Калки
Шрифт:
Мы немного посмеялись над этим. Ни над чем другим смеяться не приходилось.
— Бог должен уметь ездить на лошади и вообще уметь делать все, что ему понадобится.
— Но в данный момент бог представляет собой нечто составное. Я ношу облик Дж. Дж. Келли. Я ограничен его телом. Кстати, как оно тебе?
— Понравилось, — искренне ответила я.
— А его телу понравилось твое. — Калки улыбнулся. — Но он не сказал бы этого ни одной женщине.
По дороге в ашрам мы вернулись к своим прежним ролям интервьюера и скрытной знаменитости. Я спросила его о докторе Ашоке.
— У доктора Ашока много ролей. И он играет их с увлечением.
— Он из ЦРУ?
— Если он играет эту роль. — Это не было ответом.
— А Джейсон Макклауд?
— Нарк. — А это уже ответ.
— Ты имеешь дело с наркотиками?
— А что будет, если я скажу «да»?
— Не знаю. Ты можешь доверять мне. Особенно сейчас, когда я служу тебе.
— Но ты еще работаешь на Моргана Дэвиса и «Нейшнл сан».
— Я знаю, когда ты собираешься покончить с миром. Третьего апреля.
Калки это не понравилось.
— Лакшми сказала?
— Она хотела повлиять на меня. Показать, как мало осталось времени.
— Ты опубликуешь эту дату?
— Нет. А ты расскажешь мне про торговлю наркотиками?
— Нет. Есть более важные вещи, которые тебе следует знать.
— Например?
— Лети в Новый Орлеан. Там ты встретишь одного из Пяти Совершенных Мастеров.
— Как?
— Он найдет тебя. Не волнуйся. Принимай вещи такими, какие они есть.
Вот и все. Интерлюдия под названием «Катманду» закончилась. Я спустилась с гор. Разлюбила Лакшми и Джеральдину. Перестала рыдать по ночам. Выкинула валиум. Да, на какое-то время я позволила себе распуститься. Но когда «Боинг-747» приземлился в Лос-Анджелесе, я снова стала собой.
Калки не был богом. Я была в этом уверена. Кроме того, я была уверена, что он занимается торговлей наркотиками. Мне предстояло обнаружить связь между наркосиндикатом и новой религией. Было ясно, что такая связь есть. Я не верила, что третьего апреля Калки покончит с человеческой расой, как бы желательно это ни было.
Во что же я беспечно верила в прошлом марте? Я думала, что Калки не в себе. Но в то же время верила, что он действительно считает, будто он способен сделать то, о чем говорит.
Странно одно: даже самое тщательное мытье не мешало мне ощущать запах его светлой кожи, исходивший от моего тела. Он сохранялся целую неделю. Стигматы? Я надеялась, что Арлен этого не заметит.
4
1
В день моего возвращения из Азии мы с Арлен два часа занимались любовью. Я снова стала собой, хоть и слегка пошатывалась из-за разницы во времени. Я спустилась с гор.
Я никогда не понимала, почему мы с Арлен составили «дуэт», как выражались ведущие колонок сплетен. Арлен не интересовалась авиацией. Я не любила шоу-бизнес. Арлен за всю жизнь не прочитала ни одной книги, а я читала и читаю. По возрасту она годилась мне в матери. Что ж, на некоторые вопросы можно ответить, как только они отзвучали. Моя христианско-сайентологическая мать была чудовищем. Приведу строчку из своего бортового журнала. Это цитата из «Рыжика» Жюля Ренара: «Нет ничего тяжелее, чем смотреть в лицо матери, которую ты не любишь, а только жалеешь». Но я жалела не мать, а себя, ее единственного ребенка. Я сбежала в книги, полеты, технику, французскую литературу. Я не шла, а… неслась в школу. Делала все, чтобы уйти из дома.
В один прекрасный день, когда мне исполнилось двадцать пять лет, миссис Гехт тщательно убрала квартиру с двумя спальнями в Санта-Ане, купленную после смерти моего отца. Потом налила чашку чая и села в кресло напротив сломанного телевизора. С минуты на минуту должен был прийти мастер. За эту минуту она разложила на коленях газету, надела на голову целлофановый пакет и задохнулась.
Телевизионный мастер запоздал и обнаружил миссис Гехт только вечером. Заголовок газеты, лежавшей на ее коленях, гласил: «ТЕДДИ ОТТИНГЕР ВЫИГРЫВАЕТ МЕЖДУНАРОДНУЮ ПРЕМИЮ ХАРМОНА». Я убила ее. Ее убил мой успех. Сомневаться не приходится, она была ревнивой женщиной. Однажды во время бриджа она пыталась задушить своего партнера. У нее почти не было подруг.
Вскоре после смерти моей матери (в которую она не верила, а я верила) меня стало тянуть к немолодым женщинам. Эрл-младший ни о чем не догадывался. Впрочем, как и я сама. Я долго не понимала, почему мне так нравится бывать в компании Хильды Барфилд или Рене Дюбилье. Именно Хильда в конце концов соблазнила меня. Я никогда не жалела об этом. После выхода в свет книги «За гранью материнства» мы с Арлен жили вместе открыто. «Суррогатная» мать? А почему бы и нет? В конце концов, это именно она оплачивала счета.
— Надеюсь, ты сказала Майку Уоллесу, что я считаю его душкой. — Арлен сморщила нос, как когда изображала недовольство в своем знаменитом рекламном клипе с пылесосом до того, как ей приносили кофе «Джедда». Как ни странно, ее манера разговаривать никогда не выводила меня из себя.
— Я вообще не разговаривала с ним. Шоу уже показывали или нет?
— Ты же знаешь, мой ангел, я никогда не слежу за этим.
Я до сих пор не могу разложить по полочкам события прошлого марта. Лучше всего я помню ощущение постоянного страха. Мне регулярно снился один и тот же кошмар, чего не было ни до, ни после. Я стою в боковой театральной кулисе. Играю главную роль. Занавес поднят. Я жду своего выхода. И внезапно понимаю, что не знаю, о чем пьеса. Я не выучила свою роль. Пытаюсь ускользнуть. Но помощник режиссера возвращает меня. Выталкивает меня на сцену. Меня слепят огни рампы. Оглушают аплодисменты. А потом актер заканчивает свой монолог. Оборачивается ко мне и ждет. Моя реплика. Я пытаюсь говорить, но не могу выдавить ни звука. Молчание. Я вижу публику по другую сторону рампы. Она следит за мной и ждет. Молчание продолжается, и первыми нарушают его зрители. Они шепчутся друг с другом. Потом начинают злиться. А затем я просыпаюсь в холодном поту. До сих пор я ни разу не выступала на сцене. Должно быть, каким-то таинственным образом Арлен и ее друзья-актеры передали мне собственные страхи. На свете много заразных болезней; почему кошмарам тоже не быть заразными? События прошлого марта казались мне кусочками головоломки, которые я не могла сложить вместе, или пьесой с не разученными мною диалогами.
Я не видела ни Эрла-младшего, ни детей. Но несколько раз говорила со своей худшей половиной по телефону. Обычно беседа проходила так:
— Ты уже вернулась, Тедди. — Эрл-младший укорял меня. Подчеркивая слово «вернулась».
— Как дети?
— А разве тебя это интересует? — Эрл-младший дышал чаще, чем обычно. Дело объяснялось просто: я снова опаздывала с алиментами.
— Конечно, интересует.
— Ты не хочешь спросить о Ленор и операции?
— Как она себя чувствует?
— Ей удалили правую грудь. А потом пришлось сделать вторую операцию и удалить все лимфатические узлы на правой руке. Три из них оказались злокачественными. Сейчас Ленор у меня. Живет в бывшей твоей комнате и проходит курс химиотерапии в больнице. Тедди, у нее выпали все волосы, ее прекрасные пышные волосы. — Если бы Мать-Природа замыслила классическую пару, состоящую из старой педерастической ведьмы и педераста-сына, то это были бы Ленор и Эрл-младший. Но Мать-Природа славится своим юмором. Эрл-младший был отъявленным гетеросексуалистом, а у Ленор не было времени на педерастию.