Калейдоскоп
Шрифт:
— Пожалуйста, не говори так. Я улечу ненадолго. Всего на несколько дней.
— Но почему, черт подери? Почему? Он стукнул кулаком по стеклянному столу так, что Александра вздрогнула.
— Анри, пожалуйста, ты ведешь себя неразумно… Александра опасалась, что муж, которому она привыкла подчиняться, вынудит ее все рассказать.
— Моя мама собирается навестить своих родственников и хочет взять меня с собой. В этом же нет ничего предосудительного.
— В этом предосудительно то, что ты поступаешь против моей воли.
— Но
— Ты не можешь самостоятельно принимать такого рода решения. Ты замужняя женщина.
— Однако я не рабыня. Ты не можешь все за меня решать, ей-богу. Сейчас двадцатый век, а не средневековье.
— Но и ты не феминистка, между прочим, чтобы делать все, что тебе вздумается. А если желаешь таковой быть, моя крыша не послужит тебе кровом. Пожалуйста, имей это в виду, прежде чем начнешь собираться в дорогу.
— Это смешно. Ты ведешь себя так, словно я совершила преступление.
— Совсем нет. Но я решаю, что тебе делать и когда. Так было на протяжении четырнадцати лет, и я не вижу причин это менять.
— А если я их вижу? — спросила она зловеще. Впервые в жизни его обращение до глубины души оскорбило Александру. Она знала, что Анри добрый и порядочный человек. Но он так переделывал на свой лад ее жизнь, что Александру она перестала радовать.
— Попытки добиться подобной независимости будут для тебя чреваты большими неприятностями, предупреждаю.
— А я тебе говорю так вежливо, как только могу, что тридцать первого августа лечу с моей мамой в Нью-Йорк.
— Мы это еще посмотрим. Даже если ты решишься лететь, моих дочерей ты с собой не возьмешь! Тебе ясно?
Разговор превратился в пробу сил, и Александра вдруг возненавидела супруга за это. Для полноты картины ему не хватало только кнута.
— Значит, они здесь тоже узницы?
— Ты себя считаешь таковой?
— В последнее время да. С тех пор как ты отправил меня сюда в качестве наказания за грех, которого я не совершила. Ты все лето обращаешься со мной как с преступницей'.
— Наверное, тебя мучает чувство вины, раз ты так это воспринимаешь, дорогая моя.
— За мной нет никакой вины. И я не собираюсь чувствовать себя виноватой из-за поездки с матерью на ее родину, как не собираюсь расшаркиваться и упрашивать тебя — мне это не нужно. Я взрослая женщина и могу действовать по собственному разумению.
— А-а, молодая баронесса расправляет крылышки! Не хочешь ли ты сказать, что не нуждаешься в моем иждивении, поскольку сама имеешь достаточные доходы?
— Я бы такого никогда не сказала, Анри. Александру потрясло его злорадство. Анри же был взбешен неуступчивостью супруги.
— Вот и хорошо, моя дорогая. В любом случае я решил. Ты никуда не полетишь.
Она посмотрела на него с отчаянием и покачала головой. Анри не понимал, что выбрал ошибочную тактику. Ничто не могло остановить Александру. Даже муж.
Глава 26
Штат Кентукки
Вечером Джон сидел у себя, вслушивался в уханье сов, другие звуки, которых никогда прежде не слышал, и задавался вопросом, как выглядит Меган. Ему предстояло встретиться с ней на следующий день.
Спал он чутко, рано проснулся и отправился в единственный в городке ресторан, где взял на завтрак яичницу, овсянку и чашку очень скверного кофе.
Джип приехал за ним после ленча. Шестнадцатилетний беззубый водитель отвез Джона в больницу, расположенную высоко в горах, в окружении вековых сосен. Им попадались по пути лачуги местных жителей, вблизи которых носились толпы детей, босых и в лохмотьях, и своры шелудивых дворняжек, рыскающих в надежде найти какие-нибудь объедки.
Трудно было представить, что этот забытый богом поселок находился всего в нескольких часах пути от Нью-Йорка, Вашингтона или Атланты. Бедность здесь царила ужасающая. Молодые парни от тяжелой работы, плохого питания и болезней напоминали согбенных стариков. Молодые женщины не имели зубов, а их волосы были жидкими и слабыми. У детей от недостатка пищи были вздуты животы.
Джон удивлялся, как Меган может здесь работать. В больницу он заходил, готовый увидеть там все, что угодно.
Амбулатория находилась сзади здания. Приема ожидали, терпеливо сидя на скамейках, около двадцати-тридцати женщин, окруженных орущей детворой и снова беременных, причем в некоторых случаях восьмым или девятым ребенком, несмотря на молодой возраст. Зрелище было удивительное.
Прием вела симпатичная девушка с ярко-рыжими, заплетенными в косички волосами, одетая в джинсы, обутая в грубые туристические ботинки. Когда она вышла навстречу Джону из-за стола, у того не было сомнений, что это Меган — так она была похожа на Александру.
— Здравствуйте, доктор.
Меган улыбнулась и проводила его в соседний кабинет, где они могли спокойно поговорить.
Джон показал ей папку с собранными материалами, которую прежде показывал Александре, рассказал о ней, сообщил, что срок встречи — первое сентября — остается в силе.
— Вы сможете приехать? — спросил он обеспокоенно. Меган с улыбкой подтвердила. Манерой поведения она немного напоминала Ревекку.
— Смогу. Если удастся вырваться от них. Она махнула в сторону приемной.
— Это ужасное зрелище.
— Я знаю, — с серьезным видом кивнула она. — Поэтому я сюда и приехала. Им требуется помощь: продовольственная, медицинская… Учителей здесь тоже не хватает. Трудно себе представить, что у нас в стране существует такое.
Джон кивнул, соглашаясь и одновременно восхищаясь тем, что Меган старается как-то помочь этим людям.