Калки
Шрифт:
— Калки мог сказать обо всем раньше. Женщины обычно быстро понимают намеки.
— Что он мог ей сказать, если и сам не знал? Когда он осознал себя Калки, вечной супругой которого является Лакшми, то сообщил об этом. Кроме того, он попросил меня подыскать ей работу, и я с удовольствием сделал это. Когда я говорю, что после открытия магазина мы с Эстеллой стали очень близки, речь идет не об интимной близости.
— Женщинам, — от души сказала я, — паршиво живется в этом мире.
— Тогда радуйтесь, что ему приходит конец.
— Вы могли бы по крайней мере жениться на Эстелле.
— Слишком поздно. Конец…
— Ну да, ну да. Но почему вы не сделали этого десять лет назад? Она была бы рада. — Я продолжала битву за женскую солидарность.
Лоуэлл потерял свою обычную учтивость.
— Эстелла — католичка. Я — нет. Кроме того, я подвергся вазэктомии [24] и не могу иметь детей. Какой в этом смысл?
— Если вы этого не видите, объяснять без толку. Все мужчины — дерьмо. Дайте мне зеркало.
24
Операция иссечения семявыносящего протока, вызывающая стерилизацию.
Лоуэлл протянул мне ручное зеркало. Зрелище было душераздирающее.
— Я выгляжу, как смерть. Где здесь ближайший салон Элизабет Арден [25] ?
— Вы были при смерти, Тедди. Не будь вы Совершенным Мастером, вас уже не было на свете.
— Если бы вы не опоили меня наркотиком, я бы не заболела.
— Я клянусь, что это никак не связано между собой. — Лоуэлл очень хотел, чтобы я ему поверила, но я не позволила себя обмануть. Меня заразили с какой-то неясной целью.
25
Сеть салонов красоты, распространенная по всей Америке.
По столь же неясной причине меня воскресили. Внезапно я ощутила не то прилив бодрости, не то прилив крови. Введенное им снадобье действовало с умопомрачительной быстротой. Вскоре я почувствовала, что полна сил.
— Я все еще не понимаю, каким образом оказалась Совершенным Мастером.
Теперь Лоуэлл пожал плечами, сделав это типично по-вейсиански. Обостренное мелодраматическое чувство помогало доктору Джайлсу Лоуэллу чувствовать себя в стране Г. В. Вейса своим человеком.
— Я тоже не понимаю. Калки догадался об этом, читая вашу книгу, чего я, увы, до сих пор сделать не удосужился. Впрочем, теперь я точно знаю, что вы — одна из пяти Совершенных Мастеров. Не спрашивайте откуда. Просто знаю, и все. Ваше путешествие в Новый Орлеан доказало, что Калки был прав. Выходит, мы с вами и Джеральдина были выбраны с самого начала, чтобы руководить Концом Света. Так что выбора у нас нет. Как ни странно, изо всех нас свободой действий обладает только Калки. Конечно, он бог, но у него тоже есть свои обязанности. Нравится ему или нет, он должен разорвать этот бесконечный цикл рождения, смерти и возрождения. Как Вишну, он является творцом Вселенной. Будучи Калки, он является Вишну, временно заключенным в человеческом теле. Легенда об Иисусе — всего лишь вариант легенды о Калки.
Я замахала руками, пытаясь усилить кровообращение и прийти в себя. При этом левый рукав черной шелковой ночной рубашки спустился к плечу и обнажил черно-багровый синяк на локтевом сгибе.
— Что это?
— Один из многих уколов. Первый я сделал вам в самолете, когда вы начали приходить в себя. Помните?
Я пришла в ужас.
— В каком самолете?
— В том, который доставил вас из Нового Орлеана в Вашингтон. Частном самолете, принадлежащем «Калки Энтерпрайсиз». К тому времени вы были серьезно больны. Температура повысилась до сорока. И дыхание затруднилось…
Я снова ощутила нереальность происходящего.
— Сколько времени я пробыла здесь?
— Шесть дней.
— О боже! Мне надо встать! Я должна поговорить с Морганом Дэвисом!
— Всему свое время. В данный момент вам предстоит разговор с куда более важным человеком, чем мистер Дэвис. Я договорился, что завтра утром вы завтракаете с сенатором Джонсоном Уайтом в ресторане гостиницы «Мэйфлауэр». Я уже разговаривал с мистером Дэвисом. Когда я сказал ему, что вы собираетесь взять интервью у Уайта, он просто затрясся. Потому что все это связано с Калки и вашими статьями для «Сан».
— Вы слишком много берете на себя, Лоуэлл.
— Джайлс.
— Джайлс. Где мой багаж?
— Все здесь. — Лоуэлл поднялся на ноги. — Если вам что-то понадобится, дайте мне знать. Или скажите сиделке…
Даже сейчас, сидя в кабинете Белого дома, я все еще с трудом складываю кусочки головоломки.
Цитата из Жюля Ренара: «Когда я замечаю что-то смешное, то даю себе в этом отчет намного позже. Я не наблюдаю за настоящим моментом. Лишь позже я осмысливаю каждую деталь своей жизни». Именно это я и делаю сейчас. Запечатлеваю прошлую жизнь. Но должна признаться: многое из того, что я видела в Вашингтоне, а позже в Нью-Йорке, казалось мне сюрреалистическим. Впрочем, так и должно было быть. «Нама Шивайя». Переведу позже.
2
Когда на следующее утро я шла по Висконсин-авеню, мне и в голову не приходило, что через год я буду работать в Белом доме и… Но нет. Это как раз тот намек на будущие события, которых меня просили всячески избегать. Буду излагать только факты и придерживаться случившегося. Моим образцом для подражания станет Жюль Ренар — человек, не признававший ни метафор, ни вейсианизма. «Романтик, — писал Ренар, — смотрит в большое зеркало и верит, что перед ним море. Реалист смотрит на море и верит, что перед ним зеркало. И лишь человек прямой и честный, стоя перед зеркалом, говорит: „Это зеркало!“, а стоя на берегу моря, заявляет: „Это море!“»
В Вашингтоне я столкнулась с сенатором Соединенных Штатов, который хотел стать следующим кандидатом в президенты от республиканской партии. Вот это прямо и честно.
Дабы не отклоняться от этой линии, скажу сразу, что я всегда терпеть не могла политиков. Они тратят слишком много времени на ток-шоу, избегая важных тем и говоря о том, что имеет значение лишь в уютных стенах клуба какого-нибудь заштатного городка. Я стала известной потому, что действительно сделала кое-что полезное. Я была летчицей, ставила рекорды, рисковала жизнью, испытывая самолеты. Но ни один политик, начиная с президента, за всю свою жизнь не сделал ничего реального. «Это паразиты», — думала я про себя, видя, как они натужно улыбаются перед камерой.
Сенатор Уайт уже сидел в отдельном кабинете ресторана гостиницы «Мэйфлауэр». Он был один. Позже мне сообщили, что я удостоилась большой чести. Обычно сенаторы (а тем более те, кто метит в президенты) бывали окружены не только людьми, которые чего-то хотели от правительства, но и членами собственного штаба, всеми правдами и неправдами стремившимися к тому, чтобы имя их босса непременно попало в газеты или прозвучало с экрана телевизора. Учитывая, что ни один сенатор никогда не сделал ничего стоящего, все это смахивает на сплошное мошенничество. Как бы там ни было, а соревнование между примерно сотней сенаторов шло отчаянное. Чтобы выжить, каждый государственный муж был обязан по крайней мере раз в год на тридцать-сорок секунд показаться в первом, шестичасовом выпуске вечерних новостей, сидя лицом к лицу (а еще лучше бок о бок) с Уолтером Кронкайтом, самым уважаемым человеком в стране, потому что тот пять вечеров в неделю лично читал семиминутную сводку новостей.