Калиостро и египетское масонство
Шрифт:
Королева заявила, что никогда не отдавала приказаний по приобретению ожерелья, никогда не давала согласия на условия покупки и никогда не получала ожерелья.
Таким образом, очевидно, что совершено правонарушение. В чем состоит это правонарушение?
Здравый смысл и мои советчики сообщили мне, что здесь не идет речь о подлоге. Никто не пытался подделать почерк Королевы, и подпись, введшая в заблуждение Бомера и Бассанже, даже не соответствует известной подписи Королевы, которой она обычно пользуется.
Что же это такое, в таком случае? Это выдуманная подпись, призванная
Каково наказание за это правонарушение? За пятнание священного имени? Я этого не знаю и не желаю знать. Во всем этом деле я лишь ограничиваюсь просьбой судить меня самого по справедливости и простить виновных. Разве не имеет отчаявшаяся невинность права на последнее слово?
Но кто же виноват?
Знал ли кардинал де Роан о том, что подпись – фальшивая? Знал ли он, что Королева не отдавала приказаний о приобретении ожерелья? Знал ли он, что ожерелье так и не будет доставлено Королеве? Был ли он сам обманщиком по неведению, пусть даже пал первой жертвой этого обмана? Верил ли он, обязан ли он был верить в то, что выбран переговорщиком в деле, угодном Королеве, и что Ее Величество желало окутать его пеленой тайны, по крайней мере, на некоторое время?
Будучи вовлечен, сам не зная как и почему, в игру столь высоких интересов, я не стану отрицать в таком случае, что зовусь другом людей, которые назвали меня так в другое время и, вероятно, заслуженно. Тем не менее, я стану защищаться и отстаивать свою невиновность, не занимая ничьей стороны. Оклеветанный самым странным образом женщиной, которой я никогда не делал ничего плохого, я со всею искренностью желаю ей отстоять свою честь. Я буду счастлив, если Правосудие не найдет в этом деле виновных и никого не покарает.
Г-н кардинал де Роан заявил, что пал жертвой обмана со стороны графини де ла Мотт. Последняя, еще до издания приказа, поторопилась издать свой мемуар, в котором возвела на меня обвинение в подлоге, колдовстве и воровстве, и в особенности в осуществлении всего этого дела с целью разрушить репутацию кардинала де Роана и завладеть ожерельем, хранение которого мне якобы доверили, с целью еще более прирастить свои и так якобы неслыханные богатства.
Таковы, в общих словах, обвинения, отраженные в отчете Прокурора, который приказал отправить меня и мою жену в заключение в Бастилию. Она впоследствии повторила их еще раз в мемуаре, сочиненном на досуге и отпечатанном со включением многих отвратительных подробностей, вследствие которого в отношении меня и было вынесено постановление о положении prise de corps.
Поскольку теперь я обязан это сделать, я отвечу на эти обвинения, которыми я в иных обстоятельствах просто пренебрег бы с презрением.
Но сначала я хотел бы рассказать о себе, какой я есть в действительности. Настало время людям узнать, кто такой по-настоящему граф де Калиостро, о котором ходит столько невообразимых историй. Пока мне дозволялось жить как простому незаметному человеку, я отказывался удовлетворить любопытство по отношению ко мне со стороны общества. Ныне, когда я в цепях и когда закон требует у меня отчета о моих действиях, я расскажу, честно и откровенно, все, что сам знаю о себе. Возможно, история моей жизни станет не последним по важности доводом в моей защите.
Исповедь графа де Калиостро
Мне не известны ни место моего рождения, ни личность породивших меня людей. Различные обстоятельства жизни моей вызвали у меня сомнения и подозрения, которыми я могу поделиться с читателями. Но повторяю, все мои изыскания в этой области привели лишь – и это правда – к многообещающим, но довольно общим представлениям относительно обстоятельств моего рождения.
Первую часть своего детства я провел в городе Медине, что в Аравии. Обучение я проходил там под именем Ахарата, и это же имя я носил в годы странствий по Азии и Африке. Жил я во дворце у Муфтия Салахаима.
Я отлично помню, что вокруг меня было четверо людей: учитель лет 55—60 по имени Альтотас и трое служителей – один белый, состоявший при мне чем-то вроде лакея, и двое черных, из которых один непременно сопровождал меня и находился при мне днем и ночью.
Учитель мой рассказывал мне, что в три месяца я остался сиротой, что родители мои были высокородными христианами, однако при этом он не раскрывал мне ни их имена, ни место моего рождения. Случайно подслушанные обрывки речей позволили мне предположить, что местом моего рождения была Мальта, но мне так и не удалось подтвердить или опровергнуть это.
Альтотас, чье имя и сейчас я не могу произносить без самых теплых чувств, заботился обо мне и обучал меня как родной отец. Ему доставляло радость развивать во мне склонность к изучению наук, к которым я изъявил тяготение. Могу сказать, что он владел ими всеми, от самых умозрительных до навыков нанесения рисунков на ткани. Ботаника, физика и медицина удавались мне лучше всего, и я более всего в них преуспел.
Он же обучил меня любить Господа и почитать Его, возлюбить ближнего своего и служить ему, почитать религию и законы, где бы ни пришлось жить.
Как и он, я одевался на магометанский манер, но в сердцах у нас была истинная вера, хотя на людях мы и вели себя по-магометански.
Ко мне часто приходил повидаться Муфтий; он был добр ко мне и явно с огромным уважением относился к моему наставнику.
Последний также обучил меня большинству языков Востока. Он часто разговаривал со мной о Египетских Пирамидах и об их необъятных подземных палатах, вырытых древними египтянами, дабы сохранить от разграбления драгоценные сокровища человеческого знания.
Когда мне исполнился двенадцатый год, мною овладело желание странствовать и самому увидеть все те чудеса, о которых он рассказывал мне, и желание это обрело такую силу, что Медина и все занятия детства моего утратили былое очарование в моих глазах.
Однажды Альтотас сказал мне, что мы наконец покидаем Медину и отправляемся в путешествие. Он приказал приготовить караван, и мы отбыли, испросив разрешения у Муфтия, который изволил выразить сожаление о нашем отбытии самым любезным образом.