Каллиграфия
Шрифт:
— Совсем, бедняга, из ума выжил, — пренебрежительно заметил Франческо, когда фейерверк наконец погас. — Как такому управление Академией доверить? — и, недолго думая: — Нам нужен новый директор!
— Эка прыть, а! — рассмеялся кто-то из галерки. Росси вздрогнул и почти машинально задрал голову. На дереве, как ни в чем не бывало, сидела Кианг и, болтая ногами, покатывалась со смеху. — Ловко вы их всех отутюжили! — сказала она, поведя рукою в воздухе. — Повеселили меня на славу!
Франческо бы ей ответил, уж он-то за словом в карман не полезет. Но появление двух прекрасных дев, словно сошедших с вершины Олимпа, лишило его дара речи.
— Ого! — только
— Джулия, Аризу Кей! Вас не узнать! — Разрумянившаяся и вспотевшая Джейн шагнула им навстречу. Ее правая щека была ободрана, из губы сочилась кровь, однако это лишь делало ей честь, и Франческо, который уже обрел способность соображать, поинтересовался, не пересекается ли ее род со славным родом Жанны д’Арк.
Кианг вновь дала о себе знать, но на сей раз громким фырканьем.
— Вместо того чтобы рассусоливать, лучше б делом занялись! — надменно сказала она.
— А ты сама слезай, — предложил Кимура, который стоял, прислонившись к дереву, и придирчиво осматривал дыру на своем плаще. — Зрители пусть тоже подключаются. На казнь не поглядели, так хоть первую медицинскую помощь научатся оказывать. Вон сколько тел на поле сражения!
— Точно! А то разважничалась, понимаешь! — поддакнул Франческо и, чтобы как-то ускорить процесс, потянул китаянку за штанину.
— Эй! Эй-эй, ты чего творишь! — заверещала Кианг и скатилась кубарем прямиком к ногам хранительницы.
— С-скажите, а как у вас получается так лихо управлять собственной энергией? — с запинкой спросила она, вглядевшись в ее озаренное лицо.
— Помни, что ты один из многих, и ты станешь одним из лучших, — загадочно молвила та, и у Кианг вдруг проснулась совесть. Вылезла из запыленного закутка, потянулась — и понукать! Минуту спустя никто уже не мог отозваться о китаянке как о бездельнице и лежебоке — так резво она побежала за носилками, так организованно распределила обязанности. Одно слово — загляденье! Через час парк был приведен в полный порядок, вычищен и вылизан. Ровно подстриженные кустики, ухоженные деревца — Хранительница тоже сложа руки не сидела. Сатурниона Деви на время поместили в изоляционную камеру — что-то уж очень он разошелся, развопился. А палача разжаловали и велели ему, пока суд да дело, подготовить сцену для торжественного момента, когда будет объявлено о новом директоре Академии. Острая до невозможности, добросовестно заточенная турецкая сабля нашла свой приют в музее общежития, который до сего дня особой популярностью не пользовался. Теперь же туда студенты просто валом валили — на саблю поглазеть да с нею рядом, по возможности, запечатлеться. Роза со своим скромным карандашом была там просто нарасхват.
Грех не упомянуть об Аннет. Случившееся повергло ее в столь сильное смятение и столь разбередило душу, что поначалу она даже готова была свести счеты с жизнью. Как?! Ее враги не пострадали?! Главного управителя запрятали в камеру для буйнопомешанных?! Запершись в своей душной комнатке, она начала с того, что стала биться головой о стену, изрыгая хулу и проклятия. На долю Кристиана проклятий досталось с ушат и еще ведро. Потом, поутихнув, подползла на четвереньках к батарее и осторожно выглянула из окна, откуда, как на ладони, виднелся парк: лужайки с фонтанами, аккуратные дорожки, беседка с четырьмя арками и круглый постамент, куда Деви частенько забирался для произнесения своих пространных и запутанных речей. Деви… Аннет вспомнила, как однажды встретила этого чудаковатого старика в шлафроке и ночном колпаке посреди парка, как он бормотал что-то о сверчках, которые мешают спать, и грозился, что уволит их всех до единого. Неужто он пал жертвой ее обмана, ее клеветы? Неужто план ее дал течь? «Поразмысли-ка, — сказала она себе. — Кимура празднует победу, а Деви вот-вот поставят на учет к психиатру. Венто ликует, а ты… Ты исходишь желчью. Так кто же в выигрыше?»
Она еще раз обвела глазами идиллическую картину и внезапно ахнула, чуть подавшись назад: прямо на нее, на нее одну устремлен был ясный, пронзительный взгляд Аризу Кей. Цепкий и притягательный, как россыпи звезд в теплую летнюю ночь… Поглощенные разговором Кристиан и Джулия, рьяно спорящие о чем-то Франческо и Джейн, хозяйничающая Кианг да палач с метлой — всё померкло перед нею, смазалось, точно сюжет на холсте экспрессиониста. Существовал для нее только этот гипнотический взгляд.
«Отчего же, милая, изводить себя понапрасну? — прозвучал у нее в голове тихий голос. — Не нужна ведь тебе его смерть. Ты скорей неуемной злостью загонишь с-е-б-я в могилу! Зависть гложет? Но зависть — язва. А ведь ты могла всё это время пить из полного кубка жизни!»
К лицу прихлынула кровь, и Аннет разразилась слезами. Мало того, что ее усилия пошли насмарку, так еще и столько счастливых дней непоправимо загублено! Дней, которые могли бы быть счастливыми. Целительные и освежающие слезы — редкое явление для Аннет, которая ожесточилась не без участия темных сил. Но вот колдовство аргентинского шамана пошло на убыль, истончилось, прохудилось, как изношенная одежда, и с судорожным предсмертным хрипом вылетело за пределы обессиленного организма. Шаман, который в этот момент пожевывал куриную ножку у очага своей хижины, ощутил отток энергии, забеспокоился и заварил себе трав.
А Аннет, полежав немного на полу под окном, — после такого стресса отлежаться никогда нелишне — вернулась к действительности, которая вдруг показалась ей радужной и весьма многообещающей. Она открыла левый глаз — и подивилась голубому небу, открыла правый — и испытала восторг оттого, что находится в столь дивно обустроенной, опрятной комнате.
«Ну, всё, — решила она, едва сдерживаясь, чтобы не запеть от радости, — пускай другие, если им хочется, тратят время на зависть и месть. А у меня времени не так уж и много. Оставим его для созидающих чувств».
Чтобы назначить директора, у которого и винтики в голове на месте, и характер предприимчивый, мало ограничиться собственным мнением. Нужно созывать совет, устраивать демократические выборы, заниматься подсчетом голосов. На новую должность претенденты объявились не сразу. Двое, правда, вскользь признались, что не прочь ввести в местную систему образования кое-какие реформы. Признались — и прикусили язык, но было уже поздно — их вписали в бюллетени. А третьего пришлось вытаскивать из Гватемалы и чуть ли не за шиворот. Этот третий страшно не желал известности, а потому на уговоры поддавался с трудом. Но всё-таки поддался и предстал перед избирательной комиссией, нервно теребя свой клетчатый шарф.
— До-не-ро? — по слогам прочитал представитель совета. — А как будет ваше полное имя?
— Полное имя? — обидчиво переспросил географ. — Мне и этого вполне достаточно. И вообще, я на директорский трон не напрашивался!
— Не трон, а всего лишь кресло, — уточнил председатель.
— Трон, кресло… Невелика разница! — раздраженно припечатал Донеро. — Меня в Гватемале друзья ждут, а на следующей неделе — в Индии. А потом — в Китае и Шри-Ланке. Некогда мне тут с вами лясы точить!
— А можно о ваших друзьях поподробнее?