Калифорнийская славянка
Шрифт:
– Я тоже там родилась. А как звать тебя?
– На Кадьяке Манефой крестили, а здесь кличут Шака. Отец мой русский зверолов, а мать алеутка. А тебя как зовут?
– Алёна… Как же ты тут очутилась?
– Да как… Взяли меня на острове нашем морские разбойники. Похитили обманом, увезли сюда на своём корабле, а тут продали испанцам, да я сбежала… Давно это было…
– Так где же я?- повторила свой
– В Калифорнии… Слышала про страну такую?
– Конечно. Мой батюшка мореход и с Аляски не раз в эти края хаживал. Эту сторону, говорил он, ещё Новой Испанией зовут. Так?
– Вот, вот… Только испанцы здесь в своей крепости живут, а ты у здешних индейцев племени макома. Они добрые люди и ты ничего не бойся. Они и меня приютили. За свою почитают… А про тебя говорят, что ты к ним из моря вышла. Так?
– Так-то так… Меня тоже пираты на Ситхе схватили, да где-то здесь продать хотели.
– Наверное, в Сан-Франциско. Это в ста милях отсюда на берегу залива есть большая испанская миссия, куда разные корабли заходят.
– Может быть… Только на нас внезапно буря налетела, корабль пиратский разбило, а меня на какой-то доске к прибрежным камням принесло…Слава Богу. Но почему они, индейцы, когда я на берег к ним вышла, то передо мной ниц пали?
– У них недавно умер вождь. Вот по его завету и пошли старейшины с шаманом молиться своему морскому богу, чтобы тот дал им нового. А после моления в священной пещере на берегу они увидели тебя, когда ты из моря выходила. Ты им, говорят, послана самим богом океана. Вот и пали ниц перед тобой, принесли тебя на руках в хижину вождя. Видишь – ружьё его и лук со стрелами.
– А теперь что со мной будет?
– Ничего плохого. Поправишься, и тогда придут к тебе старейшины, будут говорить с тобой. А о чём – мне не ведомо. Теперь отдыхай.
– Но я не больно и устала.
– Всё равно тебе сейчас надо сил набираться. Мне же велено тебя кормить, поить и выхаживать.
– Но для чего? Я ведь тоже с той стороны прибыла, что и ты.
– Им сие не ведомо. Для старейшин макома ты явилась после их долгой молитвы морскому богу.
– Но ведь я - русская. Я – белая.
– Да, ты белая… Старики-индейцы говорят, что когда-то давно тут на берегу реки появились однажды белые люди. Откуда они пришли – никто не знает. Может их судно тоже разбилось в бурю…. Долго ли они тут жили – мне неведомо. Потом пришельцы куда-то делись. Индейцы же макома с той поры почитают белых людей почти что за богов, а место, где пришельцы жили, по сей день зовётся Долиной Белых Людей… Так что, может, они тоже были русскими, славянами.
– Я тебя Маней звать буду?
– Зови… Мне даже лучше,- кивнула Манефа, затем поднялась и направилась к выходу.- А ты, Алёна, поешь, однако… Пойду воды согрею, потом опять к тебе приду.
– Погоди, Маня… А ты никогда не пыталась отсюда уйти?
– А куда же тут уйдёшь? Разве что опять к испанцам.
– Нет… Домой на Кадьяк. Ежели в здешние порты разные суда заходят, то, стало быть, и в нашу сторону идут.
– Нет, не пыталась. Далеко отсюда те порты. Да мне и здесь хорошо. Привыкла…А ты, ужель, обратно домой собралась?
– Я только об этом всё время и думаю.
Алёна повернула голову, закрыв глаза…
Как же ей не думать о родимом доме, о батюшке с матушкой, о братце, о сестрице своей младшенькой, да о любимом своём Ванечке, с которым разлучила её судьба в самый день и час венчания в Божием храме там, на острове Ситха, у берега Аляски.
Да и как ей, родившейся от русских отца и матери, не называть своей родиной скалистые острова вдоль матёрого американского берега за тысячи миль от российских берегов.
Она часто думала о том, когда, как и почему пришли к Аляске русские люди? Почему они, в том числе и её батюшка, называют неуютную ту землю «землёй российского владения». Алёна слышала об этом, но совсем немного, а всего она не знала, да и знать не могла.
Глава четвёртая
…София-Августа- Фредерика, принцесса Ангальт-Цербстская, дочь Христиана-Августа, герцога Ангальт-Цербст-Бернбургского и Иоанны-Елизаветы, принцессы Голштейн- Этинской, а попросту российская императрица Екатерина Вторая Алексеевна проснулась в своей спальне как всегда сразу после шести часов утра. Она сама оделась, прибрала себя, сполоснула лицо холодной водой из умывальника и сама же разожгла, уложенные ещё вечером, дрова в камине.