удержался и показал открытку, присланную ему Маяковским с Кавказа.
— Устроим цикл литературных вечеров, — весь загоревшись, пообещал Радугин. — Сначала Маяковский, затем Бабель. Исаак Эммануилович обещал приехать. Кто не знает его рассказа «Соль»? Прочитайте обязательно.
Владимир Маяковский был самым громким поэтом Советской России. Ване нравилась смелая манера, в которой работал поэт, энергично ломавший все привычные литературные формы.
Вскоре в городе появились афиши, объявлявшие, что Маяковский выступит в здании цирка в субботу, в не совсем обычное время — в 21 час 15 минут.
Ваня, экономя деньги, купил билет на галерку. Заняв свое место у барьера, он с нетерпением поглядывал на часы. Впервые в жизни представилась ему возможность увидеть знаменитого поэта, чьи стихи заучивались школьниками наизусть. Встреча Вани с Николаем Северовым в Москве, понятно, в счет не шла.
В шестом ряду партера Ваня увидел Нину Калганову и ее отца. Рядом с ними, держа на коленях стопку книг, сидел аккуратный Борис Штанге.
Ваня улыбнулся, — Нина всегда кичилась перед подругами тем, что ее окружают поклонники, но Ваня-то не сомневался, что билет Борису она купила сама. В первом ряду, о чем-то споря, сидели Гасинский и Доценко.
Часы показали 21 час, затем подошло время выступления. Но миновали еще четверть часа, томительно длинных, а Маяковский все не показывался на арене. Публика стала выказывать нетерпение, раздались хлопки в ладоши, на галерке дружно застучали ногами.
Маяковский, взволнованный и потный, появился в половине одиннадцатого, рукавом вытер свой квадратный подбородок. Его узнали и сразу забыли, что он заставил себя ждать. Вспыхнули аплодисменты. Кто-то дружески свистнул. Маяковский стремительно подошел к столу, снял широченный пиджак, бережливо повесил его на спинку стула; из кармана вынул записную книжку и широким жестом бросил ее на стол.
— Я не люблю, когда одежда мешает работать, — объявил поэт, обеими руками оттягивая
Из первого ряда вышел Радугин и, поздоровавшись с Маяковским, присел на стул, изо всех сил стараясь не коснуться спиной висящего пиджака Маяковского.
— Вот и хорошо, председатель вечера есть. Теперь остановка за поэтами.
Широко расставив длинные ноги, высоко подняв голову и потрясая кулаками, Маяковский начал читать. Читал он проникновенно, без выкриков, без ложной декламации; казалось, каждое слово парит в воздухе.
Во втором ряду поднялась высокая тоненькая женщина и, наступая на ноги соседям, извиняясь перед ними, торопливо пошла к выходу. Маяковский заметил ее, прекратил чтение, громовым голосом пробасил:
— Эй вы, гражданка, из ряда вон выходящая…
Женщина робко остановилась и тихо ответила в наступившей тишине:
— Простите меня, Владимир Владимирович, вы слишком много времени заставили себя ждать, а у меня дома ребенок… Его надо кормить… Я должна уйти.
Маяковский насупил брови, молча подождал, пока женщина скрылась за дверью, занавешенной портьерой, и без прежнего энтузиазма дочитал стихотворение до конца.
Ваня сидел сам не свой, — Маяковский предлагал местным поэтам читать вместе с ним свои стихи. Значит, и ему, Аксенову, предоставлялась возможность выступить перед многочисленной аудиторией, а самое главное — Маяковский мог оценить или отвергнуть его талант. Ведь у него дома в столе лежала готовая поэма «Бунт поэтов». Юноша прикинул — если бегом, то он сможет добраться домой за пятьдесят минут. Пятьдесят минут туда, пятьдесят назад — час сорок минут. Он успеет вернуться в цирк с рукописью, и еще останется время выступить перед народом.
Ваня поспешно спустился в раздевалку, оделся, вышел из цирка и побежал.
Весь день лил дождь, на слабо освещенных улицах Чарусы повсюду расползлись лужи, ветер бросал в лицо пригоршни дождя, а он все бежал и бежал. Вначале задыхался, но затем дыхание восстановилось.
Ваня влетел в дом, кинулся к своему столу.
— Что с тобой? — пораженная видом брата, спросила Шурочка. — Посмотри на себя, на кого ты похож!
— Ура! Маяковский согласился слушать мои стихи. Понимаешь ли ты, что это значит? — Ваня знал, что Шурочка не принадлежит к поклонницам Маяковского, что она относится к нему недоверчиво и раздраженно. Не понимает, что такие поэты, как Маяковский, служат для советского общества мерилом его культуры.
— Маяковский? — удивилась Шурочка. — Все у него непонятно, пишет странными, вычурными словами, так что и читать его не хочется. Не люблю я твоего Маяковского, ведь это он призывал сбросить Пушкина, Достоевского и Толстого с парохода современности.
Несколько охлажденный словами сестры, Ваня сунул тетрадь с поэмой за пазуху и помчался обратно в цирк, не замечая ни грязи, ни дождя, ни усилившегося ветра.
Он вернулся на галерку, когда Радугин доканчивал чтение своего стихотворения. Маяковский сидел за столом и автоматической ручкой правил строфы стоявшего рядом с ним Кальянова. Ваня спросил сидевшую рядом студентку: