Калейдоскоп судьбы
Шрифт:
...
Стоя у дверей дома, Алина куталась в накинутую поверх платья шубу и ждала, пока Влад выедет на своем "лексусе" со двора на улицу. Была у них такая традиция: если муж уезжал, а она оставалась дома, Алина выходила проводить его - даже в холод и дождь. Раньше такие нежно-лиловые штрихи романтизма на сером холсте будней доставляли ей удовольствие, но в последнее время стали казаться просто глупостью: как в бородатом анекдоте про лебедей на замерзшем пруду. Все-таки что-то в ней переменилось после того выкидыша - точно вместе с ребенком умерли все желания.
Влад
– Удачной дороги, - тихо сказала Алина, глядя, как опускаются за "лексусом" автоматические ворота.
Вот и все - следующие две недели будут только она и огромный тихий дом. Странно, но даже прожив здесь два года, Алина не чувствовала себя "своей". Ей казалось, что дом все еще относится к ней с недоверием. Может, потому что в нем побывало слишком много женщин - высокомерных, строптивых, капризных, жеманных или наоборот резких, стремительных. Они приходили в этот дом, сразу считая его своим, смеялись, шутили, кокетничали, занимались сексом с его хозяином, были неистовы и своенравны...
Но постепенно вместо слов: "Я тебя люблю", все чаще звучали упреки: "Ты меня ни во что не ставишь". После чего женщины начинали вымещать свою злость на доме: хлопали Александрийскими дверями, били об стены чешский фарфор, спьяну проливали на паркет виски... Так много историй и всегда одинаковый финал.
Потому к появлению Алины дом отнесся настороженно, будто знал наперед, что она надолго здесь не задержится. Напрасно она пыталась стать ему другом, меняла шторы на окнах, ставила цветы в высокие вазы, наполняла кухню ароматом свежей выпечки... Дом по-прежнему оставался к ней холоден и равнодушен.
А теперь и Алина потеряла к нему интерес и признала, что он был прав: она тоже вскоре отсюда съедет. Пока же она не готова к решительным шагам. Просто нанизывает на бусы жизни дни и ночи: серая бусина - черная, серая - черная, серая...
Войдя в прихожую, Алина несколько минут стояла возле прижавшихся друг к другу боками чемоданов, потом наклонилась и заправила в один из них выглядывающий платок. Поднимать чемоданы наверх, а, тем более, разбирать их, у Алины никакого желания не было; поэтому она оставила все, как есть, сняла шубу, сапоги и, зябко обхватив себя за плечи, прошла по комнатам на первом этаже. Только в ту, самую дальнюю, заходить не стала. Там тоже все было оставлено без изменений: детская кроватка под голубым балдахином, игрушки, крохотные распашонки, носочки...
Они с Владом просто закрыли эту комнату и все. Муж, уверенный в том, что от него может родить даже мраморная статуя, сказал: "Не будем ничего там трогать. Пусть до следующего ждет. Вдруг опять пацан будет".
Алина согласилась, хотя знала, что "следующего" не будет. Она сама не понимала, откуда сидит эта уверенность. Просто знала и все.
Пройдя в большую гостиную, она остановилась у остывшего камина. Так как весь день прошел в сборах, камин не разжигали. Некоторое время Алина стояла, раздумывая, развести огонь или нет. Решила - разжигать для себя, все равно, что пить в одиночку, и не стала.
А, может, стоит сдать дом на охрану и переехать к маме на следующие две недели? Они так давно не проводили время вместе: без спешки и постоянного "Ой, мамуль, мне надо ехать". Алине сейчас же же представилось, как они с мамой сидят в маленькой кухне, пьют чай с тортом (ну ее, эту диету!) и разговаривают о том, о сем... Как во времена, когда в ее жизни еще не было Влада.
Да, так и надо сделать. Завтра же, с утра пораньше. Алина даже почувствовала прилив энергии, чего с ней давно не случалось.
Радиотелефон лежал на каминной полке. Взяв его, Алина набрала мамин номер. Ты ответила так быстро, точно сидела возле телефонного аппарата.
– Привет, мамуль, - тепло улыбнулась Алина.
– Алиночка!
– воскликнула та.
– Наконец-то! Я уже устала ждать твоего звонка. И сама позвонить боюсь, вдруг вы заняты.
– Извини, я не могла раньше позвонить. Все эти сборы...
Алина подумала, что все-таки хватила лишку с двумя неделями. Больше трех-четырех дней она у мамы, пожалуй, не выдержит: слишком уж привыкла жить самостоятельно. Да и мама с ее беспричинными, всепоглощающими страхами при всей любви к ней, все-таки напрягала. Порой Алине казалось, что мама боится за весь мир сразу.
– Почему так тихо?
– спросила та.
– Вы уже в аэропорту?
– Нет, мы никуда не полетели. Я дома, а Влад...
– А почему ты дома?
– спросила она еще более испуганно.
– Что случилось? Ты заболела?
– Нет... мама, ну зачем сразу думать о плохом? У Влада много работы, и мы перенесли поездку подальше.
– У Влада много работы. А у тебя? Линочка, тебе необходим отдых. После того, как ты потеряла ребеночка, - у мамы задрожал голос. Ну вот, теперь ее еще и успокаивать придется.
– Мамуль, отдохнуть ведь можно не только на Гоа, - терпеливо сказала она.
– Знаешь, что я придумала: давай я завтра приеду к тебе. На несколько дней. Погуляем, сходим в театр... Когда мы с тобой последний раз были в театре?
Мама всхлипнула. Видимо, тоже не смогла вспомнить.
– Или просто поболтаем на кухне. А?
– Конечно приезжай, - сказала та придавленным слезами голосом.
– Я так по тебе скучаю!
Алина почувствовала, как запершило в горле. Да-а, что-то она и правда в последнее время уделяла маме слишком мало внимания.
– Ну вот и славно, - сказала она.
– Тогда завтра утром жди меня к себе.
– Хорошо. Может... сегодня приедешь?
– робко спросила та.
– Сегодня?
Притихший дом, остывший камин, темнота за окном, всепоглощающее одиночество...
Но, с другой стороны, так не хотелось выходить из дома, греть машину и куда-то ехать в снегопад. Кроме того, она уже настроилась, что переедет к маме завтра. А сегодня заберется в уютную норку постели и будет спать-спать-спать...
– Нет, сегодня уже поздно, - сказала Алина.
– Мне ведь нужно поставить дом на охрану и потом еще сколько ехать до тебя...