Калгари 88. Том 2
Шрифт:
— Владислав Сергеевич, но получается же! — заныла Арина. — Давайте я попробую без удочки! Она меня сдерживает! Получится! Вот увидите!
Левковцев, иронически качая головой, отвязал Арину от лонжи и показал на лёд.
— Давай! Милости прошу!
Левковцев, конечно, никогда не дал бы согласия на тройной прыжок, да ещё не накатанный, но сейчас он видел, что до удачного исполнения осталось немного, всего чуть-чуть. Пусть прыгает, если хочет. В его карьере это был бы огромный плюс.
Без лонжи свободы было больше. И пришла уверенность, что все получится. Арина начала разбег,
— Урааа! — закричала Арина. — Ещё раз!
Получился второй раз и третий и четвертый. Арина вошла во вкус. Поймала кураж, что называется. Но Левковцев прервал победную серию, захлопав в ладоши.
— Люда! Всё! На сегодня действительно, тренировка закончена. Ты большая молодец!
Тренер приобнял Арину и ободряюще похлопал по спине.
— Всё! Сейчас действительно всё! Иди домой, отдыхай и не нагружайся мыслями.
Легко сказать «не нагружайся». Как? Если всю дорогу домой только и думала с радостью, что смогла и преодолела своё тело в очередной раз. Но, как у бывалой спортсменки, глубоко внутри сидела и тревога. Потому что по опыту знала: подобные мысли вредны и крайне опасны. Ведь на пути к победе ничего ещё не сделано, а радость присутствует. Присутствует чувство, что всё уже в кармане, всё получилось. Конечно, негативные мысли были бы ещё хуже. Но идеальным вариантом было бы вообще не думать о предстоящем старте и не нагружаться — прав Левковцев.
…А в это время, когда Арина Стольникова перебарывала себя, стараясь не думать ни о тройном лутце, ни о предстоящем старте, в просторной квартире огромного сталинского дома на проспекте Якова Свердлова царило уныние. Марина Соколовская, приехав домой на служебной «Волге» отца, медленно поднялась на второй этаж, волоча рюкзак с буржуйским Микки Маусом по ступенькам лестницы, открыла дверь большим ключом и, зайдя в просторную прихожую, опустилась на пуфик, бросив рюкзак в угол. Горькие безутешные рыдания наполнили всю квартиру и вызвали тревогу у родителей, чуть ли не бегом появившихся у сидящей дочери, плачущей, закрыв лицо руками.
— Маришка! Ну что случилось? Милая, что стряслось? — растерянно спросил Владимир Степанович, директор Уралвагонзавода, отец Соколовской.
— Малышка, кто-то обидел? Что произошло? — рядом на пуфик присела мама, Елизавета Константиновна, директор монтажного техникума.
— Ничего! Ничего не случилось! — Соколовская, сбросив на пол дублёнку, шапку, рванув с шеи дорогой мохеровый шарф, и стянув сапоги, побежала к себе в комнату, и со всей силы бухнулась на кровать, зашедшись безудержным ревом.
Отец и мать растерянные, остались стоять в прихожей, в недоумении глядя друг на друга.
— Это связано с её увлечением фигурным катанием! — предположила Елизавета Константиновна. — Когда-нибудь это может плохо кончиться. Сделай хоть что-нибудь!
— Сейчас позвоню Владимиру Ивановичу! — решительно заявил Соколовский. — Это просто возмутительно!
Скандал начинал набирать обороты…
Глава 13
Наезд от товарища Соколовского
Отец
Подойдя к импортному кнопочному телефону, висящему на стене, протянул руку и на секунду задумался, правильно ли делает, но потом отринул сомнения и решительно набрал номер директора ДЮСШОР.
— Владимир Иванович? Здравствуйте!
— Приветствую, товарищ Соколовский, — поздоровался директор. Голосок его был елейный, и Соколовскому показалось, словно в чём-то виноватый. И это ещё больше распалило отца Марины.
— Владимир Иванович, а не будете ли вы так любезны объяснить мне, почему моя дочь пришла сегодня с соревнований вся в слезах? Даже не то что в слезах, а, можно сказать, в самой настоящей истерике? Как это понимать? Я Марину к вам отправляю в надежде, что ей будет хорошо. А получается наоборот, всё плохо. Что случилось? Марина не хочет даже разговаривать с нами, закрылась у себя и непрерывно плачет!
— Сегодня у нас было соревнование по обязательным фигурам, и Марина заняла на нём второе место. Может, из-за этого расстроилась? — виновато предположил Каганцев.
— Второе место? Как это может быть? Вы же говорили, что она лучшая в городе??? Вы буквально две недели назад говорили это!
— Понимаете… В последнее время неожиданно очень большой прогресс получился у Хмельницкой, её одногруппницы. Ну вы сами войдите в моё положение, уважаемый Владимир Степаныч… Чем я могу помочь? Соревнования оценивают судьи, в том числе из Москвы. Представляете, какой шум будет, если даже немного намекнуть им о преференциях для Марины? Никто на это не пойдёт, увы. С её тренером, Левковцевым, я говорил и не один раз об особом внимании Марине. Он тоже сделал всё, что мог.
— Как вы сказали, Хмельницкая? — вдруг заинтересовался директор завода.— Кажется, мне эта фамилия знакома. Ладно, до свиданья. Разберёмся…
Директор положил трубку, вспоминая что-то. И вспомнил. Хмельницкая… Хмельницкая… Точно! Это же Даша из бухгалтерии заводоуправления. Ну как он забыл-то? Даша же говорила как-то, что её дочь тоже фигуристка.
На самом деле директор, конечно же, ничего не забыл. Просто всех заводоуправленцев он знал по именам, а не по фамилиям. И сто лет ещё не вспоминал бы фамилию Хмельницкая, если не её дочь. Но что делать-то? Поговорить с Дашей, чтобы она подействовала на дочь? Но это абсурд. Если разразится скандал… Его могут просто турнуть с работы, навесив волчий билет за превышение должностных полномочий, а то и ещё что похуже могут придумать. Десятки волков стоят ниже по карьерной лестнице и только ждут от него ошибки, чтоб настучать куда надо и смахнуть с должности… Но Марина… Нет сил смотреть на неё в таком состоянии. Надо что-то делать…