Калейдоскоп

Стил Даниэла

— А ваш муж?

— Он два раза в неделю читает лекции в колледже и занимается садом. Дел у него полно, но все такие, которые ему нравятся.

— А ваша дочь?

Джон затаил дыхание, ожидая ее ответа.

— У нее все хорошо. Она по-прежнему живет в Кентукки. А откуда вам знакома наша семья?

Она слегка сдвинула брови, но больше никак не выразила своего беспокойства.

— Она мне знакома только косвенно. Я тоже адвокат и заведую фирмой «Чепмен и К»" в Нью-Йорке. В отличие от вас, я никогда не испытывал горячей любви к юриспруденции, много лет назад

увлекся следственной работой и этим занимаюсь поныне. В данном случае моим клиентом является Артур Паттерсон. Не знаю, помните ли вы этого человека, но он помог вам в удочерении Меган в пятьдесят восьмом году. Думаю, теперь вы вспомнили.

Ревекка кивнула; улыбка исчезла с ее лица.

— А что случилось? Почему мы понадобились мистеру Паттерсону?

Теперь она казалась испуганной, словно Артур все еще мог забрать у них Меган. Собственно, она всегда именно этого и боялась.

— Все просто, миссис Абрамс. Артур Паттерсон умирает. И хочет знать, что у сестер Уокер все благополучно, что они счастливы и ни в чем не нуждаются. Еще он перед смертью надеется хоть раз увидеть их снова вместе, хочет заново познакомить сестер.

— Теперь? — ужаснулась Ревекка. — Спустя тридцать лет? А может, они совсем не хотят знакомиться?

Ревекка забыла о своей обычной безмятежности, у нес был такой вид, словно она готова вышвырнуть посетителя из своего кабинета.

— Ему кажется, что для них это может иметь значение. Но я понимаю ваши чувства. Тридцать лет — очень большой срок.

Ревекка в недоумении покачала головой:

— В свое время мы сказали мистеру Паттерсону, что не хотим дальнейших контактов ни с ним самим, ни с остальными девочками. В основном поэтому мы и переехали из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я не думаю, что по отношению к Меган правильно было бы сейчас ворошить ее прошлое.

— А может, предоставить этот выбор ей? Вы сказали, что она в Кентукки?

— Да, в Аппалачах. Заканчивает там ординатуру. Она врач-акушер.

Ревекка сообщила это с гордостью, в то же время с открытой враждебностью глядя на Джона.

— Можно с ней переговорить?

Для него это была формальность, но Ревекка неожиданно восприняла происходящее как оскорбление. Она чуть не подпрыгнула от возмущения.

— Нет, нельзя, мистер Чепмен! Неужели вы думаете, что мы по прошествии стольких лет захотим причинить Меган такую боль? Вам известны обстоятельства смерти ее родителей?

— Да. А Меган они известны?

— Конечно, нет. Скажу вам прямо, мистер Чепмен, об этом не может быть и речи. Меган не знает, что была удочерена.

У Джона замерло сердце. «Как они могли не сказать ей? — думал он. — Такие борцы за свободу личности, вольнодумцы, и не сказали об удочерении! Это сильно осложняет дело».

— У вас есть другие дети, миссис Абрамс?

— Нет. Меган наш единственный ребенок, мы взяли ее малюткой и не считали нужным ставить ее в известность, что она нам не родная, когда девочка подросла.

— Не пожелали бы вы сейчас это сделать?

Он заглянул ей в глаза и испугался их выражения. Ревекка Абрамс явно не собиралась облегчать ему задачу.

Но по крайней мере он теперь знал,

где находится Меган. В случае чего можно будет разыскать ее в Кентукки. Как бы это ни было жестоко, она имеет право знать о существовании сестер.

После долгого колебания Ревекка сказала:

— Не знаю, мистер Чепмен. Думаю, что нет. Мне надо обсудить это с мужем, а прежде с его врачом. Дэвид нездоров, я не хочу его расстраивать.

— Понимаю. Вы дадите мне знать через день или два? Я остановился в гостинице «Марк Хопкинс».

— Я дам вам знать, когда смогу это сделать… — Она встала, давая понять, что беседа окончена, и имела при этом такой официальный вид, как будто на ней был синий костюм в полоску. — Может, вы пока вернетесь в Нью-Йорк?

— Я лучше подожду здесь, на случай, если ваш муж захочет со мной увидеться.

— Я вам сообщу.

Она подала ему руку на прощание, но смотрела при этом холодно. Проводив Джона до двери, Ревекка вернулась за свой письменный стол, уронила голову на руки и заплакала.

Прошло тридцать лет, а они все еще пытались отнять у нее ребенка, хотели пробудить у Меган интерес к вещам, о которых она никогда не знала, познакомить с родственниками, по которым она никогда не тосковала.

Это было несправедливо после всего, что они с Дэвидом для нее сделали, принимая во внимание огромную любовь, которую к ней питали.

В тот же вечер Ревекка зашла к врачу, который счел, что состояние Дэвида позволяет сообщить ему о визите Чепмена.

Но она целых два дня собиралась с духом, пока наконец не рассказала все мужу, горько при этом плача в его объятиях, изливая все свои страхи. Дэвид гладил ее седые волосы, прижимал к себе и шептал ласковые слова утешения.

— Никто не собирается отбирать у нас Мег, дорогая. Это невозможно.

Дэвиду было жаль супругу. Когда Меган была маленькой, Ревекка боялась того же. Она всегда хотела, чтобы Меган принадлежала только им, и больше никому.

— А вдруг она захочет знать все о своих настоящих родителях?

— Что ж, мы ей расскажем.

— А если она после этого станет к нам иначе относиться?

— Это невозможно, Векки. С какой стати? Она нас любит. Мы ее полноправные родители. Меган никогда не станет этого отрицать. Но это не значит, что она не захочет познакомиться со своими сестрами. Если бы мне завтра кто-то сказал, что у меня было две сестры, которых я не знаю, я тоже захотел бы их повидать, но от этого не стал бы меньше любить тебя или Меган.

Однако страх Ревекки не проходил, и они проговорили до поздней ночи. Дэвид считал, что они обязаны сказать Меган, Ревекка же — что тайну следует сохранить. Обсуждение проблемы заняло у супругов Абрамсов весь следующий день.

Когда они наконец позвонили, Джон облегченно вздохнул. Он уже извелся в своем гостиничном номере, но не хотел уезжать, не зная результата, и не хотел торопить Абрамсов.

Ревекка пригласила его приехать вечером к ним домой. Втроем они долго говорили о том, как трудно по прошествии стольких лет сообщить Меган, что она была удочерена. Ревекка еще была полна опасений, но Дэвид был тверд и поддерживал Джона.