Калки
Шрифт:
— В чем это сказывается?
— В интеллектуальном коэффициенте. В способностях к науке. Джайлс… доктор Лоуэлл говорит, что он уникум.
— Они все еще видятся?
Эстелла посмотрела мне прямо в глаза, как обычно делают лжецы.
— Никогда. Это невозможно. Джимми не был дома несколько лет. А Джайлс никогда не уезжает из города.
— Кажется, вы недавно сказали, что его нет в Новом Орлеане.
— Его нет в квартире. Он вернется позже. Я скажу ему, что вы остановились в отеле «Лафит».
На Дофин-стрит нас остановила вторая группа калкитов и учтиво спросила, не хотим ли мы зайти в их ашрам. Гуру расскажет нам о разных эпохах развития человечества, которые привели к веку Кали, нашему веку, последнему веку. Кроме того, нас научат медитировать, быть и не быть, очищаться для того, чтобы проникнуть в более высокую сферу. Когда мы ускользнули от ребятишек, они помахали нам вслед. Они были очень милые.
— Не понимаю, почему людей так влечет к Калки. — Я действительно этого не понимала. Вернее, понимала, но не совсем. — Он не обещает им ничего, кроме Конца. А это не такое уж приятное обещание.
— Может быть, людей тошнит от этой жизни так же, как тошнит меня! — неожиданно резко ответила Эстелла.
— Но ведь всегда есть надежда…
Мою фразу, полную розового оптимизма в стиле незабвенной Полианны [21] , оборвали на полуслове.
— Дерьмо, — сказала Эстелла. Мы стояли у дверей магазина. — Спасибо за ленч. Кланяйтесь Джимми. Я передам доктору Лоуэллу, что вы хотите увидеться с ним. — Она вошла внутрь.
Я вернулась в гостиницу донельзя довольная собой. Чаще всего журналисты лишь переписывают то, что и без того известно. Но я сумела раздобыть действительно нечто новое, а именно факты. Прибыв в Новый Орлеан, я сумела познакомиться с никому не известной первой женой Калки. А при известной доле везения смогу встретиться с его старым учителем Джайлсом Лоуэллом.
21
Героиня одноименной повести английской писательницы Э. Портер, синоним неисправимого оптимиста, смотрящего на мир сквозь розовые очки.
Почему этого не сделал никто другой? Я пыталась найти разумные причины своей удачи, отметая все темные подозрения. Во-первых, Калки был сенсацией меньше года… года, в течение которого он сражался за информационное пространство с такими животрепещущими темами, как энергетический кризис, засуха, застой, безработица, преподобный Сан Мун и слепота вашингтонской администрации. Он сумел набрать инерцию только в последние две недели. Юные калкиты на улицах (сколько их, тысячи?) и громадные афиши сделали Калки мировой знаменитостью. Однако из всех журналистов мира только я была знакома с обеими его женами, только я одна…
Внезапно на меня вновь накатил приступ паранойи. Калки нарочно облегчил мне задачу. Он велел Эстелле поговорить со мной. Хотел, чтобы я записала ее версию жизни Джимми Келли. Меня водят за нос. Сначала Эстелла (или женщина, представившаяся ею), а затем этот таинственный Совершенный Мастер. Меня проверяют. Но зачем? С какой целью?
3
Когда я увидела сидевшего в вестибюле Джейсона Макклауда, мне на один ужасный миг показалось, что он и есть Совершенный Мастер, притворяющийся нарком. Но он оказался обычным нарком, причем очень нервным. Макклауд встал. Я сказала:
— Привет. — Портье передал мне телефонограмму. Я должна была позвонить Брюсу Сейперстину в Нью-Йорк. Домой.
— Я хотел увидеться с вами. — На сей раз Макклауд был без «дипломата». Я сказала, что встречусь с ним в гостиничном баре. А потом позвонила Брюсу.
— Привет, Тедди! — Брюс был под кайфом. Я сразу представила себе его блестящий розовый нос.
— Я была в магазине, торгующем птицами и рыбами. Все еще пытаюсь взять интервью у доктора Лоуэлла. Познакомилась с первой женой Калки.
— Здорово! Как только услышишь гудок, начинай диктовать. — Я услышала гудок и начала рассказ. Когда я закончила, снова заговорил Брюс. — Отличный материал. Не знаю, как мы умудрились прохлопать его первую жену. Видно, паршивые у нас репортеры. Ладно, этого сырья хватит на несколько статей. Связь с наркотиками становится все яснее.
— Но как вы сможете это использовать?
— Морган пытается договориться с полицией. За «Калки Энтерпрайсиз» стоят большие деньги. А за нами правительство — правда, тайно. Но все равно это сложно.
— Моргана не тревожит, что я служу у Калки личным пилотом? — Когда сомневаешься, говори правду. Я написала Моргану письмо, где изложила все как есть. До сих пор ответа не было.
— Нет. Он считает, что это отличная идея. Мы собираемся подать следующую статью как интервью с великим личным пилотом Калки. Опубликуем твой роскошный портрет, со знаменитыми «буферами»…
— Иди к черту, Брюс. Я — женщина в разводе.
Брюс пьяно хихикнул. Я положила трубку.
Макклауд сидел в темном углу бара, рядом с чернокожим барменом, который по замыслу должен был напоминать довоенного дворецкого. Я решила рискнуть и выпить еще один «Сазерак». Макклауд же глушил бурбон за бурбоном. Он говорил шепотом, хотя в баре мы были одни.
— Миссис Оттингер, я думаю, вы должны кое-что объяснить Бюро по борьбе с наркотиками.
Он пер напролом, как атомный ледокол.
— Что именно?
— Как вы оказались в магазине «Новоорлеанской компании тропических птиц и рыб»?
— Хотела присмотреть аквариум.
— Я не шучу, миссис Оттингер.
— В самом деле? — нахально ответила я. — А что вы сами там делали?
— Выполнял свою работу.
— Какую?
— Выслеживал торговцев наркотиками.
— Что было в «дипломате», который вы несли? Наркотики или откупные?
Макклауд бросил на меня взгляд, не лишенный вейсианской желчи.
— Я могу вас арестовать. Прямо сейчас.
— По какому обвинению?
— В обладании кокаином. В вашей сумочке. Три унции.
Я прижала сумку к груди.
— В ней нет никакого кокаина!
— Если я говорю, что там есть кокаин, — с придыханием произнес Макклауд, — значит, он там есть. И вы отправитесь в тюрьму. Мое слово против вашего.
Я слегка встревожилась. Хватать невиновных было излюбленным приемом многочисленных американских тайных и открытых полицейских служб. Например, в Лос-Анджелесе было принято совать в карман окурок сигареты с марихуаной. Если кто-то им не нравился, окурок могли подкинуть в дом или машину жертвы. Потом подходил полицейский и говорил: «Ага, попался?» После чего невинного человека бросали за решетку. Где он обычно и оставался, потому что ни один судья не позволял себе усомниться в показаниях полицейского. В конце концов, судье тоже можно было устроить веселую жизнь. Лос-анджелесская полиция умела делать это не хуже, чем любая другая.